— Раньше же отвечал, — слегка смутился Клык. Он почему-то ожидал, что Спичка всегда будет отвечать на его вопросы.

— Ну… Допустим. А что ты имеешь в виду?

— Он говорит как-то неправильно. Так не разговаривают. Я думал, может особенность у него такая, тут же все немного… того.

Клык замолчал.

— А почему передумал? — спросил Спичка.

— Да вот не знаю, может мне показалось… Он сегодня что-то говорил, не помню уже… А потом у него вдруг ноги заболели. Сильно. Пришёл Соловей, помог ему, и сказал, что он типа сам себя проклял. Это ерунда, конечно, ты не думай, что я верю…

— Это не ерунда! — воскликнул Спичка. — Сам себя? Хах, такого давно не было. Он, должно быть, переволновался, если перестал следить за речью. Интересно… А что он сказал?

— Да говорю же, не помню. Что-то про то, что жить ещё хочет.

— Ага… — Спичка задумался, глядя вверх, на желтеющую крону дерева. Он сидел так минуты две. Клык уже подумал, что он думает о своём и давно выкинул Филина из головы, но вдруг Спичка спросил:

— А он не говорил, что ещё землю потоптать охота? Или походить по белу свету? Что-то такое.

— Да, кажется так и сказал, — удивлённо протянул Клык, — А ты как догадался?

Спичка загадочно улыбнулся, но не ответил на вопрос.

— Ты мне лучше скажи, — попросил он, — Чем это ты напугал Филина, что он за жизнь спохватился?

— Я ничего такого не говорил.

— Правда? А что же он тогда?

— Не знаю. Нервные все здесь какие-то.

Спичка пожал плечами.

Он выглядел хорошо. Сегодня кошмаров почти не было. Но Клык всё равно был настороже. Кошмары — это такая штука, с которой никогда не можешь быть уверенным.

Странно всё-таки, что Филин отказал ему с ловцом снов. Обидно — ведь если Клыку согласился помочь, то почему бы не согласиться помочь и его другу? Спичка ведь не «кто попало».

— Можно вопрос? — спросил Клык. Спичка, наблюдающий за пчелой, повернулся к нему.

— М?

— О чём тебе обычно снятся сны?

— Интересный вопрос… Да много, о чем. Сегодня вот снилось, что на дворе зима, и снега навалило по самую крышу, так что мы вырыли туннели и ходим по ним как по коридорам, а окна используем как двери. Как муравьи или кроты.

— Ого… — Клык ожидал не такого ответа, но это правда было интересно. — Мне обычно снится херня какая-нибудь.

Он поворошил ботинком первые сухие листья под лавкой и, как бы невзначай, уточнил вопрос:

— А кошмары? Кошмары о чем снятся?

— Тебе зачем? — напрягся Спичка.

— Просто интересно.

Спичка посмотрел на него внимательно-внимательно, и так проницательно, что Клыку показалось, будто он сделан из стекла, и Спичка сейчас видит всё, из чего он состоит: все его мысли, чувства, тайны, страхи, и даже остаётся место для посторонних вещей, вроде двора позади него. Это было невозможно терпеть, так что он сдался:

— Я хотел попросить тебе ловец снов. Слышал, кто-то говорил, что они помогают.

Тело снова стало обычным. Не стеклянным.

— Не надо было, — покачал головой Спичка. — Мне не нужен ловец.

— А что тогда? Может какой-нибудь талисман или травку успокоительную? Нельзя же вот так постоянно…

— Мне можно.

Клык хотел возразить, но все слова звучали как-то невыразительно. Это же было просто неправильно! Мучиться из-за кошмаров почти каждую ночь, плакать, не высыпаться, а днём игнорировать это, как будто ничего и не было. Это жестоко по отношению к самому себе. И остальные жители дома как будто не понимают. Когда Клык спросил у Кнопки — одного из Мышей — что делать с кошмарами, тот предложил ему затычки для ушей, чтоб не просыпаться по ночам из-за чужих стонов. Но Мышей Клык знал плохо, они могли быть и придурками, а о Филине, почему-то, был лучшего мнения.

— Он, кстати, не согласился, — сказал зачем-то Клык. — Филин. Я думал, он поможет, а он, как только узнал, что это для тебя, сразу отказался.

— Я догадался, — кивнул Спичка. — Это его и взволновало.

— Потому что ты Фараон?

— Не-ет, — улыбнулся Спичка. — Если бы дело было только в этом, он бы тебя просто послал куда подальше.

— А почему тогда?

Спичка вздохнул.

— Я устал отвечать на твои вопросы. Давай остановимся на том, что меня тут сторонятся все, кроме тебя. Хотя я бы и тебе советовал. Но ты же не послушаешься.

— Я хочу понять, почему тебя сторонятся, — упрямо произнес Клык.

— Зачем тебе это? — спросил Спичка с такой снисходительной интонацией, будто Клык сморозил глупость.

— Потому что я ничего не понимаю.

— Я вот знаю, почему меня сторонятся, и тоже ничего не понимаю. Тут дело не в этом. Никто ничего не понимает, в этом человеческая сущность.

— Спичка, — надулся Клык.

— Что? — насмешливо улыбнулся Спичка. — Вот так вот и есть. Мне жаль.

— Ничего тебе не жаль. Я помочь хочу, а ты меня отталкиваешь. Шутишь ещё.

— Ты обиделся что ли?

— Может и обиделся.

— На шутку? А ещё говоришь, что другие нервные.

— Да хрен с тобой, — махнул рукой Клык и встал с лавки.

— Ты куда? — забеспокоился Спичка. — Правда обиделся? Клык!

Клык не реагировал. Улыбка сползла с лица Спички. Он тоже вскочил на ноги.

— Я же не нарочно! Куда ты пошёл? Ну извини. Подожди меня!

— Не надо за мной идти, — буркнул Клык, обернувшись. — Я хочу побыть один.

— Почему?

— Не почему. Здесь не любят вопросы, забыл?

— Что ты истеришь?

Клык замер на месте, обернулся и ледяным спокойным тоном ответил:

— Я не истерю. У меня адекватная реакция на то, что мир вокруг сошёл с ума. Ваши правила идиотские, тайны, мистика в которую вы свято верите — это всё бред. Сильные бьют слабых, беспомощным не собираются помогать, а как только хочешь вмешаться, тебе плюют в лицо. «У нас так принято» — что принято, игнорировать других?

Он снова отвернулся и пошел ещё быстрее.

— Клык, — дрожащим голосом позвал Спичка. — Я же… Давай поговорим. Постой…

Но Клык не обернулся и не вернулся к нему. Ему было слышно, что его не пытаются догнать, но даже если бы пытались, он умел неплохо бегать.

***

Вернулся в Дом он только к ужину. Коридоры встретили его непривычной пустотой, как будто кто-то взял и запер всех жителей Дома в одном месте. Клык прошёлся по коридору, прислушиваясь к звукам, и уловил шум где-то этажом выше.

Он сперва хотел пойти в комнату и впервые насладиться тишиной и пустотой, но любопытство взяло своё: Клык направился в сторону лестницы. Голоса становились отчётливее с каждой ступенькой. Он вдруг осознал, что все жители дома не собирались вместе даже в столовой. Всегда кто-то приходил раньше, кто-то спал, кто-то опаздывал.

От большого скопления людей в коридоре образовалась пробка. Ребята стояли на цыпочках, сидели, прислонялись к стене и висли друг на друге, разглядывая что-то впереди. Клык подошёл ближе, подпрыгнул, но даже так он был ниже большинства впередистоящих.

— Можно пройти? Что там? — спросил он, протискиваясь между людьми, пролезая в самую глубь. Кто-то больно толкнул его локтем, не заметив. Потом наступили на ногу. В толпе было тесно и ничего не видно. Двигаться стало затруднительно. Клык попытался вернуться назад, но соседние тела стискивали его и не давали сдвинуться с места. Он вдруг со страхом подумал, что если они все решат пойти вперёд, то его просто уронят на пол и затопчут ногами.

— Эй! — стараясь не паниковать, громко сказал он. — Можно? Можно пройти? Выпустите меня!

Человек справа отошёл вбок, и Клык полетел вперёд, врезавшись в чью-то спину. Парень впереди него обернулся и шикнул.

— Мне и так ничего не слышно, — сердито сказал он.

Клык рассердился и хотел уже пнуть кого-нибудь, чтобы на него обратили внимание и помогли выйти, как вдруг услышал то, что с таким рвением все пытались расслышать. Мальчишеский голос, до ужаса знакомый, вещал что-то громко и выразительно, как диктор с трибуны. Слов слышно не было, но спустя несколько секунд Клык узнал его обладателя.