– Прекрасно Эмили, но только прошу вас – не спешите! Я абсолютно не тороплюсь и не хочу подгонять вас. Закончите все, когда вам будет удобно. Все равно большую часть времени я провожу в клинике, так что вы сможете спокойно работать, когда меня не будет дома.

– Хорошо, раз вы говорите. Я сегодня как раз закончила прибираться в спальне и вы, наверняка, хотите отдохнуть после долгой дороги, а потому, если позволите, я продолжу уборку завтра?

– Конечно. Я больше не смею вас задерживать.

Эмили кивнула и пошла наверх, убрать тряпки и ведра, после чего спустилась к профессору, держа в руках темную коробку с резным узором.

– Я нашла это за комодом, когда прибиралась, – сказала она, протягивая находку доктору, – и подумала, что лучше отдать вам лично в руки.

Доктор открыл крышку и обнаружил внутри револьвер марки «Вильгельм и Вальтер» калибра сорок пять миллиметров. Рядом в выемках лежали пять серебряных и одна золотая пуля, а на крышке внутри золотыми буквами была выведена надпись: «Пять пуль для человека, и только шестая для дьявола». У профессора по спине пробежал холодок, как бывало всякий раз, когда в его руках оказывалось оружие. А ведь этому револьверу было более сорока лет. На торжественной церемонии, по случаю удачного окончания Второй войны за золотые шахты, некоторым особенно отличившимся ветеранам вручали памятное оружие, включая и тех, кто воевал еще в Первую войну. Карл Фитцрой вообще не хотел идти на подобное мероприятие, удивляясь, что вообще получил приглашение, но его уговорил Юнгер, который приехал специально за ним. Сама церемония проходила «торжественно вяло»: сначала выступил с речью сам генерал армии, потом офицеры чином пониже и под конец те, кто непосредственно участвовал в боевых действиях. Все это проходило летом на открытой площадке перед императорским дворцом в столице Ринийской империи. К концу всей церемонии доктор полностью размяк и обливался потом, боясь получить солнечный удар. Апогеем всей этой фальши стало вручение памятного оружия, которое с прилипшей «официальной» улыбкой профессору вручил генерал армии. Он тогда подумал, что только полному идиоту пришло бы в голову вручить револьвер полевому хирургу, который спасал жизни людям, пострадавшим от огнестрельного оружия. Но военное командование никогда не отличалось благоразумием. Профессор всегда старался засунуть этот «подарок Его Императорского Величества» куда-нибудь подальше, так, чтобы не видеть до конца своих дней. Пару раз у него даже проскальзывали мысли выбросить револьвер или сбагрить кому-нибудь, поскольку Грете он тоже не нравился, но с другой стороны, что бы сказали люди, если бы обнаружили, что он пытается избавиться от такого весьма заметного презента? Профессор, во время смены места жительства, перевозил его вместе со своими другими вещами, всякий раз надеясь, что он потеряется по дороге, но револьвер упорно следовал за ним, словно зловещая тень, напоминавшая ему о давно минувшей войне.

Эмили это тоже следовало бы объяснить:

– Это памятный подарок за участие в Первой войне за золотые шахты. – Он улыбнулся, стараясь выглядеть абсолютно непринужденно. – Тогда я был несколько моложе и работал полевым хирургом, ампутировав бессчетное количество конечностей и зашив не одну сотню ран.

– Боже мой! – Похоже, Эмили была искренне удивлена. – А ведь я даже не знала, что вы ветеран. Я, когда нашла револьвер, еще подумала, что он может принадлежать одному из ваших сыновей, но чтобы он был ваш…

– Мои дети, хвала Господу, не узнали, и надеюсь, никогда не узнают, что такое война. Ни за что в жизни не хотел бы, чтобы они получали подобные подарки.

– Да, конечно вы правы. Ну что ж, – Эмили посмотрела на часы на каминной полке, – мне, наверное, уже пара. Вы завтра будете на работе?

– Да, хоть у меня и выходной, но необходимо проверить, как там без меня справляется помощник.

– Тогда я подойду к вам в восемь. Вас устроит?

– Конечно. Буду вас ждать.

Эмили пожала доктору руку, после чего поспешила удалиться. Профессор сел на диван и долго вертел в руке шкатулку, рассматривая оружие, пули и странную надпись. К слову сказать, он так и не узнал, являются ли эти пять путь действительно серебряными и одна золотой, а также есть ли в гильзах порох или это просто муляж. Спустя несколько минут он резко захлопнул крышку и отнес шкатулку в спальню, где спрятал ее в нижнем ящике комода, куда никогда не заглядывал.

Осознав, что остался один, он с удовольствием сбросил с себя одежду и завалился на мягкие простыни. В комнате царил необыкновенный дух чистоты и свежести, которого профессор не чувствовал так давно. Словно Грета вернулась и снова принялась вести хозяйство. «Моя Грета, – бормотал он, погружаясь в сон, – как же я за тобой скучаю».

Однако выспаться доктору так и не удалось. Когда стрелки часов подходили к пяти часам вечера, в дверь постучали. Сначала доносившийся звук был осторожным, но после стал все более настойчивым. Профессор неохотно поднялся, сладко потянувшись, после чего накинул весьма поблекший серый халат и, кряхтя старыми костями, спустился по лестнице. Открыв дверь, он с удивлением обнаружил своего помощника Августа, который был весьма потрепан и сильно взволнован. Однако в его визите не было ничего странного: иногда он приходил к профессору за советом, просто поговорить или одолжить одну из книг, коих в библиотеке доктора было предостаточно. Часто их посиделки длились до позднего вечера, и Августу приходилось ночевать на диване в гостиной, но в этот раз его юный друг явно пришел не с обычным визитом.

– Боже мой, Август! – Воскликнул профессор. – У тебя такой вид, словно ты провел многочасовую операцию на открытом сердце! Что стряслось?

– Простите, что беспокою доктор, но я просто не мог ждать, пока вы появитесь на работе. Перед началом разговора вам лучше присесть.

2

Спустя почти два часа профессор не находил себе места: он мерил шагами комнату, нервно заламывал руки и потирал лысину. Как такое могло произойти? Нет, в его практике это был не первый подобный случай, но чтобы пациент сам освободился от крепких кожаных ремней и при помощи них же свел счеты с жизнью?! Да этого просто немыслимо! Не иначе ему помогла сама рука дьявола или кто другой, более приземленный к этому грешному миру. Но санитары и сторож клянутся, что в больницу никто не заходил. Нет, здесь явно что-то не так.

Профессор с благодарностью принял стакан воды, который принес Август, и капнул в него десять капель настоя валерьяны. Немного приведя мысли в порядок, он снова переспросил у Августа:

– И что, инспектор действительно сделал тебе подобное предложение? – Тот лишь молчаливо кинул. – Что ж, в этой ситуации, возможно, это наиболее лучшее решение, которое можно было предпринять. И да, ты отлично справился, друг мой. Несмотря на свой юный возраст, ты все сделал правильно и не растерялся в трудной ситуации. Ты уже сообщил в газету?

– Да, завтра опубликуют некролог с фотографией пациента и описанием истории того, где он служил. Конечно, мы не знаем наверняка, но может быть кто-то из его родственников вдруг внезапно обнаружиться и сможет пролить свет на эту историю.

– Верно, и по крайне мере у нас есть неделя надежды, в противном случае его похоронят под табличкой без имени. Вряд ли этот человек заслуживает подобной участи.

– И да, профессор, вам нужно будет зайти к инспектору и переговорить с ним лично. Он упоминал, что от вас потребуются подписи на официальных бумагах. Думаю, что это не займет много времени.

Профессор кивнул, потирая виски и постарался поудобней расположиться в кресле. Да! Подобная новость ставит крест на почти всех его планах, если только…

– Извините, что спрашиваю доктор, – смущенно сказал Август, – но как прошла ваша поездка? Удалось ли что-нибудь разузнать?

– Да, конечно. Все сложилось даже лучше, чем я мог себе представить, но вот только это событие совершенно выбило меня из колеи и я не уверен, что смогу сделать все сам…Ты мог бы помочь мне в этом деле, но для этого придется отправиться на территорию Реготской республики. Сможешь осилить подобное путешествие?