Профессор пытался проанализировать все имеющиеся факты и составить в голове хотя бы приблизительную историю болезни. Да, у всех пациентов наблюдается острый посттравматический синдром, об этом говорят большая часть признаков их поведения. Вызван ли он боевыми действиями? Вряд ли. Их не мучают сцены взрывов и выстрелов, на резкие звуки и движения они реагируют адекватно, да и сны с разорванными на части товарищами тоже ни к кому не приходят. Но если не война стала причиной их состояния, тогда что? Они военные, этот факт нельзя отрицать. Удалось установить, что все они бойцы одного из элитных подразделений, такими людьми не разбрасываются. Как они оказались на этой дороге? Где дислоцировалось их подразделение? Кто был их командиром и почему до сих пор никто не сделал запрос на их розыск? Они наверняка служили в роте или входили в состав какого-нибудь специального отряда. Почему никто кроме них не был больше обнаружен? Все остальные погибли, выполняя специальное задание? Но хоть кто-нибудь должен же был об этом знать! Что-то здесь явно не так…

Оторвавшись от своих мыслей, профессор заметил, что уже проехал водонапорную башню и движется по улицам деревни. Небольшими группами по тротуару двигались рабочие, возвращаясь со смены на заводе, кое-где виднелись дамы с детьми, вышедшие на вечернюю прогулку. Торговцы закрывали продуктовые лавки, уступая место огням маленьких кафе и баров, куда не гнушался заглянуть простой люд, чтобы пропустить по стаканчику чего-нибудь горячительного и поболтать после тяжелого трудового дня.

Добравшись, наконец, до своего дома, профессор поставил машину в гараж и поднялся на крыльцо, бросив недовольный взгляд на плетеного человека, который по-прежнему оставался на своем месте. С каждым разом у доктора Фитцроя вспыхивала маленькая надежда, что Краус послушает советов жителей и уберет страшное чучело со двора, но каждый день она становилась все меньше и меньше, став чем-то вроде райского острова в голове, где мыслями можно было отдохнуть, но никогда не окажешься там на самом деле.

Замешкав у двери, профессор услышал чей-то голос из-за спины:

– Добрый вечер, мистер Фитцрой.

Профессор подпрыгнул и выронил ключи, которые звякнули об деревянный настил крыльца. Повернув голову, он с большим удивлением и еще большим ужасом обнаружил, что позади него возникла фигура хозяина плетеного человека Крауса, который скрестил могучие руки на груди и вперил взгляд серых глаз в доктора.

– Добрый вечер. – Стараясь не выдавать волнения, проронил профессор, поднимая связку ключей.

– Простите, что беспокою так поздно, но не найдется ли у вас садовых ножниц? Мне нужно подрезать сухие ветки на фруктовых деревьях, а мои как назло, развалились на две части.

Немного успокоившись, профессор ответил:

– Конечно, по-моему, я видел их недавно в гараже. Приходите, завтра с утра, они будут вас ожидать.

– Большое спасибо, доктор. Еще раз извините за беспокойство.

– Не за что. Всего доброго.

Массивная фигура Крауса круто развернулась и отправилась в сторону своего дома. Профессор подождал, пока он скроется за дверью, после чего глубоко выдохнул и протер ладонью вспотевший лоб. «Да что же за день сегодня такой!» – мысленно крикнул профессор, отпер дверь и вдохнул знакомый запах заброшенного дома.

Найти садовые ножницы оказалось и не таким уж простым делом! Профессору пришлось переполошить весь гараж, вспугнуть с десяток пауков и пару мышей, которые притаились по углам, прежде чем он обнаружил необходимый инструмент в цветочном горшке, завернутый в пожелтевшую от времени ткань. Ножницы, к слову, выглядели совсем как новые, лишь немного поржавели в крестовине. Отнеся находку в дом и, положив на тумбочку в коридоре, профессор отправился к себе в кабинет, достал уже почти опустевшую бутылку бренди и залпом осушил рюмку, неприятно поморщившись. Из буфета напротив он извлек начатую коробку конфет, которую ему подарили еще на день рождения в начале мая, и бросил в рот несколько штук, смягчив послевкусие алкоголя. По телу уже начало разливаться приятное тепло и профессор по обыкновению уселся в свое мягкое кресло у стола, взял бесконечно недочитанный роман «На границе» и углубился в чтение. Однако на тексте он был сосредоточен лишь первые двадцать страниц. Мысли в голове постоянно возвращались к странным постояльцам и кусочкам их информации, которые больное сознание выдавало лишь по крупицам. И правда, за все время своей практики он не мог припомнить подобной таинственной неразберихи, которая окутывала бы его пациентов. Он повидал всякое за свою работу и характер болезни почти его не удивлял – с подобными симптомами к нему обращались сотни больных. Но там все было более чем понятно, по крайне мере он хотя бы знал их имена, место жительства, общался с родственниками и друзьями. Здесь же было все настолько туманно, что кораблик его лечения запросто мог разбиться о скалы причины, которые ввергли пациентов в такое состояние. Если не боевые действия, то что? Что могло настолько сильно повлиять на этих людей, что они почти полностью лишились своего рассудка? Конечно, второй пациент дает небольшую надежду разобраться во всем этом, но что за странная музыка мешает пробиться его воспоминаниям? Третий пациент, когда профессор спросил его про музыку или какие-либо звуки, лишь отрицательно покачал головой, написав на листке бумаги, что иногда слышит отдаленный шум то ли барабанов, то ли глухие звуки тубы, но они никак не мешают ему свободно мыслить. А на все расспросы, что мешает ему вспомнить, что же произошло, он лишь написал несколько слов: «Не знаю. Такое впечатление, что кто-то стер воспоминания из моей головы». Про первого пациента и говорить нечего. Помимо того, что он вообще ничего не помнил, так у него обострились приступы галлюцинаций, причем не только зрительных, но также слуховых и обонятельных. Не часто встретишь такое количество сразу, этот случай по праву может считаться уникальным, но вряд ли удастся когда-нибудь добиться от него хотя бы какой-нибудь внятной информации.

Профессор тяжело вздохнул, поправил сползшие очки, и снова попытался проникнуть в суть сюжета книги, но уже через полчаса к нему в гости постучался призрак сна.

2

Утром его разбудил легкий стук в дверь. Профессор встрепенулся, сперва не сразу осознав, где находится, но уже через секунду к нему вернулось осознание действительности. И вот опять он задремал в кресле! Уже в который раз! Во рту было неприятно кисло, горло мучил приступ изжоги. «Все-таки надо было вылить в унитаз этот паршивый бренди!» – выругал он сам себя, и быстро посмотрел на часы. Было уже почти половина восьмого, значит все хорошо. До утреннего обхода в девять часов у него еще есть предостаточно времени. Стук в дверь повторился, но уже более настойчиво. Доктор Фитцрой приободрился, расправил помятую рубашку и брюки, поправил свою неизменную красную бабочку в белый горошек, после чего положил закладку в книгу и медленным шагом направился к входной двери. Как и следовало ожидать, перед ним возникла массивная фигура Крауса. Бывший военный был как всегда хмур, но старался сохранять дружелюбный, «соседский» вид, от чего становился еще страшнее.

– Доброе утро, доктор Фитцрой, – голос его звучал подчеркнуто вежливо, – надеюсь, я пришел не слишком рано и не разбудил вас?

– Нет, все в порядке. Я не спал. – Соврал профессор и внутренне поморщился от очередного приступа изжоги.

– Рад, что я вам не помешал. Вы нашли садовые ножницы, о которых мы говорили вечером?

– Да, они у меня вот здесь. – Профессор на секунду подошел к тумбочке и забрал сверток с ножницами, после чего передал его Краусу. – Вот, возьмите. – Краус принял ножницы и благодарно кивнул.

– Большое спасибо, доктор Фитцрой. Обещаю вернуть, как можно быстрее.

– Не за что. И можете не спешить, они мне все равно пока без надобности.

– О, раз так, то я придержу их у себя до конца недели, вы не против?

– Конечно же, нет. Пользуйтесь на здоровье.