Он так смешно её снимал с себя, даже запутался, и футболка у него задралась. Олег помог ему раздеться…

У него такая талия, почему ее не видно под одеждой…

Когда Серёжа в своей огромной футболке, сразу видно, какие у него тощие ноги и руки. И он, наверняка, лёгкий, хоть на руках носи.

— Ой, а сколько времени?

Утро, солнце, никого нет, потому что все на завтраке. Олег принес Серёже бутерброды на случай если он не проснется до конца завтрака.

У него волосы спутаны и смешными лохмотьями спускаются на лицо, так мило. Такой теплый, сонный голос:

— Это мне? Спасибо. А я ещё успею на завтрак?

Он быстро вскакивает с кровати, потому что любит завтраки — с утра всегда дают сладкий шиповник для иммунитета. И начинает переодеваться. Стягивает эту огроменную футболку и… Боже, какой он… Олег не может отвести глаза… Это странно, но надо отвести глаза… Мальчики не глазеют на мальчиков, это мерзко, так нельзя, Олег, ты совсем сдурел?

«А ты уверен, что тебе не показалось? В таком возрасте откуда можно знать. Вон, Лиза, какая красивая девочка».

Голос самый родной, но всё равно далёкий, потому что близких у Олега нет. Стыд затапливает по самую макушку — смотреть на мальчиков мерзко, он — мерзкий.

«Психолог может тебе помочь. Она хорошая, знает что делать. Господи, Олег, за что это всё.»

«Ты когда-нибудь смотрел различные видео в интернете? Трогал себя? Скажи, тебе что-нибудь предлагали взрослые мужчины?»

«Спичка, а тебе не кажется, что я какой-то не такой?»

Ему не казалось. Серёже было всё равно. И слухи всякие он тоже не любил. И толпу глазеющую.

«Тебя, что ли, смущает?» — голос не подозрительный, ласковый, по-доброму смеющийся.

Серёжа хороший. Такой хороший. Такой… Когда он снимает эту футболку, весь мягкий и укутанный в сон, хочется потрогать его выпирающие ребра, провести руками по нежной коже, тёплой после одеяла, прижаться носом к ложбинке на груди, губами к животу. Боже, если бы они тогда, на скамейке, сидели ещё ближе, то сердце бы не выдержало и остановилось. Или на крыше. Они сидят на самом краю. «Понимаешь, Олеж, у древних людей считалось что можно любить кого захочешь, поэтому все мужчины голые. Я тоже так считаю, а ты?».

«И я»

«Хочешь… Если ты не против, конечно, я тебя поцелую? Но потом ты меня. Чтобы всё честно.»

Серёжа наклоняется к нему, краснеет и вдруг отворачивается.

«Я не могу. Это же от сердца»

И их руки касаются, взгляды тоже касаются, Олег медленно приближает свое лицо, наклоняется, опасно наклоняется, под ними пять метров до земли и асфальт. Одно неловкое движение…

Он проснулся, как от падения, с гулко бьющимся сердцем. Во сне он упал с крыши сам и утянул за собой Серёжу.

По шее струился холодный пот. Тело дрожало, хотя он был под одеялом.

— Блять, — надломанно прошептал Олег, закрывая лицо руками. — Сука.

Ладони наткнулись на что-то горячее и мокрое.

— Да чтоб тебя… Ох-х, блять.

Олег поспешно размазал слезы по лицу, изо всех сил делая вид, что их не замечает. Его колотило.

Дрожащими руками он нашарил под подушкой пачку сигарет. Обернулся на патруль возле двери.

— Покурю? — спросил он тихо, чтоб было не слышно, как голос дрожит.

— Э, время видел? До утра терпи, холодно.

Олег выругался под нос и закрутил сигарету в руках, чтоб хоть как-то успокоиться. Бумага по краям растрепалась.

Он хотел было посмотреть на Серёжу — спит он или нет, но одернул себя, резко повернув шею, из-за чего ее пронзила боль.

— Ебаный ты в рот, ненавижу, — протянул шепотом Олег.

Слезы текли сами собой. Не в силах справиться с ними, он решил ждать, когда вода в глазах кончится, и течь будет нечему.

«Ну что ты разнюнился опять, ты чё, тёлка? Или, может, из этих?»

Олег постарался бесшумно втянуть воздух носом и посмотрел на время. Часы, алые, как и все остальное, показывали четыре с половиной утра.

— Жрать-то можно? — спросил он у дежурных по комнате, кивая в сторону кучи с едой.

— Это не для тебя. Это стаи, — ответил первый.

— Жаба душит? — ядовито спросил Олег. — Или Комиссар по попе даст?

— Э, ничего не даст. Я сам кому хошь дам.

Олег невесело усмехнулся. Дежурный помолчал, раздумывая, потом сжалился:

— Ладно, кусни чего-нибудь, только чтоб не заметили. И с утра сами в столовую пойдёте, понял?

Олег кивнул.

Не выспался ночью, нечего начинать и в полпятого утра.

Комментарий к Часть 9: Война

Извините, что так долго не было продолжения

Я сдавала ЕГЭ и переживала небольшой этап нелюбви ко всему, что я делаю, сейчас все уже хорошо)

========== Часть 10: Клык ==========

«Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,

Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,

Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,

Оттого что я тебе спою — как никто другой.»

Марина Цветаева

У всех были грязные волосы, хмурые лица и враждебный взгляд, но у Олега, наверное, больше всех. У него не хотели покупать газеты.

Пальцы мёрзли, морось падала на бумагу, вынуждая прятать стопку под плащом, тканевые кроссовки промокали до носков.

Потом воспитательница долго ругала его за то, что он отпугивает от себя людей. Олег молчал и смотрел мимо неё: на стены, потолок с паутинкой, зеркало и доисторический телефон с диском, иногда встречаясь с ещё одной парой глаз, около двери.

Антон был совсем молодым воспитателем, проходил здесь практику. Дети его любили за то, что много позволял, но уважали меньше других. Антон был красивый: серые глаза, вихрастые волосы, улыбка. Он никогда не кричал, даже если ругался. И много курил.

Когда Олега выпустили в коридор — до следующего дня продаж и следующего скандала — Антон пошел рядом с ним.

— Не переживай, дело не в тебе. Газетка дрянная, я бы и сам ее не купил.

— Спасибо, — вздохнул Олег. — Только Мариванне это не объяснишь. Она считает, что мозги есть только у нее одной, а остальные ограничиваются простыми задачами и выполнением команд.

Антон усмехнулся.

— У меня после прошлого раза насморк три дня был, а сейчас ещё горло заболит, я чувствую, — хмуро продолжил Олег.

— Могу принести леденцов с мёдом.

— Не, пасиб.

Олег стрельнул взглядом к его оттопыренному карману. Антон покачал головой:

— Курить не дам, даже не думай.

— Только одну.

— Мелкий ещё. Побереги здоровье. Мне и насморк твой не нравится, надо кончать с этими газетами.

Он не сказал, как собирается «кончать с газетами», и Олег решил, что это просто слова. Но после ужина, когда он относил тарелку на раздачу, его вдруг подозвала повариха тётя Жанна.

— Ты Волков?

Олег растерянно кивнул. Женщина оглядела его с ног до головы, поджала губы и повернула голову вбок. Когда она махнула рукой, Олег понял, что смотрела она в сторону учительского стола. Из-за него встал Антон и направился в их сторону.

— Этот мальчик? — спросила Жанна, когда воспитатель подошёл.

— Он самый. Очень хочет работать на кухне.

— Первый раз вижу, чтоб мальчик рвался на кухню.

— Ты просила мальчишку, я нашел, — развел руками Антон. — Олежек смышлёный, аккуратный, ничего тебе не разобьёт и опаздывать с утра не будет. Что тебя смущает?

— Хилый он какой-то.

Олег выпрямился и постарался выглядеть сильным, насколько это было возможно. Если Антон его куда-то посоветовал, то это могло предвещать только что-то хорошее.

— Хлеб нарезать ровно сможет? — спросила повариха.

Воспитатель вопросительно посмотрел на него, и Олег уверенно закивал.

— Смогу. Я не пробовал, но я быстро учусь.

— Я же говорю, смышлёный.

Жанна подумала немного и в конце концов согласилась.

Как оказалось, дежурство в столовой позволяло откосить от продажи тупых газет. Там было тепло, вкусно кормили и не ругались на «дикий взгляд». Антон заходил к нему почти каждый день, проверял, справляется ли Олег с порученными заданиями. Перед ним Волков оплошать не мог, старался изо всех сил. Вскоре он научился ровно резать хлеб, овощи и колбасу, пользоваться духовкой, чистить картошку, а позже — отличать дешёвые продукты от более дорогих. Первые сервировали на детские столы, а вторые, более вкусные, надо было относить учителям.