Баки машинально коснулся плеча. Стив заметил несколько длинных шрамов, как от чего-то острого.

— Это тебя там? — осторожно спросил Роджерс.

— Это?

Барнс заметил, на что смотрит Стив, и скривился.

— Это я сам.

— То есть…

Стив не смог закончить фразу и просто испуганно посмотрел на Баки.

— Да не специально, — отмахнулся тот, догадавшись, к чему клонит Роджерс. — В смысле, специально, но не так, как ты подумал. Вода в реке была холодная, руку свело, надо было что-то делать. Вот и остались шрамы.

— Их так… Ну…

— Много?

— Да.

Баки отвёл глаза. Кто был виноват, что даже на суше рука не прошла, а нервы дали о себе знать?

В голове всплыли затуманенные ощущения: ноги стынут от холода, плечо горит, с волос, смешиваясь с кровью, стекает ледяная вода. Опухшими глазами он смотрит на противоположный берег, куда ещё предстоит возвращаться. Помнится, недели две после этого он не выходил из лазарета, питаясь кашей с кусочками осыпавшейся побелки и пресным компотом.

«Что с рукой?!»

«Упал с холма, ободрал».

«Понятно, опять по пустырям и помойкам шлялись. Нравится себя калечить? Зеленку только зазря лить».

Баки зажмурился и постарался выгнать непрошеные воспоминания, но те цеплялись, не желая уходить. Медицинский кабинет. Желание поскорее сбежать прочь. Раковина с ржавыми подтеками вокруг крана.

«Опять ты? И что на этот раз?»

«Отравился».

Зола подмешал ему в суп какие-то таблетки, найденные невесть где. Хотел посмотреть, что будет. Баки продержался в своей комнате семнадцать часов, пока воспитатели не увидели его бледно-зеленое лицо и не уволокли в лазарет силой.

«Дай угадаю, лазал по крышам и свалился? А может, споткнулся на лестнице?»

Все верно, на крыше. Дрались на рассвете, один на один, до первой крови. Сбежать не давали старшие под неизменным предводительством Шмидта. Обычно они окружали драчунов плотным кольцом. Если кто-то отказывался драться — получали оба.

Вслед за этими двумя всплыло ещё одно воспоминание, уже не связанное с медпунктом, но гораздо, гораздо паршивее предыдущих.

Барнс схватился за голову и застонал. Стив, и так не находивший себе места от волнения, заглянул ему в лицо и взял за руку.

— Бак? Все в порядке? Я здесь, с тобой, слышишь!

Ночь. Коридор. Барнс сидит у окна один, разглядывает свое несимпатичное отражение с мешками под глазами и только проступившей щетиной. В комнате пусто — Зола раздобыл где-то алкоголя, и все соседи сбежались к нему. Можно лечь спать, но кто знает, чего ожидать от нагрянувших посреди ночи пьяных сверстников. Лучше быть наготове.

На лестнице слышится скрип. Что-то мягкое бьётся о стену. А может, кто-то. Пару секунд спустя из-за угла неровной походкой выплывает Брок Рамлоу. Выплывает, хватается рукой за косяк, промахивается и чуть не падает на пол. Барнс поворачивается на шум.

Брок мямлит что-то нечленораздельное, выпрямляется и почти без происшествий доходит до двери. Пытается открыть. Баки смотрит на его попытки, потом закатывает глаза, достает из кармана ключ и поворачивает в замке. Брок наблюдает за ним, не двигаясь с места.

— Заходи, — кивает головой Барнс.

Тот глядит ему в глаза, забыв, куда собирался.

— Совсем надрался? Рамлоу, дверь открыта, можешь заходить.

— Барнс…

Пьяный в Брок парень приближается к нему почти вплотную. Баки морщится и вжимается в стекло. От Брока воняет перегаром и потной одеждой.

— Барнс… Джеймс…

Произнесенное вслух имя заставляет замереть. Всегда было принято называть по фамилиям: Зола, Шмидт, Рамлоу… Имена некоторых никто даже не знал. Назвать кого-то по имени, конечно, можно только по пьяне, не иначе. От неожиданности Барнс никак не реагирует.

— Джеймс, — повторяет Рамлоу, наслаждаясь новыми ощущениями, — Ты такой… Красивый.

— А ты не владеешь собой, — выдаёт, очнувшись, Баки и отодвигает от себя благоухающую фигуру Брока. Тот упрямо делает шаг вперёд.

— У тебя глаза… Красивые. И волосы тоже. И нос.

— Нос особенно. Я понял, иди уже.

Барнс наивно принимает словесную кашу Рамлоу за обычную пьяную болтовню. В таком состоянии ему и Баки, и Шмидт, и пробегающая на улице собака покажутся верхом совершенства. Только Брок не шутит.

— Ты ещё это…

— Красивый? — язвит Джеймс.

— Да нет… До… Добрич… Седер… До-бро-сер-де-чный, — по слогам выговаривает Рамлоу.

— Ясно.

Тут Брок вдруг наклоняется и падает своими губами на губы Баки, по рассеянности попадая в глаз. Барнс испуганно вскакивает, заставляя его отшатнуться.

— Ты что, совсем того?!

Брок делает жалостливое лицо.

— Прости меня… Я… Я просто выпил.

— Ты просто больной! Я ещё раз говорю: иди спать, или получишь!

Баки редко прибегает к грубой силе, но сейчас, от неожиданности, начинает говорить как Шмидт. Он распахивает дверь, Рамлоу заваливается внутрь, доходит до кровати и падает.

— Это моя кровать, — громко говорит Баки.

Брок не двигается. Лежит, будто уже заснул.

Барнс зло выдыхает, закрывает дверь и повторяет:

— Проваливай с моей кровати. Не хватало ещё, чтоб тебя на неё стошнило.

Брок не двигается.

Тогда Баки подходит к нему и за ногу тянет на пол. Когда половина тела сползает с матраса, он останавливается. Не то чтобы Рамлоу вызывал у него какую-то симпатию, но бить лицом об пол это слишком. Хотя, будь на его месте Зола…

Барнс подходит к верхней части его тела, наклоняется, неудобно берет за плечи и начинает аккуратно спускать на пол, как вдруг происходит что-то неожиданное. Брок резко изворачивается, сбивая его с ног, и вместе с Баки валится на пол. С неожиданной для пьяного человека ловкостью он занимает позицию сверху, и вот уже Баки дёргается под его весом, понимая, что не настолько его сосед был пьян, насколько хотел казаться.

— Ну-ну, не бойся, — противно шепчет Рамлоу.

— Отвали от меня!

Баки пытается перевернуться, но, как бы он ни хотел, Брок сильнее него даже под действием алкоголя. Барнс замахивается кулаком в его лицо, но Рамлоу ловко уклоняется, а в лицо Баки прилетает пощечина.

Второй удар он делает почти сразу, на этот раз более удачно. Брок рычит от злости и налегает всем телом. Одной рукой он лезет под толстовку Барнсу, второй пытается расстегнуть ремень. Никак не может справиться с пряжкой. Баки дожидается удобного момента и делает рывок, Брок успевает схватить его за толстовку и уложить на место, но тут же получает пинок в живот и скрючивается на полу.

Барнсу удаётся встать и выскочить из комнаты раньше, чем Рамлоу успеет что-либо сообразить. Он стоит, прислонившись спиной к закрытой двери и тяжело дыша. Потом слышит, как Брок встаёт, быстро понимает, что делать, и запирает дверь, оставляя ключ в двери.

Всю ночь Баки проводит в коридоре на другом этаже.

*

— Бак? Все в порядке? Я здесь, с тобой, слышишь!

Стив судорожно схватил друга за руку, но тот словно находился где-то в другом месте.

— Тебе плохо? Может, позвать врача?

Роджерс совершенно не знал, что делать, и инстинктивно попытался приобнять Баки, но тот вдруг резко дёрнулся, как от огня, и чуть не свалился в озеро.

— Осторожно!

Стив успел схватить его. Баки открыл глаза.

— Ты в порядке?

— Я… Стив… нет, я не в порядке.

Баки сел, не разрывая взгляда, и вдруг прижался к нему, положил голову на плечо и мелко задрожал. Стив с удивлением понял, что он плачет. Тихо, без всхлипов, но плачет. Роджерс несколько раз погладил его по спине.

— Все хорошо, — проговорил он, толком не зная, что случилось. — Ты можешь рассказать мне всё.

Баки что-то промычал, и Стив добавил:

— Но если не хочешь, не рассказывай. Я не заставляю.

Пусть Роджерс никогда не имел дела с плачущими взрослыми, но детей он успокаивать умел. Баки крепко обнимал его, слушал бессмысленную, но отчего-то успокаивающую речь и постепенно расслаблялся. Стив хорошо ладил с детьми, а плакал в Барнсе именно ребёнок, которого никто и никогда не пробовал пожалеть.