– Боже мой, Боже мой, для чего Ты меня оставил?[49]

Этот крик был единственным человеческим проявлением во всем его странном поведении. Услышав его, священнослужители, стоявшие рядом, радостно закивали. До этой минуты их смущало терпеливое поведение преступника. Но этот крик показал им, что их цель достигнута: он на самом деле нес расплату за свой бунт.

Через некоторое время назаретянин попросил пить. Вместе с льющейся кровью его организм терял жидкость, и, должно быть, он ощущал нестерпимую жажду. Один из солдат коснулся влажной губкой его рта.

После этого назаретянин воскликнул:

– Свершилось… Отец мой, в руки Твои предаю Дух мой[50].

Его тело неподвижно повисло на кресте. В эту минуту почва покачнулась у нас под ногами, и я понял, что началось землетрясение. Толпа испугано хлынула назад. Кто падал на землю, тот уже не поднимался, поскольку бегущие сметали всех, не способных устоять на ногах. Я крепко схватил руку своей жены и, расталкивая людей локтями, потащил ее вперед. В этот страшный час, когда земля с грохотом тряслась под нашими ногами, я как никогда молился Богу о спасении.

К счастью, через некоторое время землетрясение прекратилось, и мы благополучно добрались до дома.

Первым делом я приказал выпустить из погреба Алтера. Я не мог смотреть в его сторону, а он отчаянно заглядывал мне в глаза.

– Как наш рабби? Где он? – спрашивал он меня. – Что с ним?

– Он умер, – со слезами ответила Рами за меня.

– Как умер? – не поверил своим ушам он. – Не может быть! Как умер?

– Солдаты казнили его на Лобной горе, – ответила Рами. – Но он умер как святой. Он молился Господу о нашем прощении.

Мой сын обхватил голову руками и заплакал во весь голос. Он долго не мог остановиться, но наконец с трудом произнес:

– Даже в смерти он учил нас не словом, а делом. Как заповедовал нам «любите врагов ваших», так и сам сделал. О отец, как же я несчастен, что не мог быть с ним рядом! Позволь же мне теперь пойти попрощаться с ним.

Он выскочил из дома, и мы не стали останавливать его. В моем сердце происходил переворот. Всю свою жизнь я считал себя добрым и мягкосердечным человеком. Я считал, что в полной мере развил в себе милосердие и терпение. Но сегодняшний день показал мне, как ограничена моя добродетель и как по-настоящему безгранично сердце истинного представителя Господа. Он научил меня тому, что истинный слуга Бога не ожидает благодарности и отвечает любовью даже тому, кто причиняет ему великие страдания.

Бездонная глубина этой любви, исходящей из сердца Бога и отраженной Его посланником, в миг уничтожила все мои самодовольные представления о себе. Я понял, как нелепо мне было воображать себя учителем и пытаться учить людей религии.

Растерянно я взирал в небеса и вопрошал невидимого покровителя народа Израиля. Неужели мы совершили роковую ошибку, подняв руку на самого Машиаха? Но ведь я был искренне уверен, что защищаю священный Завет моих предков с Господом… Всю свою жизнь я старательно избегал греха, неужели теперь по ошибке я совершил его? Какое будущее ждет меня?

Мекка.

622 год.

Семейный конфликт.

Испепеляющие лучи летнего солнца сжигали все вокруг. В это время мало кто решался появляться на песчанах – лишенных растительности улицах Священной Мекки. Из-за стен нас обжигало знойное дыхание пустыни, окружавшей город. Если бы не нужда, я бы ни за что не рискнула выйти в это время из дома, когда растрескавшаяся земля напоминала раскаленную сковородку, а мокрая одежда высыхала в тени за несколько минут. Но только это время, когда улицы становились безлюдны, было почти безопасным для передвижения тех, кто принял новую веру и навлек на себя гнев всего города.

Я, осторожно озираясь, возвращалась домой, неся с рынка корзину фиников. Мне нужно было чем-то накормить своего двухлетнего ребенка, и потому я, не колеблясь, шла в наш восточный квартал несмотря на опасность таких прогулок.

По дороге меня одолевали мрачные мысли. Мой отец, принадлежавший к курейшитской знати, сам выдал меня за мекканца из рода Хашим. А когда, как и многие хашимиты, мой муж принял новую веру, отвергнув многобожие, отец разгневался на него и потребовал моего развода. Он разгневался и на меня, узнав, что я последовала за мужем и поверила новому Наби[51] – хашимиту Мухаммеду.

– Как ты могла предать веру своих предков и поверить одержимому человеку?! – кричал он на меня, в ярости размахивая руками. – Всякий, кто родился в Священной Мекке, должен строго следовать обычаям рода и поклоняться нашим богам! Мухаммеда одолели джинны. Они заставили его оскорблять наших богов. Но как ты могла совершить это ужасное предательство? Неужели ты не боишься кары великих Хубала и Манат? Как я теперь буду смотреть в глаза почтенным членам нашего благородного рода, когда моя дочь приняла религию безродных бедняков?!

– О отец, – пыталась объяснить ему я. – Наш Наби говорит истину. Аллах превыше всех сотворенных существ и мы должны поклоняться только Ему одному.

– Это глупости! – раздражался еще больше отец. – Или ты откажешься от этой чепухи, или я уведу тебя домой и брошу в высохший колодец! И ты будешь сидеть там, пока не одумаешься!

Отец схватил меня за руку и хотел увести с собой, но, к счастью, появились хашимиты и не позволили ему забрать жену своего родича. Разъяренный отец ушел, осыпая нас проклятиями.

Вспоминая события того времени, я тяжело вздыхала и задавалась вопросом, почему моя судьба сложилась так печально? Почему я вынуждена терпеть эту боль: осуждение и непонимание отца и матери, их проклятия? Почему Аллах послал мне эти испытания? Теперь я разрываюсь между верой в нового пророка и любовью к родным!

Конечно, в этом положении оказалась не только я одна. Все последователи Наби и даже он сам были изгнаны из своего клана и терпели суровые лишения, насмешки и проклятия. Еле как мусульмане пережили три года блокады, когда курейшиты пытались измором сломить волю Мухаммеда и его уммы, лишив их пищи и воды. В то время мы еще не приняли ислам. Вместе с мужем мы присоединились к нему позже, когда экономический бойкот был отменен и хитрые курейшиты добились изгнания Наби из его рода. С тех пор он и его умма остались без покровительства. Любой язычник имел право причинить какой угодно вред мусульманам. Тех последователей Пророка, которые происходили из бедных племен, попросту могли убить. А остальных подвергали гонениям и унижениям. Именно в этот период мой муж начал общаться с одним из мусульман и тайком посетил собрание Мухаммеда. Он давно любил Пророка за его несокрушимую правдивость и честность в торговых операциях и сочувствовал ему во времена бойкота. Но в тот день, прослушав удивительные слова Откровения, он уверовал, что Аллах на самом деле избрал Мухаммеда своим посланником, и встал на путь единобожия. Мне тоже понравилось учение Наби о едином Боге и я, не долго колеблясь, последовала за мужем.

Я надеялась, что истинная вера принесет счастье нам и нашему любимому сыну, жизнь которого была для меня дороже всего.

После этого мне пришлось пережить разрыв с семьей. Когда наша жизнь из-за недовольства родственников стала совсем невыносимой, мой муж Рамиз отправился поторговать с кочевыми бедуинами, чтобы немного заработать нам на жизнь. На прощанье он попросил меня стойко переносить трудности и заслужить милость Всевышнего своей верой и преданностью.

Пока он отсутствовал, я была вынуждена сама заботиться о нашем ребенке и ходила на рынок, оставив его дома. В былые времена я могла бы рассчитывать на защиту родственников мужа или отца. Но религиозный конфликт отрезал меня от помощи рода, и мне оставалось уповать лишь на Всемогущего Аллаха.