Серёжа снова пискнул, и громко быстро задышал. Сердце Олега сжалось. На душе тут же стало противно. «Жалеешь его, потому что влюблен, а он и не знает какой ты».

С другой стороны… Разве Серёжа виноват, что Олег такой? Олег обещал защищать его, быть рядом во сне, охранять от Птицы, а теперь, получается, просто уйдёт? А передавать Серёже право выгнать его от себя самому — просто жалко. Разве ему не будет тяжело? Олег не хрустальный, может и потерпеть, смолчать. Всё-таки, свое слово надо держать. Олег обещал отвоевать его у Птицы — и отвоюет. Надо только при этом не лезть к нему лишний раз.

Олег вздохнул, слез с подоконника и подошёл к матрасу. Сережа лежал, обхватив себя руками, напуганный. Осторожно, стараясь не разбудить, он лёг рядом и положил свою руку рядом с его, едва касаясь, обозначая своё присутствие.

Как по волшебству, Серёжа глубоко вздохнул и задышал спокойнее. Единственное касание — и столько силы.

«Не смотреть слишком пристально, не касаться слишком часто, не говорить слишком искренне» — повторял про себя Олег, мысленно огораживая границы Серёжи забором с колючей проволокой, связывая себя по рукам и ногам.

Как вдруг, Сережа пошевелился и прямо во сне, не размыкая глаз, пододвинулся ближе, почти вплотную, притянул его руку к себе и обнял, как мягкую игрушку. Ладонь Олега оказалась прямо на его щеке.

— Чёрт, — шепнул он, пытаясь вытащить руку, но Серёжа не дал, сжимая крепче.

Словно в какой-то пытке, Олег чувствовал, как пальцы касаются нежной кожи, как тепло согревает сквозь футболку и тихонько — вот, вот, если не двигаться — тукает в груди ещё беспокойное сердце. Только одно держало его здесь и не давало в панике сбежать: дыхание, что долетало до него, выдох за выдохом становилось размереннее, а значит, Олег справлялся со своим обещанием. Сережа спал спокойно.

========== Часть 11: Затишье ==========

Скукой дышит в затылок звон ложек-вилок, смех сквозь презрение.

Мне б побыть настоящим, было бы счастье, пусть лишь мгновение.

После 11 — Крылья

Дни шли однообразно, тянулись, как расплавленный воск из свечек Дельфинов. С утра идти в столовую за завтраком. Олег хотел взять эту обязанность на себя, но Сережа справедливо заметил, что на него побоятся нападать, и в итоге они стали ходить вдвоём. Олег сопровождал его, двигаясь чуть позади, как верная тень.

К ужину первого дня они решили, что можно есть и в столовой. Они были единственными, кто трапезничал вне комнат, другие прокрадывались, точно шпионы, и брали еду сразу на всех. Пару раз Олег с Сережей замечали, как враждующие комнаты пересекались. Тогда могла возникнуть перебранка или небольшая драка, но далеко дело обычно не заходило. Настоящие битвы случались в коридорах. Столовая считалась нейтральной территорией. Серёжа как-то это понял. На него давили коридорные стены, а среди скатертей, подносов и гранёных стаканов с чаем дышалось хорошо. Наверное, нужно жить в Доме много лет, чтобы начать замечать такие вещи.

В свободное время они слонялись по комнате. Серёжа мог рассказывать про искусство, или рисовать, или делать это одновременно.

Однажды он попытался посоветовать Олегу книгу, а когда тот отказался, начал читать вслух. Олег так смутился, что пришлось взять произведение самому. Там было что-то про художника вроде бы. Он тупо смотрел на первую страницу, а Сережа все спрашивал: «Ну как тебе?», но, признаться честно, Олег читать не любил, и уж тем более не мог сосредоточиться, когда на него так смотрели.

— Давай ты просто расскажешь, про что там, а я послушаю? — предложил он однажды, но Серёжа вдруг замялся:

— Нет. Понимаешь, это такая книга, которую ты сам должен прочитать и сказать, что ты о ней думаешь.

— Она длинная.

— Я прочитал ее за три дня.

«Ты бы даже «Войну и Мир» за неделю осилил» — подумал Олег мрачно, но Серёжа вдруг встрепенулся:

— Там в конце есть ещё сказка, она короткая. Можешь прочитать её.

— А мне обязательно читать?

— Нет, но я был бы очень рад, если бы ты это сделал.

Против такого аргумента Олег спорить не мог.

Сказка оказалась грустная. В ней рассказывалось про то, как Скворец и огромная золотая статуя помогали людям, а потом поцеловались и умерли вместе. На вопрос «и как тебе» Олег ответил честно: грустно, непонятно. Серёжа почему-то расстроился и, кажется, пробубнил, что надо было читать длинную историю.

Четыре раза за эту неделю к ним в комнату пытались пробиться Чумные. Они набегали на дверь всей толпой, и та с оглушительным грохотом билась о баррикады. Фараоны в такие моменты бесновались, смеялись, громко пели песни для поднятия духа и раззадоривания врага. Серёжа зажимался в угол. От грохота и смеха ему становилось не по себе. Олег не знал, что делать. Казалось правильным подойти и успокоить, но каждый раз, когда он садился рядом, Серёжа норовил взять его за руку, прижаться щекой к плечу, или даже всем телом, и Олег чувствовал себя обманщиком. Для него это было вовсе не по-дружески.

После одного из таких набегов, особо страшного (Чумные чуть не пробили оборону) Серёжа долго не мог отойти. Сидел, прижав к себе подушку, и смотрел перед собой, как загипнотизированный. Олег уже начал волноваться, когда он вдруг произнес:

— Это все бессмысленно.

Олег подошел, медленно сел рядом и спросил осторожно:

— Что именно?

— Всё.

Он махнул рукой в сторону двери, где Фараоны восстанавливали свои баррикады, из чего Олег предположил, что речь о войне.

— Я тоже не понимаю, почему они это делают. Херня какая-то. Кому это нужно?

Он попытался сказать это так, чтобы звучало понимающе, но Серёжа вдруг возразил:

— Нет, оно нужно. Просто это ни к чему не приведёт. Ни к чему. Вообще.

— В смысле? Зачем тогда война?

Серёжа вздохнул. Его изменчивое настроение сейчас находилось на спаде, в точке, где он спонтанно начинал говорить, будто сам с собой, и так же спонтанно замолкал. Взгляд стекленел — казалось, что душа ненадолго покинула тело и решила прогуляться сама по себе. Олегу ничего не оставалось кроме как дожидаться ее возвращения.

— Пить хочу.

Вернулась. Олег быстро заговорил с ней, пока не улетела снова:

— Чай? Кофе растворимый есть. Сок с обеда.

— Я сам налью.

Сережа поднялся и на качающихся ногах дошел до их запасов. Вернулся со стаканом воды, сел, выпил все залпом и посмотрел на Олега.

Тот опустил глаза.

— Прости, не спросил. Хочешь воды? — вспомнил Серёжа.

— Нет.

— Ладно. Тогда слушай.

«Слушай что?» — не успел спросить Олег, как Сережа заговорил: устало, но с явным желанием наконец выговориться.

— Тебе со стороны, наверное, кажется, что у нас тут бред, беспредел и детские игры, и что воспитателей на нас нормальных не хватает, но — не перебивай — это далеко не самое худшее, что может случиться. И это не первый раз, когда в Доме беспорядки. Дом любит кровопролитие, как и Птица, как и всякий, кто живёт тут долгое время. Даже я.

Олег, который уже хотел заспорить, удивленно закрыл рот. Иногда на Серёжу находило такое, что он, сам по себе тихий и чувствительный, мог с холодным спокойствием начать говорить о насилии.

— Я здесь живу с пяти лет. Может ты заметил, но любой Фараон по возрасту будет старше минимум половины Чумных, а то и всех, как Комиссар, например. Чумные — новички. Фараоны застали больше них. Я не буду их защищать, но у всего, что они творят, есть причина.

Сережа быстро оглянулся на состайников и снова заговорил:

— Когда мне было пять и я только пришел в Дом, никаких Фараонов не было. Вообще не было стай. За год до этого был самый большой выпуск, поэтому набрали слишком много новичков, из старожилов осталась небольшая группа ребят. Стаи разрушились и не сформировались, а остаточные старожилы решили взять всё в свои руки. Мы называли их алыми. Они носили красные повязки, чтоб отличаться.

Он вдруг снова посмотрел на баррикаду, будто выискивая что-то глазами, а потом щёлкнул и, прищурившись, указал куда-то.