Олег отчаянно бросил взгляд в сторону приоткрытой двери, но Птица преграждал путь.

— Не дёргайся, и я сделаю всё аккуратно.

— Иди нахуй, — дрожащим голосом проговорил Олег.

В руках у Птицы блеснул нож. Тот самый, который они с Сережей отобрали у Чумного с утра. Птица посмотрел на него и сделал глубокий вдох, будто впитывая чужой страх, после чего хохотнул.

— Чего же ты так боишься? Ты никогда не станешь «нормальным», и ты это знаешь. Ты не нужен ему. Он бросит тебя одного как только узнает. Неужели ты надеешься на обратное?

— Он не узнает.

— Я скажу ему. Я оставлю ему эти воспоминания. Хочешь сказать ему что-нибудь на прощание?

Олег сглотнул.

— Ну давай! — оскалился Птица. — Пока я добрый.

Он присел на колено, чтобы их с Олегом лица находились на одном уровне.

Олег замотал головой.

— Не хочешь? А зря. Можешь считать, я дал тебе такую возможность в качестве признательности. Не каждый держится так долго передо мной.

Он задумался и протянул:

— А поцеловать? На прощанье.

— Что ты привязался ко мне со своим поцелуем? — рыкнул Олег. — Я не буду. Не хочу, чтобы он это помнил. Прекрати.

— Боишься? Или брезгуешь?

— Какая разница?

— Думал, ты будешь посмелее. Знаешь, может быть, с этим ему будет проще тебя забыть. Не хочешь облегчить своему Серёженьке жизнь?

Олег все так же хмуро отвернулся, но внутри заколебался. Птица будто это почувствовал.

— Давай. Последний рывок. Чтобы умереть смелым. Закрываем гештальты.

— Ты не он.

— Я — твоя последняя надежда.

— К чёрту такую надежду.

Олег изо всех сил оттолкнулся ногами и бросился на него, повалив на пол, в надежде изменить хоть что-то. Но Птица быстро сориентировался, перевернулся и рывком прижал его руки к стене. Нож оказался в кармане — когда он успел его туда сунуть, Олег не заметил.

— Не выйдет, Волчок, — шепнул Птица.

Несколько попыток дёрнуться не дали ничего. Он был на крючке уже когда Птица зашёл сюда.

И Олег сдался. Обмяк у него в руках, закрыл глаза, приготовившись к смерти. Сражаться было бессмысленно. Да и не хотелось уже. Серёже он был не нужен, а сражаться за самого себя больше не позволяла гордость.

Нож вонзился где-то ниже рёбер, пронзив тело адской болью. Олег вскрикнул и машинально схватился за рану пальцами: на руках осталось что-то мокрое и горячее. Сознание пошатнулось.

«Это всё» — промелькнуло в голове. И ещё: «Серёжу жалко».

Он издал хриплый вздох, и всё покрылось туманом.

…В тумане проносился чужой смех, звуки ржавой гитары Фараонов, шуршание голосов Мышей, визг Чумных и мелодичные переливы рассказов Дельфинов. Мелькали человеческие очертания и надписи на стенах. Яркий свет слепил глаза.

Потом кто-то говорил незнакомым голосом, мужским и женским, цокали каблуки, кто-то произносил его имя и фамилию. Что-то больно пронзило руку.

И опять туман.

«Уберите отсюда рыжего, вертится под рукой» — последнее, что он услышал.

========== Самая длинная часть ==========

Комментарий к Самая длинная часть

Я умру за этих детей

«Я защищаю тебя от злобы, обид и лжи,Я приглашаю тебя на танец длиною в жизнь.Моё вдохновение, вдох озона, смысл и суть,Дорога к дому, и ключ от дома и вечный путь»Кошка Сашка — Танец длиною в жизнь

Первое, что возникло в тумане: ритмичный писк. Потом запах спирта и чистого белья. Глаза не разлипались, а голова гудела, так что Олег просто постарался ещё раз заснуть.

Когда он проснулся во второй раз, ничего не изменилось. Разве что голова ныла чуть меньше. Но зато он смог различить тянущую боль где-то сбоку живота. Кое-как подняв руку, он попытался дотронуться до её источника, но в последний момент побоялся.

Лишь на третье его пробуждение мысли стали достаточно ясными, чтобы восстановить картину прошлой ночи. Яркой картинкой вспыхнуло лицо Птицы, искаженное оскалом, и блеск ножа. Олег застонал. В палату сразу прибежала медсестра и захлопотала рядом с ним, проверяя аппаратуру. Что-то подкрутила, куда-то нажала, и Олег снова заснул.

«Он пока не приходил в сознание, поэтому вряд ли ты сможешь с ним пообщаться» — прозвучал мягкий женский голос сквозь пелену.

«Это ничего. Я просто посмотрю»

Серёжа! Это был Серёжа!

Адекватно мыслить было трудно и больно, но разум услужливо подсказал, что с приходом Серёжи связано нечто важное. В груди неприятно заныло. Звук запикал чаще.

«Смотрите-ка…» — протянул женский голос.

«Он меня услышал? Я в фильме видел, что так бывает»

«Может быть. В любом случае, его лучше сейчас не тревожить. Иди домой, мальчик. Тебе вообще тут быть неположено»

Внутри Олега разлилось холодом облегчение и одновременно кольнула досада. Наверное, это отразилось на приборах, потому что женщина запереживала и попросила поторопиться.

Прошло какое-то количество времени. Может, день. А может быть — пара минут. Но только Олег открыл глаза и понял, что в этот раз точно пришёл в себя.

Он лежал, глядя в потолок, и очень боялся, что снова заснёт, пока ждёт медсестру. Ему хотелось сказать ей, нет, очень сильно попросить, чтобы она снова позвала Серёжу. Чтобы он опять пришёл. Олег не был уверен, что сможет с ним нормально поговорить, но что-то внутри этого требовало. Было какое-то непостижимое ощущение, что так ему скорее станет лучше.

Он героически продержался неспящим до прихода врачей. В этот раз врачи пришли вдвоём. Оказалось, мягкий и серёзный голос принадлежал главной — полной и кудрявой. Вторая оказалась очень высокой и какой-то фальшиво весёлой.

— Доброе утро, — сказала высокая, — Солнце моё, как ты себя чувствуешь?

— Позовите Серёжу, — ответил Олег. Случайно ответил. Он так готовился это сказать, что совсем забыл другие слова.

Медсестра нахмурилась и посмотрела на главврача. Та напомнила, что Серёжа, это «такой рыженький».

— А-а, милый мой, — её лицо сменилось на притворно грустное, — Его сейчас здесь нет, да мы и не можем его пустить. Только твоего воспитателя или…

— Не надо, — хмуро перебил Олег.

Воспитателя он не хотел. Или кого они там ещё предлагали.

— Хорошо, — опешила медсестра. — Через пару денёчков тебе станет лучше и мы сможем звать кого захочешь. Серёжу, Машу, Петю…

«Пару денёчков» — это, оказалось, четыре. Олег старался есть всё, что ему дают, приказывал телу вести себя нормально, когда брали анализы или осматривали, и на все вопросы отвечал, что ему хорошо и ничего не болит. Наверное, врачи просекли, что он врёт, потому что через два дня спрашивать перестали.

Олег всё хотел посмотреть, как выглядит ранение, но привстать он не мог — сам понимал, что будет больно — а на просьбу показать фотографию врачи фыркали и говорили, что он глупенький. Что в этом было глупого? Они же сами каждый день на неё смотрели и протирали специальными жидкостями.

Наконец, после утреннего осмотра, медсестра сказала, что главврач разрешила принимать гостей. Олег сразу заблестел глазами.

— А когда они придут?

— Не знаю, — сказала сестра. — Наверное, днём.

Она ещё сто раз пожалела о сказанном. Теперь Олег требовал сказать ему, сколько времени, каждый раз, когда сестра пробегала мимо. В какой-то момент ему самому стало казаться, что это глупо, но в палате было адски скучно, а медсестра то умилённо улыбалась, то грустно вздыхала, то раздражалась, отвечая на его вопросы. Было забавно предсказывать её реакцию.

Потом ей надоели игры Олега, и она поставила на тумбочку напротив часы.

— Смотри время сам.

Теперь ему было не к кому приставать. Олег снова начал засыпать от ничегонеделания.

Наконец, уже вечером, дверь в палату открыла главврач.

— К Волкову посетитель.

Из-за её спины смущенно выглянул Серёжа.

— Привет, — тихо сказал он, встретившись с Олегом взглядом. Сердце затрепыхалось.

Олег осторожно помахал рукой, будто боясь смахнуть, как видение. Слишком уж долго ждал.

— Проходи, у вас не больше получаса, — сказала главврач и подтолкнула Серёжу рукой.