Она принялась расспрашивать, что привело столь юное создание в это богом забытое место, но я не отвечала, задумавшись. Тэйлор Эмери. Имя отозвалось каким-то болезненным воспоминанием, перед глазами появились реки крови, изувеченные тела и подвалы, превращенные в камеры пыток.

– Я вас знаю! – бухнула я в середине ее фразы о неприязни к лилиям. Она осеклась, но тут же расплылась в улыбке:

– Как приятно, что мое творчество популярно среди молодого поколения. Вот, приехала за вдохновением.

– Разве в этих местах орудовал какой-то маньяк? – спросила я, интуитивно понизив голос и наклонившись ближе к ней. Она рассмеялась:

– О, дорогая, поверьте, их во всех местах было предостаточно.

Эта женщина снискала популярность, крапая полудокументальные книги о серийных убийцах, действовавших во всех уголках Штатов. Я не была ее поклонницей и за творчеством не следила. Как-то прочла одну книжку. Впечатления остались ужасные.

– Сегодня планирую осадить местный архив. А вы здесь…?

– О, я учусь в колледже имени Вудро Вильсона, в Атланте, увлечена историей Гражданской войны и веду исследовательскую работу, основанную на фронтовых письмах. Пытаюсь восстановить повседневную жизнь солдат, понимаете? Это сейчас самая актуальная тема, даже актуальней, чем гендерное направление! Мои научные публикации увидел полковник Натаниэль Хэмптон, и написал мне, сказав, что ему понравилась моя статья, пригласил ознакомиться с его личным архивом. А его дед был в бригаде Джона Гордона, а значит, сражался при Геттисберге, представляете?

Не стоит спрашивать меня о моей деятельности. Могу тарахтеть часами, как одержимая. Мисс Эмери только междометия и успевала вставлять. Большего поощрения мне и не требовалось.

– Его бабушка сохранила письма – все-все! И переписку со своим братом, а он из «Луизианских тигров»… и все это полковник Хэмптон хочет передать мне, для научной работы!

У меня закончился воздух, и во рту пересохло. Замолчав, я отпила из кружки, ожидая восторгов от своей собеседницы. Но та была удивлена вовсе не моей чудесной находкой:

– Радует, что среди молодежи есть такие увлеченные натуры! Такая редкость в наше время!

Я тут же вспомнила, что не одинока в своих увлечениях и полезла в карман за телефоном. Лекси не отвечала.

– Вы согласны? – неожиданно обратилась Тэйлор к призраку в кресле у камина. Я обернулась из любопытства. Женщина подняла взгляд, но не ответила. Но мисс Эмери не сдавалась:

– Как вы находите Пайнвуд?

Леди медленно выпрямилась, сфокусировала взгляд, отставила кружку на скамеечку для ног – словом, приготовилась вступить в диалог.

– Здесь очень тихо, – ответила она бесцветным голосом.

– И правда! Вы здесь по делам или отдохнуть приехали?

Вспомнилось, что Тэйлор Эмери начинала писательскую карьеру, строча заметки в какую-то бульварную газетку.

Этот вопрос погрузил прикаминное приведение в еще большую задумчивость. По ее блуждающему взгляду мне показалось, что она с трудом пытается вспомнить, как здесь оказалась. Наконец, последовал ответ:

– По работе.

– И кем же вы работаете, мисс…?

– Калверт. Кэтрин Калверт. Я работаю в Трэнтоне, Нью-Джерси, небольшая строительная компания.

Мисс Эмери собралась задать очередной вопрос, но Кэтрин Калверт, поднявшись, отошла к столу с кофе.

Интересно, у журналистов генетически отсутствует чувство такта или их этому специально в колледже учат?

Но рассуждать на эту тему было недосуг. Торопливо допив кофе, я откланялась. Полковник писал, что будет ждать меня в первой половине дня, и последнее, чего мне хотелось – так это произвести на него впечатление несерьезной безответственной девицы. Если Лекси надумала шарахаться по лесу до вечера – ее дело.

***

Спустя час, оставив Лекси ответную записку в номере, а ключ – у мисс Розенфильд, я подъехала к воротам дома полковника Хэмптона. Створки были заперты, и мне пришлось, оставив машину у забора, идти до особняка по заросшей подъездной аллее.

Эх, вот бы Лекси сейчас на славу повеселилась! Здесь-то ее надежды точно бы оправдали себя. Коттонхилл – типичный особняк-«антебеллум», олицетворение Старого Юга: величественный, гордый, с отпечатками былой роскоши на колоннах, барельефах и резных перилах, но в то же время – запущенный и постепенно разрушающийся. Кизиловая аллея – разросшаяся, со спутавшимися над головой ветвями, казалось, заглушала звуки. От этой мертвой тишины, от полузаброшенного дома, мне стало тоскливо и жутко.

Постаравшись отбросить неуместные мысли, я прибавила шагу, загородившись папкой с тетрадями и ручками, как щитом. Дом выглядел спящим, и меня охватили сомнения – не будет ли мое прибытие выглядеть вторжением?

Тихая аллея, неподвижный дом – всё словно просило меня: «не нарушай наш покой, уходи». Но я уже стояла на крыльце и давила в кнопку звонка. Длинное густое «доннн!» раздалось где-то внутри. Я начала считать до десяти, выжидая положенную приличием паузу, на седьмой секунде дверь степенно отворилась.

Я натянула самую доброжелательную улыбку, имевшуюся в моем арсенале, увидев, что в проеме стоит седовласая женщина в строгом черном платье с ослепительно-белым воротничком.

– Что вам угодно? – поинтересовалась она холодно.

– Добрый день, я – Шэннон Галлахэр. Полковник Хэмптон меня ожидает.

Она сделала шаг назад, пропуская меня внутрь. В темной прихожей, после яркого света, я захлопала глазами, пытаясь привыкнуть к полумраку. Строгая тетка не торопилась вести меня к своему хозяину.

– По какому вопросу? – спросила она.

«А вот встреча у меня с ним, деловая! Тебе какое дело? Показывай дорогу!» – хотелось ответить мне и высунуть язык. Почему все домоправительницы такие чопорные? Их этому где-то учат? Взять хоть «нашу» мисс Розенфильд – слова не вытянешь.

– Я из колледжа в Атланте. Полковник пригласил меня поработать с его личным архивом – фронтовой перепиской его деда.

Миссис хмуро окинула меня взглядом, в котором я прочла: «Да кому ты сказки рассказываешь, детка?».

– Вы уверены? – спросила она, наконец. Я начала терять терпение.

– Конечно. Он написал мне письмо, в котором указал и день, и место, и время, когда ему удобно будет меня принять. Я веду исследование по Гражданской войне…

Она жестом прервала меня:

– Могу я взглянуть на письмо?

Черт.

– К сожалению, я не захватила его с собой сегодня. Не думала, что возникнут какие-то проблемы.

Мне показалось, что леди хмыкнула. Лицо ее оставалось неподвижным – все то же холодное презрение.

– Боюсь, здесь какая-то ошибка, мисс. Во-первых, полковника сейчас нет в Пайнвуде. Он на Восточном Побережье, как всегда, в это время года. Во-вторых, он никому – никому! – не позволяет прикасаться к этим письмам. Ни одному историческому обществу или музею не удалось даже издалека на них взглянуть. Думаю, вы что-то неправильно поняли.

Я взвилась, начиная терять терпение:

– Я поняла ровно так, как могла понять фразу: «Приезжайте ознакомиться с письмами из моего семейного архива». Когда вернется полковник Хэмптон? Может, он перепутал даты, а вас не счел нужным известить о моем визите.

Однако моя резкость ничуть не смутила домоправительницу.

– Не имею права говорить об этом.

Мы смерили друг друга рассерженными взглядами. По поджатым губам домоправительницы я поняла, что раскрывать рта она более не намерена.

– Послушайте, леди, – примирительно начала я. – Я половину каникул посвятила этому исследованию. Чтоб добраться до Пайнвуда, я ехала всю ночь, отказалась от поездки в Калифорнию со своими друзьями, торчу теперь в этой глуши. И я с места не сдвинусь, пока вы мне не скажете, когда вернется полковник.

Театрально вздохнув, леди разомкнула скрещенные на груди руки, и я поняла, что выиграла.

– Письмо, конечно же, отпечатано?

– Написано от руки, – торжествующе ответила я.

– Привезите его, и если это действительно писал полковник Хэмптон, я не только скажу, когда он приедет, но и позвоню ему, чтоб он приехал как можно раньше.