— Прекращай уже с этим, серьёзно, — покачал Милкович головой, убирая телефон в карман и вставая с кровати. — Слушай, тебе, наверное, пора, а то мне на завтра дохрена домашки задали, — тихо сказал Мик, виновато глянув на парня.

— Тебе вдруг кто-то пишет, и ты тут же просишь меня уйти? Скажи, как я тогда должен прекратить с этим? — нахмурился Йен, подходя к брюнету.

— Это моя тетя, ясно? И я прошу тебя уйти, только потому что мне теперь охуеть как неловко, — фыркнул Милкович, глядя на Йена с приподнятыми бровями.

— Почему? — тут же нахмурился Галлагер.

На это Мик лишь слабо рассмеялся прежде, чем ответить: — Я как будто ебаную монашку тут пытаюсь трахнуть, вот почему.

— Я же просто!.. Знаешь, боюсь, что!..

— Галлагер, — вздохнул брюнет. — То, что у меня еще никого не было — не значит, что я ничего не пробовал, ты понимаешь о чем я? — с намеком в голосе спросил он, глядя на парня исподлобья.

— …Да, — Йен неуверенно кивнул, пытаясь сдерживать свою фантазию. Хотя он уже заранее знал, что его голова впредь будет забита лишь мыслями о том, как Микки наедине удовлетворяет самого себя.

— Вот и отлично, — садясь на кровать, отозвался Милкович со слабой усмешкой на губах.

— Я теперь могу остаться? — состроив глазки, спросил Галлагер, окидывая парня взглядом.

Тогда Мик кивнул ему с соблазнительной ухмылкой на губах: — Может, ненадолго.

~

На следующий день Микки как будто подменили. Словами не передать, как сильно Йена настораживала такая смена настроения у его парня. Только вчера Микки было не заткнуть, а сейчас он едва сказал Йену пару слов за все те часы, что они провели в школе. Даже сидя с Карен на уроке математики, Микки не выглядел таким уж счастливым, хотя обычно эта девушка умела его растрясти.

На все вопросы о том, что случилось, Микки лишь качал головой и говорил, что все в порядке. В эти моменты Галлагеру хотелось посмотреть на себя со стороны, чтобы понять — он правда выглядит, как полный идиот или лишь Микки держит его за такого.

Они как раз шли по домам, когда Йен, уже было, смирился с тем, что в ближайшее время Микки ничего ему не расскажет. Но тогда заговорила Мэнди: — Мария подцепила какую-то хрень и теперь умирает, вот он и ведет себя, как унылый пиздюк, — сказала девушка, словно Микки и не было рядом.

— Мэнди, какого хуя? — тут же вспылил парень, останавливаясь на месте и глядя на сестру, нахмурив брови.

— Что? Грейс сказала, ты не берешь трубку, поэтому позвонила мне. Ему нельзя об этом знать? — пожала та плечами.

— Нет, ему, блядь, нельзя об этом знать! — крикнул брюнет, выпучив глаза на сестру.

— Почему? — тут же вклинился в разговор Галлагер.

— Потому что это тебя не касается, — проворчал он, поправляя на плече свисающий рюкзак и уходя вперед, подальше от ребят.

— Просто замечательно, — выдохнул Йен, глядя вслед Милковичу.

Он уже было ринулся за ним, как Мэнди остановила его: — Лучше не надо, — покачала та головой. — Он скоро отойдет, ты же знаешь.

— Зачем ты так? — тут же огрызнулся на неё Галлагер. — Нахера было говорить это?

— Слушай, пусть злится на меня, пусть злится на тебя. Но я не хочу видеть, как он ноет об этой эгоистичной суке, ясно? — сказала она, как что-то очевидное. — Лучше так.

— Не тебе решать, как лучше, Мэнди! — воскликнул Галлагер, глядя на подругу так, словно впервые её видел. — Я знаю, ты её ненавидишь, но это и его мама тоже. Так что просто дай ему пройти через это самому, если не собираешься помогать.

— …Умеешь же ты дать почувствовать себя сукой, Галлагер, — пробормотала она, виновато опустив голову и глядя куда угодно, кроме стоящего напротив парня.

— Ты сама знаешь, что я прав, — отозвался Йен перед тем, как направиться по дороге к собственному дому.

~

Может, Мик и был чересчур вспыльчив, возможно. Но он не хотел грузить Галлагера своими проблемами. Он и себя-то ими грузить не хотел. Все, что сейчас ему было нужно — это просто забить, не думать.

Его мать легко справлялась с этим всю его жизнь. Более того, Микки был уверен — окажись он на больничной койке, она даже долбаную открытку ему не прислала бы. И чего теперь все ждали от него? Жалости и сочувствия к ней? На хуй это.

Он даже не был удивлен, что её жизнь заканчивалась таким образом — по правде, он думал, что Марию ожидает участь куда хуже. Но нет, все как по стандарту — его мать подцепила ВИЧ, о котором не подозревала больше года. И сейчас она находилась на последней стадии.

Кто знает, может, если бы она вспомнила о своей семье немного раньше и если бы в этот раз она дала о себе позаботиться — возможно, её ещё можно было бы спасти. Но для чего? Чтобы она вновь вернулась к прежнему? Чтобы вновь подпортила им жизни и ушла, словно нихрена не произошло? Микки не видел в этом никакого смысла.

Сейчас же все словно подходило к логичному концу — не то чтобы счастливому, но к такому, к которому Микки всегда был готов. Кажется, парню с самого детства приходилось оплакивать своих родителей — самых близких людей, которые любили бы его и были рядом. И сколько он ни пытался убедить себя в этом, его мать никогда бы не стала такой, какой он хотел её видеть. Наверное, сейчас он оплакивал лишь её образ, который сам же воссоздал в своей голове.

Но даже это не могло заставить его поехать. Он не хотел ехать туда к ней, даже ради Грейс. Он не хотел сидеть там, держать мать за руку и делать вид, что безумно сожалеет. Нет, это было бы наглой ложью. Для него это было освобождением. Наверное, как и для неё.

— Мик? — парень резко дернулся, когда услышал голос сестры. — Ты как? — она постаралась выглядеть как можно более непринужденно, но в глазах её с легкостью читалось беспокойство.

— Все отлично, — фыркнул юноша, хватая со стола рюкзак и начиная рыться в нем — он сам не знал, что искал, ему просто нужно было занять себя чем-то. Дать Мэнди понять, что не он не хочет об этом говорить, ведь он и так заранее знал, что она скажет — их мать не заслужила того, чтобы по ней горевали.

Но девушка все так же стояла на пороге, пока не заговорила вновь: — Прости, — выдохнула она. — За то, то сказала. Это нормально, что ты грустишь по ней, знаешь. Она всё же наша мама, — Микки вдруг замер, невольно задумавшись о том, что это, наверное, был первый раз за очень долгое время, как Мэнди назвала Марию их мамой.

— Нет, ты была права. Меня самого бесит, что мне из-за этого хреново, — выдохнул Мик, наконец, поворачиваясь к сестре лицом. — Она нихера этого не заслужила.

— Круто, что хоть в этом мы с тобой сходимся во мнениях, — усмехнулась Милкович, проходя в комнату и присаживаясь на чужую кровать. — Грейс спрашивала, приедешь ли ты.

На это Микки лишь поднял глаза к потолку. Конечно, она спрашивала. — Я приеду к ней после, когда все закончится, — промямлил он.

— Ты же знаешь… — не успела она договорить, как её прервали.

— Да, я знаю, что Грейс сейчас нужна моя ебаная поддержка, но я просто, блядь, не могу! Не могу, и всё, — тут же начал защищаться парень. — Я попрощался с ней еще тогда, когда уезжал оттуда, это вообще нихуя несправедливо. Она была хуевой матерью, просто, блядь, ужасной! И напоследок еще и решила, что я должен помучиться ебаным чувством вины?! Я, нахуй, не поеду к ней.

Несколько мгновений Мэнди просто тупо пялилась на него перед тем, как продолжить недосказанное: — … Ты же знаешь, что я всегда рядом, если нужно? — получив заторможенный кивок от брата, Мэнди, наконец, поднялась с места.

— Спасибо, — пробормотал Мик, хоть и хотел сказать куда больше. О том, что понимает, почему та так злится на мать. Что не должен был оставлять её и сожалеет об этом, ведь Мэнди — единственный человек, за которого ему стоило так сильно держаться. Ему хотелось, чтобы она все это знала.

— Ну, заплачь еще, пизденыш, — но кажется, она и так его понимала. — И позвони уже своему бойфренду, он нас уже достал своими расспросами, — с гаденькой ухмылкой на лице попросила девушка.