– Уважаемый.

Старик никак не отреагировал, только снова хрустнул клавишей.

– Эй, контора, алё!

Дед, наконец, увидел просителя. Глаза его слезились. Из правого уха торчал раструб, похожий на граммофонный.

Он закивал головой и щёлкнул тумблером на раструбе.

– Вот теперь слышу, – заорал он, – Чего изволите? Сделать ставку?

– Ставку? А на что?

– Да на что угодно. Хоть на то, каким послезавтра будет настроение у вашей замечательной супруги. Или на то, будет ли в четверг, гхм, дождичек.

«Барабан» скрипел и медленно вращался, нависая над просителем. Глазки ка́мор бликовали. Чтобы не терять визуального контакта со стариком, К. приходилось семенить по кругу – да ещё и с задранной головой. Это безумно раздражало.

– Я вообще-то…

– Не стесняйтесь, юноша. Знаете, как я на эту работу попал? Сорок лет назад, как сейчас помню, иду по улице и прямо вот чувствую, что через неделю произойдёт солнечное затмение. Пролистал все газеты. Нигде и ничего об этом. А ведь астрономы должны знать заранее, верно? Ну и ладно, думаю. Нет так нет. Но вот прямо распирает – будет затмение. Точно будет. Аж спать не могу. Аппетит пропал. И я пришел сюда, к этому самому месту и сделал ставку. И знаете что?

– Ну?

– Выиграл. Выиграл, представляете? Случилось-таки чёртово затмение. И тогда же решил устроиться сюда. Захотел работать в таком месте, от которого зависят такие замечательные чудеса. Кхм. Так на что ставить будем?

– Я вообще-то по поводу работы.

Дед поскучнел.

– Работы? Ладно, давайте посмотрим. Ага, вот. Водитель транскиоска. Два через два. Смена по четырнадцать часов.

– Сойдёт для начала. Давайте.

– Нужна водительская лицензия «1С-машинерия». У вас есть?

– Гм… Какие ещё варианты?

– Текущий уход за колесом обозрения. Вы его, конечно, уже видели. Его отовсюду видно.

– Отлично. Как раз по мне. Моё образование в числе прочего включает обслуживание сложных механизмов.

– Что вы, юноша. За технической частью уже сорок лет ухаживает Хмурый Кё. Боюсь, помощник ему совершенно не нужен.

– О чём тогда речь?

– Протирка кабинок. Чистка конструкций от птичьего помёта – в том числе и на самом верху.

Дед ехидно посмотрел на К. Тот до дрожи в коленках боялся высоты, поэтому только махнул рукой – давайте дальше.

– Есть ещё одиночные подряды.

К. вздохнул – валяйте.

– Охота на крыс в домах по улице Непротивления.

Крыс К. никогда вживую не видел, но на картинках альманахов это животное выглядело грозно и отталкивающе. Более того, путешественник примерно представлял себе габариты этого зверя.

– Тоже не подходит? А вы разборчивы, юноша. Хорошо. Вот, ещё: игрушка-сиделка в семью Кишкявичус.

– А что это значит?

– Изображать плюшевого мишку. Греть здоровильского ребенка. Не возмущаться, когда он наряжает вас в кукольные платьица и кормит кашей. Да. И лежать спокойно, когда обнимает, засыпая.

– Да что ж такое! Неужели во всём городе не найдётся достойной работы?

– Увы, на этом всё. Не нравится, приходите завтра. Но, боюсь, с такими аппетитами невырослику в нашем городе работу не сыскать.

Старичок-служащий вдруг начал расти и распухать внутри своей конторки-ка́моры. Голос его сделался громогласным и даже, кажется, обзавёлся эхом. У К. перехватило дыхание – снова приступ. Второй за два дня. Такой интенсивности он припомнить не мог.

Трясущимися руками К. надел спасительные очки и проглотил таблетку, просыпав половину пузырька на мостовую.

Пока он собирал пилюли, приступ, похоже, прошёл. К. потряс головой, сглотнул и пошёл было прочь. «Барабан», по-прежнему медленно вращаясь вокруг своей оси, вдруг приподнялся на неведомых скрипучих приводах и изогнулся – так, что блеснувшие в лучах сентябрьского солнца «иллюминаторы» оказались направлены на путешественника. Со станины, хлопая крыльями, как парусами в бурю, взлетела недавняя знакомая – иссиня-чёрная ворона, похожая на драккар. К. остановился. Его ещё потряхивало:

– Ну и как вам… э-э-э… висится-то?

– Да ничего, – махнул рукой старик. – Привык давно. Только вот  на животе спать не могу. Голова кружится. Эй, юноша! Может, всё-таки сделаете ставку? Я читал утренний гироскоп – сегодня вам точно должно повезти!

Хохотушка Хи с отсутствующим лицом дожидалась нашего героя у пансиона Матушки Зззз. От нечего делать она щёлкала ногтем по флигелю на крыше, почти доставая головой до неоновой надписи «Z-z-z». Резная фигурка вращалась с недовольным скрипом.

На сей раз поверх платья – но уже синего – она надела вязаную блузу с длинными рукавами, на что внутри К. что-то потеплело. Выполнила-таки распоряжение.

Создавалось впечатление, что даже без инъекций девушка сохраняла в себе что-то живое. Человеческое.

Сегодня она была бледна, будто человек, который потерял много крови.

Увидев К., девушка буквально на волос утопила рычажок на ручной пластине, просияла, а потом и вовсе выдала неожиданное. Крутанулась вокруг собственной оси, а потом сложила руки на груди и развела в стороны. К. снова поразился изяществу её движений. Кем же она была? И кто она сейчас?

– Доброе утро, человечек-буква. Я тебя уже давно жду. Нет, не подумай, я не в обиде. А где ты был?

– Искал работу.

– Ну и как?

– Ну и никак.

– Вот и отлично, – она посмотрела на ручную пластину. Оказывается, устройство показывало ещё и время, – Пойдём скорее. «Фабрика» скоро откроется. Мне не терпится испытать новые чувства. Ты уже читал в сегодняшних «Буднях?»

– Читать-то читал. Вот только этот ваш праздник будет не сегодня. А на следующей неделе.

На долю секунды ему показалась, что по лицу девушки скользнула лёгкая тень смущения. Нет, наваждение. Ей позволена только глупая радость – от химикатов из наручной пластины. На большее у девицы просто нет денег.

– Какая досада. Я всё время путаю четверги. Тогда сегодня я просто обязана показать тебе город, малыш.

– Я не ма… Ладно, пошли. Хотя нет. Мне надо переодеться. Подожди здесь.

Девушка заливисто расхохоталась над его хмурой гримасой, и пламенеющий К., который не мог понять, как это он забыл переодеться после завтрака и почему попёрся на биржу в пижаме, нырнул внутрь заведения.

Где матушка Зззз всё-таки сделала ему свое предложение. И… он согласился.

Умытый ночным дождём, пряничный город-гигант сиял и лоснился под ласковым сентябрьским солнышком.

Пели неведомые птички, и К. немного оттаял, стараясь не думать о том, что любое из этих сладкоголосых пернатых способно его если не убить, то покалечить. Птички были соразмерны здоровилам, а отнюдь не невыросликам. Как и крысы. Как любое зверьё, что кормится от людей.

Спутница, похоже, имела в городке позитивный имидж, поскольку её то и дело приветствовали прохожие. Говорили, что она, как всегда, потрясающе выглядит, желали здоровья и хорошего настроения.

– Давай я возьму тебя на руки. Будем идти быстрее, – предложила она.

– Чтобы всё это бабьё и мужичьё глазело на меня как на декоративную собачонку? Ни за что. Я пойду рядом.

– Какой суровый мужчина. Ну давай же!

– Нет.

– Здесь полным полно таких как ты. Никто глазеть не будет.

– Вот заладила. Ну поехали на этом вашем транскиоске что ли.

– Зачем? Это стоит денег. В такое волшебное утро так здорово прогуляться пешком.

– Если ты не заметила, мы уже идём пешком. Повторяю – на руки не полезу.

– Тогда мы не сможем секретничать и я многое не смогу рассказать.

Этот аргумент оказался решающим, и угрюмый К., которого бесило вокруг практически всё (кроме архитектуры и птичьего пения), сдался.

Но выторговал условие – ехать не на руках, а на шее. Пусть девица почувствует себя дурой, а не он – идиотом. Хи (или всё-таки Хеольга?) без всяких возражений согласилась.

Встречные всё приветствовали и приветствовали девушку: