– Я вернулась! – прощебетала Фруп, толкая перед собой нечто вроде люльки, – Я несу тебе кучу еды! Налетай!.. О-о, я вижу первый сувенир от благодарного клиента? Отличная клешня! Не забудь подписать.

– «Подписать»? – я зажмурилась от «пуф!» капсулы, в которой оказался целый вал разносолов.

– Ага. Раз это было твоё первое дело, тебе его и называть. И этим же названием полагается подписывать трофей, – кай-кай вручила мне странный столовый прибор в виде спирали, – Ну же, не томи! Как ты назовёшь своё первое дело?

Я взглянула на терпеливо ждущего моего решения напарника и поняла, что ответ очевиден:

– «Стабито».

Помнится, это дело поскреблось в мою жизнь, когда со времени «Стабито» прошла неделя или полторы.

Мы с Валентино делали всё возможное, чтобы сработаться: я привыкала к новой профессии, а мой напарник снизошёл до поистине великой миссии: решил меня учить.

– Как это будет выглядеть? – узнав о его намерении, спросила я, глядя на гианга вполне ожидаемыми в такой ситуации глазами притворившегося мёртвым опоссума. Вид у напарника был пугающе серьёзный:

– Не думаю, что это будет сложно. Ты заведёшь тетрадь и будешь записывать то, что я скажу. Применительно к вашим технологиям это оптимальный вариант.

– Прошу учесть, что я, на секундочку, должна посещать школу и делать домашние задания, – предприняла слабую попытку оборониться я.

– Нестрашно, – его хвост шевельнулся вправо-влево, в очередной раз перетасовав шикарную кисточку, – Тебе в любом случае надо готовиться к студенческой жизни.

– А у тебя есть хоть какой-нибудь опыт в преподавании? – упавшим голосом спросила я, нервно улыбаясь.

– Абсолютно никакого.

И вот так для меня начались дни кромешного ада. Мой гуру с другой планеты не учитывал, что я устаю раньше него. «Лекция» могла длиться по четыре часа, и я живо натёрла мозоли на пальцах. Однако были и плюсы: мой почерк стал крупнее, да и писать я стала быстрее. Существенным же минусом оставалось то, что перипетии Ассоциации и входящих в неё рас не намеревались становиться понятнее для какой-то землянки, и я всё чаще осознавала, что наше первое дело было выиграно по невероятно удачному стечению обстоятельств.

По ночам я, как могла, работала с рукописным текстом, выделяя то, что считала существенным, а иногда и писала конспект конспекта. Мне казалось, что я собираю паззл из десяти тысяч кусочков, на котором изображён туман или ещё что-то вроде того, но постепенно мой мозг стал вычленять требуемое как раз в тот момент, когда я от усталости принялась клевать носом на уроках.

Итак, после беспрецедентного скрипа шестерёнок из серого вещества и всевозможных уточнений у Валентино я выяснила следующее.

Ассоциация, в которую входит и наш дипломатический ковен, существует уже свыше четырёх с половиной тысяч лет, если перевести принятые в галактике циклы на земные года. Раса, стоявшая у истоков этого благого начинания, Первейшие, уже и сами канули в Лету.

Второе: рас, составляющих галактическую элиту, всего 28. В них входят, например, гианги, раса Валентино, кай-кай, к которым принадлежит Фруп, хадда, из рода которых наш босс Квату и эхии, сородичи нашего библиотекаря Мибры. Формально их немного больше, если считать вместе с Первейшими и расой литаров, агрессоров, которые были истреблены во время бесконечных стычек.

Отсталых, или, как иногда силятся обозначать их представители элиты, развивающихся рас вроде ругасов или перкилей гораздо больше – 94. Одних от других разделяет чёткий временной промежуток примерно в пятьсот земных лет, наступивший после того, как первые 28 рас освоили просторы галактики. Да, вы не ошиблись: временной отрезок это единственная причина деления на два сорта. Всё как у людей.

Третье, оно же неожиданное: ответ на вопрос, почему мой переводчик продолжил настаивать на том, что место, в котором я работаю, называется именно «ковен». Ответ Валентино сразил наповал:

– Ничего удивительного. Мы ведь творим магию.

Я было подумала, что напарник снова припомнил наше первое совместное дело, но нет: система судов Ассоциации оказалась довольно специфичной.

На большинстве планет и колоний существовали свои суды со своими законами, но в случае с межрасовыми разбирательствами истцы стекались в дипломатический ковен. Также я узнала, что все дела «отсталых» рас не пользуются большим престижем у наших коллег, однако много значат для таких несчастных, как Шел: по сути, развивающиеся расы вообще не могут обращаться в местные суды, поскольку те всегда выступают на стороне собственных граждан. Плюс, найм защитника обходится очень дорого, а обращение в наш ковен – бесплатное и даёт надежду хоть на какую-то, но справедливость. Не знаю, как вы, а я преисполнилась.

– Чего застопорилась? Пиши давай.

– Ну Вэл! – уже привычно занудела я, – Полночь на дворе!

Да, признаюсь, я преследовала две цели: проверяла, понравится ли напарнику сокращённый вариант имени, а ещё давила на жалость.

Мои стенания встретила каменная морда. Типичная ситуация. Иногда мне казалось, что Валентино делает всё возможное, чтобы я не преисполнилась своей значимостью сверх меры.

– Почему это не может подождать до завтра? – снова закинула удочку я, надеясь на княжье снисхождение. Напарник тут же скрестил лапы на груди. Да, он собирался выглядеть строгим, но…

– Что? – спросил гианг, заметив мою улыбку.

– То, как ты копируешь земные жесты, кажется мне умилительным, – не удержалась я.

– С чего бы это?

– Не знаю, как объяснить. Наверное, это как акцент или старание создать видимость естественности, – я и сама первый раз задумалась над этим парадоксом нашего взаимодействия, – Это ведь не твои жесты. Но, говоря со мной, ты прилежно копируешь их, примерно так же, как я… твои лекции.

Валентино задумчиво хмыкнул и снова опустился на четвереньки, и моя рыжеватая настольная лампа позолотила шерстинки на его боках. Раньше любое молчание гианга казалось мне зловещим: как-никак, он не игрушка, а машина для убийства на уровне саблезубого тигра, если судить по телосложению. Но прошло дня три, и я приноровилась отличать его собственные – не наигранные – чувства и эмоции.

Таких хитростей не было в конспектах, отпечатывающихся на моих рукавах графитовой пылью, но где-то в глубинах разума я тайно вела другую тетрадь, посвящённую изучению моего недопса, поскольку Вэл по совершенно непонятной мне причине обходил тему собственного происхождения и гиангов в целом.

Если подумать, сам Валентино по поведению был ближе к кошкам, нежели к собакам: ему было по душе возлежать в позе сфинкса или лениво потягиваться, когда он читал свои громадные лекции. Уши моего напарника были не слишком-то гибкими и почти что не вращались, так что их владелец чаще поворачивал к источнику звука всю голову. Извлечение слов было отдельной темой: у гиангов не было голосовых связок, и звук, в чистом виде похожий на птичьи трели, проходил через горло и ноздри, расположенные у основания носа, что, однако же, не мешало дыханию моего гуру. Однажды я слышала, как Валентино шипит, но он делал это с открытым ртом. Хвостом Вэл предпочитал не двигать вовсе, кроме исключительных случаев перекидывания пышной кисточки на другой бок: похоже эта часть тела являлась только балансиром и подобием дубинки для боёв, хотя я и предположила, что некая уплощённость может помогать гиангам плавать. Кисточка же явно была украшением вида: пару раз я заставала Валентино за вычёсыванием шерсти и бережным укладыванием её по линии роста. Напротив, «гривка» на голове моего напарника не волновала вовсе, он лишь погодя проходился по ней передней лапой, смахивая капли воды или что-то, показавшееся ему неприятным.

Что касается отношения к человечеству в целом, полагаю, Вэла восхищало лишь одно: что мы были в состоянии ловить его любимые морепродукты. В остальном морда гианга не расставалась со скептическим выражением, не оставлявшим надежд на светлое будущее нашего вида. Однажды рано утром я застала Вэла за просмотром круглосуточного канала новостей: гианг сидел перед телевизором практически неподвижно, минут 10, а затем, с ювелирной точностью опустив коготь на кнопку выключения, издал звук, похожий на фырканье и полный искреннего презрения ко всему этому копошению.