– Даже если бы мы на него заявили, это бы ни к чему не привело. Ларош бы все отрицал, а в округе его уважают – столько семей работает у него на виноградниках! Проще вычеркнуть его из памяти и из своей жизни, – сказала Элизабет.
– Ты не сможешь!
– Уверена, что смогу, Ричард. Доктор осмотрел меня, и я не беременна. Для меня это – ни с чем не сравнимое облегчение. Словно гора с плеч упала. Теперь я могу подумать о будущем, о нашем с тобой будущем.
– Но ведь ты же могла умереть, и тогда не было бы никакого будущего, причем для нас обоих! – произнес он не без горечи. – Долгие годы я бы терзался вопросом, почему ты это сделала. Да что там, я уже чувствовал себя виноватым во всем, упрекал себя, что дурно с тобой обращался, хотя теперь знаю, кто настоящий виновник!
Элизабет печально посмотрела на жениха:
– Ричард, пожалуйста, послушай меня! Я сожалею о своем поступке. Слава Господу, меня спасли, и я безмерно благодарна этому юноше, который вытащил меня из реки. Это знак судьбы, я уверена.
Она умолкла, с грустью глядя на ожесточившееся лицо суженого, который, похоже, с трудом сдерживал гнев.
– Сегодня утром у меня совсем опустились руки, – продолжала молодая женщина. – Для себя я решила: все расскажу тебе до свадьбы, но никак не получалось. Я выбежала из дома и, как только увидела Сену, уже будучи на мосту Пон-Неф, подумала: может, покончить со всем этим прямо сейчас?
– Что ж, этому я могу поверить, – вздохнул Ричард. – Это намного проще, чем открыться своему будущему мужу, идиоту, который скрипя зубами сносил твои отказы, уважительно относился к этому. Я убеждал себя, что причина этого твое целомудрие, ведь Бонни и твой дядя Жан живут с нами. Ан нет, ты скрывала от меня эту мерзость! Может, и замуж за меня вышла бы, так ничего и не сказав? Прости, но мне надо пройтись, подышать воздухом!
Он встал, сжав кулаки. Быстрым движением откинул занавеску и ушел.
– Ричард! – тихо позвала Элизабет. – Вернись!
Она ждала его возращения пару мгновений, а потом в отчаянии закрыла глаза. В таком состоянии ее и увидела Бонни минут через десять – тоненькая фигурка на кровати, волосы растрепаны, глаза закрыты.
– Милая моя девочка! – вскричала гувернантка.
Знакомый голос, проникнутый почти материнской нежностью, вырвал молодую женщину из дремы. Она протянула посетительнице руку:
– Бонни, наконец ты пришла!
То был настоящий крик души. Едва не плача, Бонни присела у изголовья кровати – как много лет тому назад, одним осенним вечером в Нью-Йорке.
Нью-Йорк, Дакота-билдинг, в тот же день
Стоя у широко раскрытого окна своей спальни, Мейбл Вулворт смотрела, как встает солнце. Свежий рассветный воздух пьянил, зрелище, открывавшееся взору, было восхитительным. Тончайшая игра света на бледно-голубом небе, подсвеченные розовым облака…
– Птицы поют, встречают новый день, – тихо проговорила она. – Эдвард, ну когда она приедет? У меня нет сил больше ждать. Я хочу обнять свою Лисбет, расцеловать!
– Дорогая, еще немного терпения! – отвечал супруг, потягиваясь на кровати. – Телеграмма, в которой она сообщит о приезде, может прийти в любой момент – сегодня утром или вечером. Все, что нужно, я сделал, и Лисбет подтвердила получение денег, которые я переслал для оплаты проезда четырех пассажиров. Насколько я понял, Бонни и ее будущий муж от моего содействия отказались. Предпочли купить билеты в третий класс за свои деньги.
Эдвард встал и подошел к жене. Мейбл была в ночной рубашке из розового шелка. Бретелька сползла с одного плеча, и он прикоснулся губами к теплой коже у нее на спине.
– Мы отказались от поездки во Францию, о чем я не жалею. Тем более что Лисбет обещала отплыть первым же пароходом, – добавила она. – Но они все еще в Париже и редко дают о себе знать. Происходит что-то странное, Скарлетт в этом уверена.
Негоциант поморщился при одном упоминании этого имени. Влияние соседки по дому, Скарлетт Тернер, помешанной на всем паранормальном, на Мейбл росло, и Эдвард уже начал по этому поводу беспокоиться.
– Откуда она может это знать? – произнес он с легким раздражением. – Сказали карты Таро? Или, может, она купила себе магический хрустальный шар?
– Эдвард, только не надо издевок! Я серьезно. Не знаю, что бы я делала без Скарлетт в прошлом году, когда Лисбет от нас уехала.
– Прости, дорогая. Ты стала такой чувствительной, впрочем, как все матери мира.
С этими нежными словами он развернул жену к себе лицом. С разрумянившимся от волнения лицом в обрамлении медно-рыжих кудряшек она была очаровательна. С мечтательным видом он провел пальцами от плеча к грудям и вниз, к округлому бедру. Мейбл не утратила ни своей миниатюрности, ни живости нрава, ни грации.
– Ты – все та же девчонка, много лет назад поймавшая меня в свои сети, Мейбл. Неотразимая прелестница, которую я люблю всем сердцем с той секунды, когда наши взгляды встретились.
– Льстец! Мне недавно исполнилось сорок три, и в прошлую субботу, за ужином, Перл долго рассматривала меня, как чудного зверя в зоопарке, а потом посоветовала крем от морщин. Безжалостная у тебя племянница!
Эдвард закрыл ей рот поцелуем. Приласкал, в свою очередь любуясь бегущими над городом облаками. С улицы наверх, к окну, у которого супруги так и остались стоять обнявшись, доносилась какофония звуков: призывные крики торговцев газетами, стук копыт по мостовой, лошадиное ржание, а временами и сигналы клаксонов, потому что автомобилей в городе прибывало. Фоном всему этому служил гул отдаленных людских голосов.
– Нашей Лисбет грозит опасность! – внезапно заявила Мейбл, как только муж позволил ей вдохнуть. – Скарлетт столько раз говорила! Карты позавчера выпали очень, очень плохие.
Но муж только пожал плечами, а потом изобразил озадаченность:
– С чего бы? Ее опекают Бонни и дядя Жан, не говоря уже о Ричарде Джонсоне. Дорогая, ты зря себя изводишь. И сколько бы ты ни называла меня материалистом, скажу еще раз: все мы в опасности, каждый день своей жизни. Такое и я могу напророчить, даже без помощи карт.
– А если этот мерзкий человек, Ларош, что-то предпримет? – вскричала Мейбл. – Человек, способный натравить бандитов на собственного зятя, лгать своей внучке! Он мог приехать в Париж, и, поскольку Лисбет до сих пор официально под его опекой, забрать ее и увезти в шато де Гервиль.
– Нет, Мейбл, он не посмеет! Так что хватит волноваться. Кстати, я ведь не ошибся в оценке этого индивидуума, хотя наблюдал за Ларошем с приличного расстояния, когда он приезжал в Нью-Йорк. Помнишь, я сразу тебе сказал: это человек холодный, замкнутый.
– Конечно помню, – согласилась супруга. – Слава Богу, что мы не отдали ему Лисбет! Ей тогда было всего шесть. Утешает то, что с нами она была счастлива. Боже, пусть она поскорее приедет!
Когда от Элизабет пришло первое письмо с парижским штампом, Вулвортам было от чего встревожиться. В общих чертах она описала прошлые злодеяния деда и что ей пришлось сбежать от него в столицу в сопровождении Бонни, Жана Дюкена и Ричарда, своего жениха.
С изумлением и ужасом они узнали, какую роль сыграл Гуго Ларош в исчезновении багажа Дюкенов по их прибытии в морской порт Гавра. Еще Элизабет объяснила, как нашлись доказательства, что дед организовал убийство своего зятя, Гийома Дюкена.
Но о самом страшном Элизабет предпочла умолчать. Поэтому Мейбл с мужем скорее обрадовались этому грустному стечению обстоятельств, которое вот-вот вернет им обожаемую Элизабет. Они очень любили ее – дитя, которое подарила им судьба, ведь своих детей у них не было. А еще в ее письме была фраза: «Первым же пароходом поплыву в Нью-Йорк». С тех пор они считали дни в ожидании ее приезда.
Париж, Л’Опиталь-де-ла-Шаритэ, в тот же день, в тот же час
Сидя на краешке кровати, Бонни нежно обнимала все еще дрожавшую от волнения Элизабет. Молодая женщина только что слабым, детским голосом поделилась с ней своим ужасным секретом.
