Стараясь как можно быстрее исправить ситуацию пока не стало слишком поздно, Бенедикт Гецель собрал всех имеющихся у него советников и генералов и отправился прямиком в осаждаемый город Брум, чтобы договориться об условиях мирного соглашения. Условия договора обсуждались почти неделю, но в конечно итоге основными из них стали: передача 80% золотодобычи страны правительству Трех государств; бесплатное предоставление всех материалов и ресурсов для восстановления разрушенной инфраструктуры и городов Реготской республики; передача 50% продовольственных запасов до полного восстановления сельскохозяйственных площадей Реготской республики; размер армии Ринийской республики ограничивался численностью в пятьсот тысяч солдат, при этом запрещалось массовое производство боеприпасов и оружия сроком на сто лет, а вся имеющиеся техника должна быть законсервирована на согласованных военных базах; кроме того, на территорию Ринийской империи вводился контингент из одного миллиона солдат армии Трех государств (шестьсот тысяч от Реготской республики, двести тысяч от Брияма и еще двести тысяч от Бараса); для соблюдения этих условий создавался специальный оккупационный комитет, в который должно было входить примерно тысяча человек; эти люди должны были быть отправлены во все региональные города Ринийской республики и внимательно следить за выполнением этих условий.

Пунктов договора, конечно, было намного больше, но профессор заполнил только наиболее важные из них. Он усмехнулся сам себе, вспоминая, как множество людей и его соседей было одурачено имперской пропагандой. Ведь говорить о каких-либо потерях или поражениях ринийской армии строго запрещалось, а любое крупицы правды, которые публиковали некоторые независимые издания, сразу подвергались нападками и приводили к одному и тому же: газета либо закрывалась, либо в ней совершенно случайно возникал пожар, который уничтожал все оборудования. А сотрудников этих газет заключали в тюрьму по обвинению в «измене родине» или «работе на вражеское государство».

Но профессор был одним из немногих, кто получал информацию «из первых рук». Множество его друзей и знакомых по фронтовому времени занимали важные посты в армейской верхушке, и в ходе переписки с некоторыми из них он узнавал реальное положение дел на фронте и количество потерь с их стороны. Однако этой информацией он делился только с Гретой (когда она еще была жива) или со своими детьми, не рискуя раскрывать их кому-либо еще, – одни записали бы его во «враги народа», а другие были настолько одурманены пропагандой, что под угрозой смерти отказывались принимать отличную от их точку зрения.

Хвала Господу, что еще Артура и Гофмана не призвали на фронт. Профессор не смог бы пережить утрату даже одного своего ребенка, не говоря уже о двоих. Но его сыновья вовремя подсуетились и занимались только снабжением армии в тылу, таким образом, оставаясь вдали от реальных боевых действий. А вот его дочери Бриджит пришлось поработать в нескольких полевых госпиталях, прежде чем профессор смог использовать свои связи и перевести ее в столичную больницу.

И только подумать, ведь его старый друг Ганс Юнгер, к которому он сейчас держит путь, был одним из заговорщиков, которые стремились отстранить императора от власти! Юнгер в то время был командиром полка и одним из первых высказал предложение о прекращении войны, а также сдал без боя удерживаемый его солдатами город, спася не одну тысячу жизней. А после он был одним из тех, кто сопровождал президента Гецеля в Брум, где были подписаны условия капитуляции! И его труды были вознаграждены по достоинству, ведь быть губернатором такого крупного города, как Зальт, было не только престижно, но еще и приносило хорошие деньги.

Профессор немного завидовал позиции Юнгера, но с другой стороны, если бы заговор отказались поддержать некоторые ключевые фигуры, Ганс вполне мог быть казнен за измену. Воистину, если хочешь добиться чего-то стоящего в этой жизни, то будь готов рискнуть всем или же наслаждайся спокойной жизнью простого человека, каким и был профессор.

Доктор Фитцрой заметил на стекле первые косые капли дождя, которые небеса уже начали изливать на грешную землю. Где-то вдалеке послышался раскат грома, и его эхо докатилось до их маленького купе. От этого звука проснулась мисс Агнета, и тревожно посмотрела в сторону окна. Профессор отметил, что ее лицо немного пришло в норму, а на щеках стал появляться здоровый румянец. Она поправила съехавшую на бок шляпку и спросила:

– Сколько времени я спала?

– Честно признаться, точно не знаю, – ответил профессор, – я и сам немного прикорнул, но проснулся раньше вас, и если судить из того, что сейчас уже начало одиннадцатого, то часа три-четыре.

Агнета кивнула и достала из своей сумочки бумажный сверток, где хранилась еда. Она предложила один из печеных пирожков профессору, но тот любезно отказался, сказав, что позавтракал всего полчаса назад.

Пока Агнета подкреплялась пирожками, а профессор разглядывал темнеющий пейзаж за окном, в купе зашел Пауль. От него исходил резкий запах табака.

– Похоже, что надвигается буря. – Бросил он и уселся на свое место.

***

Август сидел у окна в кабинете профессора, глядя на царившую за окном непогоду. Еще пару часов назад ничто не предвещало дождя, но видно природа, подстроившись под события сегодняшнего дня, решила принять депрессивный серый цвет. Август допивал уже третью чашку кофе, чтобы хоть как-то удержать себя в руках и заглушить неприятную тошноту, комом подступавшую к горлу. Больше всего на свете ему бы хотелось, чтобы сейчас рядом с ним оказался профессор или кто-нибудь другой, более умудренный опытом, чем он. Свалившееся на него несчастье было не новым для истории психиатрических больниц, но за то новым для него самого. Прокручивая в голове все события сегодняшнего дня, он старался составить в уме четкую хронологию событий, чтобы понять правильно ли он поступил. Еще раз, тщательно разобрав каждый эпизод в отдельности, от прибытия санитара до разговора с инспектором в кабинете, он успокоил себя тем, что все сделал правильно, и в его действиях не было ничего такого, что могло бы плохо сыграть против него самого. И как же первому пациенту удалось снять ремни? Ведь он не обладал нечеловеческой силой, чтобы просто их разорвать. С другой стороны, у него вполне могло возникнуть состояние аффекта, а в этом случае краткосрочный прилив сил, необходимых организму для быстро выхода из сложившейся ситуации, мог помочь ему справиться с путами. Август когда-то читал, что в подобном состоянии человек мог поднять упавший ствол дерева или с легкостью запрыгнуть на двухметровый забор, если от этого зависела его жизнь или жизнь близкого человека. А что? Такое вполне могло случиться, но опять же, хватило бы этого краткосрочного прилива сил настолько, чтобы разорвать прочный кожаный ремень? Вопросы, вопросы, вопросы.

Август тяжело вздохнул и допил остаток кофе в чашке. Последний раз он чувствовал себя настолько беспомощным и опустошенным, когда погиб его отец. Герхард Майер был преуспевающим капитаном пассажирского судна, которое потерпело крушение где-то в Изумрудном море. Август привык к тому, что отец редко бывал дома, но эти короткие часы досуга с ним были особенно ценными. Он часто привозил хороший кофе или чай, экзотические фрукты и овощи, шелковые платья и украшения для мамы и разнообразные игрушки для него. Максимум он задерживался дома на неделю, а после уезжал на верфи портового города Хейне, почти на самом юге страны.

А они с матерью оставались одни в просторном особняке, который располагался в деревушке Оффен, соседствующей с обширным хвойным лесом и лечебными источниками. Август ходил в обычную деревенскую школу, хотя его родители вполне могли обеспечить ему учебу в более престижном заведении в ближайшем крупном городе Ольм, но не стали этого делать. С одной стороны мать не хотела отпускать сына далеко от себя и оставаться в доме одна, с другой стороны отец хотел, чтобы его отпрыск учился пробиваться в этой жизни, начиная с низов, и не вырос слюнтяем или белоручкой, который всегда может рассчитывать на родительские деньги.