На въезде к дому Вершининых гостей встречали факиры, которые устроили шоу вдоль дороги.

Оказавшись во дворе, обогнув центральный фонтан, экипаж Рахманских подъехал к крыльцу. Кучер спешно спустился и открыл дверь кареты. Первой выбежала Настенька, но, увидев на крыльце старую мамину знакомую, остановилась.

– Идём, – Елизавета подхватила под руку сестру и повела к входу особняка.

– О, мои хорошие, Лиза, Настенька, как я рада вас видеть, – полная, с выразительными круглыми глазами женщина поприветствовала их.

– Добрый вечер, Софья Кузьминична, и мы вам рады, – ответила старшая сестра.

– А где Екатерина Владимировна?

– Мама остались дома, утомились слегка, – на ходу ответила Елизавета.

– Ну, вечер такой чудесный, и люди собрались любопытные, хотя… ты права Лиза, это утомляет, – с восхищённого до удручающего тона скатилась эта фраза с уст Софьи Кулибиной, – проходите, милые, развлекайтесь, – напутственно произнесла она им вслед.

Когда они оказались внутри дома, уже на входе огромный бежево-золотистый зал с высоким потолком в два этажа вызвал восторг. Пространство прорезали жерди с сочными зелёными широкими листьями, на которых висели крупные ажурные клетки с канарейками и соловьями, жерди врезались в белокаменные колонны. В основании колонн были высечены бюсты великих мировых мыслителей, это придавало уникальность каждой из них. Потолок венчали несколько конусообразных продолговатых люстр с хрустальным обрамлением, а на полу была выложена крупная светло-серая мраморная плитка. Весь зал был залит светом, сладковатым запахом и музыкой.

– Добро пожаловать в фамильный дом Вершининых, – учтиво поприветствовал дворецкий княжон Рахманских, затем он спросил, чем может быть полезен. После обмена любезностями Елизавета осмотрелась, она и её сестра впервые гостили в этом доме.

С правой стороны зала был большой камин из чёрного мрамора с бело-серыми прожилками. Сам камин и несколько кресел стояли на деревянном подиуме светлого дымчатого цвета с одной ступенькой. Возле уютного огня собралась шумная компания, знаменитые вельможи московских дворов, князья и княгини Петербурга, посол Англии со своими близкими. Всего порядка восемнадцати человек, они окружили темно-зелёное с высокой спинкой кресло графа Александра Васильевича Вершинина, хозяина дома, и обсуждали политические новости Европы. Как и принято, беседы велись на французском языке, с эмоциональным переходом на русский, если это требовалось.

– Je suis heureux que nous soyons ensemble[2], – Александр Васильевич произнёс очередной тост за присутствующих. Он поднялся с кресла, его величественный и строгий типаж привлекал внимание моментально. Высокий, статный мужчина, чуть старше пятидесяти лет, плавными движениями своих кистей гипнотизировал слушателей. Граф произнёс патриотический тост, завершив призывом на русском, – за Россию до дна, господа!

Чуть дальше стоял внушительный фуршетный стол, его массивные ножки были чёрного цвета, их почти не было видно из-за белоснежной скатерти. Гости могли отведать разнообразные блюда из рыбы, свежие овощи и фрукты, хрустящие багеты, переполняющие плетёные корзины, и, конечно, выпить игристого вина, наполненные бокалы располагались небольшими пирамидами вдоль всей столешницы.

Возле торца стола стоял князь Громовицкий, он был приближённым к императорскому двору, работал руководителем собственной Его Императорского Величества канцелярии. Хотя ему и было уже за шестьдесят лет, окупал он свой возраст необычайной харизмой, бодростью, талантом заинтриговать и расположить собеседника. Он часто поддавался увлекательным рассказам о светской жизни в России и Европе. Сам он изъяснялся просто и прямо, делая при этом хитрый прищур глаз, словно пронизывая собеседника.

– А ну налей мне немного юшки, дочка, – с довольным лицом и улыбкой он обратился к прислуге, – кто вкусит, пока горячая?

– Пожалуй, и я попробую, – решила составить компанию князю одна из гостей вечера.

– Я вам так скажу, мои дорогие, – Громовицкий, окружённый шестью женщинами, не останавливал свой рассказ, – я добрый человек, но тогда я не сдержался, поднял шандал и прям не думая запустил в мимозыря проклятого, за то, что он стеллаж обронил!

Князь рассказывал, как ему нелегко работается в канцелярии, и какие там в основном безалаберные и нерасторопные люди трудятся, и что на нём всё и держится.

Далее, в самом конце большого зала, располагалась широкая ложа с двумя лестницами по бокам. Ложа была как большая полка, на которой разместились восемь музыкантов и дирижёр.

В момент, когда Елизавета с сестрой зашли в зал, октет играл фрагмент оперы композитора Фердинанда Антонолини, выдерживая оптимальную громкость.

Под лоджией стоял шахматный столик, взятый в полукольцо мягкими тёмно-сиреневыми диванами, мебель стояла на светло-бежевом ковре с чёрной кромкой, что гармонично отделяло эту зону от остального зала.

Небольшая компания собралась именно в этой части зала. Звон бокалов и смех исходил от них, словно дополняя играющий ансамбль.

В центре внимания был Георгий Александрович Вершинин, он же поручик. Известный завидный жених Петербурга, наследник огромного состояния, владелец собственных имений, заводов и мануфактур. В светском обществе он появлялся крайне редко, однако, когда он удостаивал такой чести, его энергетика, широта души и щедрость удивляли и баловали окружающих. Молодой двадцатипятилетний граф Георгий был как магнит, самолюбивый, твёрдый и немного критичный к окружающим нрав вызывал неоднозначные впечатления от общения с ним. Каждый собеседник сталкивался с бездонным потоком знаний поручика, его позитивное и порой наглое поведение и шутки веселили одних и смущали в то же время других. Перечить или обвинять молодого графа никто не смел, все знали его принципиальный характер. Слухи были разные, многие рассказывали, что за свою честь и честь семьи Георгий уже не раз сражался на тайных дуэлях и всегда побеждал.

Уверенный и немного оценивающий взгляд поручика притягивал свободных женщин, они чувствовали его власть и хотели покориться, раствориться в бесконечных беседах, не замечая времени.

Георгий как истинный эстет любил красоту вокруг себя. Сегодня он был одет в тёмно-шоколадный фрак с чёрной бархатной окантовкой, белоснежная рубашка со стоящим крахмальным воротником сочеталась с тёмно-синим жилетом и шёлковым черным шейным платком. На поручике также были надеты светло-бежевые панталоны на штрипках, сапоги как зеркало в тон фраку и тёмно-синие перчатки в тон жилету.

Елизавета сразу узнала молодого графа, его типаж со стройным подтянутым силуэтом, с тёмными густыми волосами, выразительными бровями и глазами и слегка угловатым подбородком она считала самым красивым в своём окружении.

Внезапно её приветливая улыбка сменилась недоумевающим пустым взглядом.

Георгий стоял с бокалом в руке и красноречиво рассказывал что-то про своего друга Василия, младшего сына графа Грамовицкого, периодически на него посматривая с ехидным выражением лица. Рядом была Изидора, держащая под руку поручика, она постоянно что-то шептала ему, касалась губами мочки уха, после чего, не отрываясь, смотрела на его профиль.

Заметив сестёр Рахманских, поручик, не дожидаясь окончания ответа князя Василия, молча кивнул присутствующим, поцеловал руку Изидоре и спешно направился к выходу. Проходя мимо камина, он слегка заметным кивком попрощался с отцом.

– Хорошего вечера, – обратился Георгий к Елизавете, проходя мимо, в его глазах были хитрость и блеск, словно он раскрывает карты в игре, зная, что сейчас выиграет.

У Елизаветы же, напротив, был возмущённый вид, ей не удавалось показать безразличие, нахмуренные брови и покрасневшие щёки выдавали истинные эмоции. Она словно оцепенела и не могла произнести ни слова.

– Добрый вечер, – еле слышно, словно увидев призрака, прошептала Настя.