x.

Однако Северусу знаком вкус неудач. Ярким примером служит Святочный бал, на проведении которого по какой-то неведомой ему причине настаивает Минерва. К его глубокому сожалению, мероприятие неизменно приходится на канун Рождества. Северус предпочел бы провести этот вечер у камина в своих комнатах, пусть и украшенных разнообразной мишурой и неизменным атрибутом — праздничной елью. Все по настоянию Гермионы. И все же одна ель и со вкусом декорированные комнаты привлекали его куда больше напыщенного безобразия в виде украшенного к Святочному балу Большого зала.

Гермиона, однако, явно хорошо проводит время. Во время праздничного ужина она радостно щебечет с коллегами, совершенно игнорируя недовольство на лице Северуса. Мантия бледно-золотого цвета выгодно подчеркивает ее достоинства, — точно богиня солнца или сказочная принцесса, одетая в сотканный из самих солнечных лучей наряд. Сегодня ее лицо обрамляют не кропотливо выпрямленные зельями локоны, а копна кудрей во всем своем великолепии. Теперь, спустя более пяти лет с окончания войны, от ее нездоровой угловатости не осталось и следа. Северус с удовольствием отмечает, как платье очерчивает ее налитые бедра и грудь, подчёркивает невероятно тонкую талию… Все, что ему остается, это неодобрительно коситься на ее обтягивающий наряд по пути из его комнат в зал.

Когда трапеза подходит к концу и Большой зал освобождают для танцев, Северус становится еще мрачнее. Он видит, как Гермиона смотрит на него в нерешительном предвкушении. Однако он лишь хмурит брови и уходит к дальней стене — лучшее место, чтобы наблюдать за залом и не танцевать.

Из своего укрытия он видит, как Невилл Лонгботтом галантно протягивает Гермионе руку, приглашая на танец. Очевидно, его поведение задело чувства Гермионы. Она принимает предложение, и они отправляются медленно вальсировать вдоль зала. По окончании первой композиции к ним присоединяются и ученики.

Гермиона танцует с Невиллом, с Хагридом, со старостой, и даже, пускай и несколько неуклюже, с Флитвиком. По мере того, как Северус наблюдает за нескончаемой сменой рук на ее талии, его взгляд становится все более свирепым.

Когда, наконец закончив танцевать, Гермиона решает присоединиться к нему у дальней стены, весь вид Северуса просто сочится ядом, да так, что ни одна душа не смеет подступить к нему ближе, чем на три шага. Хмурый вид стирает улыбку с ее лица. Ее щеки непроизвольно заливаются румянцем, а дыхание учащается, так что Гермиона не способна скрыть негодование.

— Что не так, Северус? — тихо спрашивает она. — Ты сам не захотел со мной танцевать.

Северус бросает короткий взгляд на глазеющих на них людей.

— Я… Я не танцую, Гермиона.

— Но это же весело, Северус, — говорит она мягким, чуть охрипшим голосом, делая еще один шаг к нему навстречу.

Сощурив глаза, он смиряет ее взглядом, который не бросал в ее сторону уже очень давно.

— Я не танцую.

К его удивлению, вместо того чтобы обиженно отвести взгляд, Гермиона лишь сильнее хмурится и встает рядом с ним у стены. Теперь они наблюдают за веселящейся толпой вместе.

— Почему? — спросила она мягким голосом. — Ты умеешь?

— Конечно, — бросает он в ответ, напрягаясь всем телом. — В последний раз я был на подобном балу в поместье Малфоев. Темный Лорд любил потанцевать перед разгульем.

Протяжный и низкий вздох срывается с губ Гермионы, и она сжимает его ладонь в своей, переплетая их пальцы.

— Навевает плохие воспоминания? — наконец спрашивает она.

— Да, — коротко отвечает он.

Гермиона касается плеча Северуса, призывая взглянуть на нее.

— Ты не раздумывал над тем, чтобы попытаться заменить дурные воспоминания счастливыми?

На мгновение он замирает, взвешивая ее предложение. Наконец, согнув свою руку в локте, Северус протягивает ее Гермионе. Она удивляется такому жесту, но принимает приглашение. Северус ведет ее через зал вдоль коридора, в конце которого скрывается дверь, ведущая во внутренний двор, где разбит заколдованный розарий. Он проводит ее через сад так уверенно, будто знает этот лабиринт как свои пять пальцев.

Оказавшись на небольшой поляне в самом центре лабиринта, они, наконец, останавливаются.

— Потанцуй со мной здесь, — просит ее Северус, после того как взмахом палочки заставляет стоящую рядом скамейку испариться.

— Но здесь не слышно музыку, — замечает Гермиона, но все же вкладывает свою ладонь в его, а вторую руку кладет ему на плечо. Рука Северуса опускается на изгиб ее талии.

— Она нам не нужна, — отвечает он с улыбкой, уверенный, что она надежно скрыта под покровом ночи, и крепче прижимает Гермиону. Он склоняет голову к ее уху и принимается напевать мелодию, вовлекая Гермиону в медленный танец.

Хотя сад заколдован согревающими чарами, освежающая прохлада и умиротворяющее безмолвие окутывают поляну. Лишь дыхание двоих танцующих и тихое напевание Северуса слегка невпопад нарушают тишину. Закрыв глаза в блаженстве, Гермиона позволяет своему партнеру по танцу и жизни вести, шаг за шагом.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, — наконец произносит Северус, когда в музыкальном сопровождении уже нет нужды. — Если… во что бы то ни стало, если я могу что-то для этого сделать, только скажи мне.

Гермиона улыбается в ответ и тянется к его губам. Забыв о танце, они отдаются поцелую, не страстному, но легкому и невесомому.

— Я тоже тебя люблю, — сквозь улыбку шепчет Гермиона, лишь на мгновение отпрянув от его губ.

xi.

С наступлением лета они берут отпуск и арендуют небольшой коттедж недалеко от побережья. Обитель тишины, солнечного света и спокойствия, где Северус и Гермиона вольны ходить по дому в одном лишь белье, не опасаясь, что случайный гость их потревожит, если им вдруг вздумается заняться любовью на кухонном столе.

Они разделяют быт поровну. Северус прекрасно готовит, Гермиона — не очень. Он готовит еду и моет посуду, потому что она терпеть не может копошиться в грязной воде. Гермиона берет на себя подметание полов, покупки в городе и стирку. Это их второе лето в этом коттедже, а значит, абстрагироваться от всего внешнего мира, погрузившись в привычный, установившийся порядок жизни, здесь проще простого.

По утрам они спят допоздна, переплетая ноги под одеялом. Иногда они проводят утро, томно занимаясь любовью, или же Северус будит Гермиону, внезапно оказавшись между ее ног, а порой утро начинается с нежных поцелуев за ушком, спускающихся вдоль шеи к ключицам и, наконец, к груди. Почему-то Северус всегда просыпается раньше нее. Каждое утро он покидает теплую постель, чтобы побаловать ее, вернувшись с двумя чашками черного кофе и газетой. Северус принимается за кроссворды, Гермиона читает статьи, зачитывая вслух те, что кажутся ей наиболее интересными.

Когда с кофе покончено, а кроссворд и статьи более не представляют интереса, Северус и Гермиона отправляются на кухню обедать. Их еда часто незатейливая, но очень вкусная, и они с удовольствием уплетают ее без спешки, предпочитая высокую столешницу небольшому обеденному столику, на котором неизменно красуется стеклянная ваза с синими цветами.

Послеобеденное время они коротают за чтением или варкой зелий, а когда подходит август — за составлением планов уроков и прочими учебными хлопотами. Старое беспроводное радио иногда скрашивает их досуг, и порой, если Северус в правильном настроении и играет правильная песня, Гермионе удаётся уговорить его потанцевать с ней. Им так и не выходит закончить хотя бы один танец, так как поцелуи увлекают их куда больше.

Хотя обычно снимать высохшую одежду с веревок — обязанность Гермионы, почти каждое воскресенье она застает за этим занятием Северуса. Он быстро складывает рубашку, в руках с которой его поймала Гермиона, коротко целует ее в щеку и исчезает в глубине дома.

Оказавшись вдалеке от гнета внешнего мира, Северус кажется совершенно другим человеком. Этот Северус улыбается легко (это скорее крючковатые полуулыбки, но вид счастливого выражения его лица в такие моменты наполняют сердце Гермионы любовью), а еще он смеется. А от его мрачного образа, за которым он тщательно скрывается в Хогвартсе, не остается и следа. Для них этот маленький домик оплот умиротворения и счастья, где царят безграничная любовь и нежность.