Обе были широкоскулые, с густо накрашенными глазами и не то нарумяненными, не то обветренными щеками. Та, что выше ростом, была в брюках; другая, толстая и маленькая, – в длинной юбке с разрезом до пояса. Вид у обеих помятый: краска размазана, одежда в пуху и складках. У высокой в руках сумочка, у толстой ─ пакет. Андрей оперся о пассажирское сиденье и спросил: «Далёко едем?» Девушки переглянулись, словно решая отвечать или нет. Высокая назвала деревню, расположенную рядом с той, куда ехал майор.

– Садитесь, а то долго ждать придется. Ну… Я не съем… – Девушки еще раз переглянулись и сели на заднее сиденье: очевидно, последний довод оказался решающим. В машине запахло приторной смесью дешевых духов и аммиака. Какое-то время они ехали молча.

По сторонам шоссе все чаше стали попадаться ярко-зеленые болотины, утыканные, словно костями, торчащими из осоки обломками берез. Иногда из-за леса выезжала черная деревня с пустыми окнами и провалами в крышах.

Неожиданно толстая девушка осведомилась:

– А музыки у вас нету?

– Нет, дамы, эта машина без музыки…

Не успел он закончить, как высокая тут же спросила:

– Закурить не найдется?

Андрей протянул назад пачку "примы", и они вытащили – он почувствовал – по две или три сигареты. Щелкнули несколько раз зажигалкой, вперед повалил вонючий дым.

– Вы домой или в гости? – спросил Андрей, открывая форточку.

– В гости, – ответила высокая, у нее был низкий, с хрипотцой голос.

– Ну, может, все равно знаете… В Ершовке есть такой Валера Козырчиков ─ не слыхали?

– Это не Насоновых племянник? – Девушки посмотрели друг на друга: – Ты че, он еще сидит. Может, мафиозник, что недавно дом построил?

– Нет, он давно там живет. Должны знать: к нему много народу приезжает.

– Нет, не знаем.

Помолчали. Через минуту Андрей спросил: к кому они едут? Так, к родственникам. Чем занимаются в городе: учатся или работают? – Да нет ─ работают. – Ну а что деревня? как там живется? – Да никак: работы нет, денег не платят, пьют все… "Не очень разговорчивые, – подумал Андрей, – ну и ладно…»

Проехав половину пути, он выбрал рощу поживописнее и, съезжая на обочину, объявил:

– Девочки – направо, мальчики – налево?

Когда спускался с насыпи, вспугнул двух уток. Впереди закрякал и полетел из-за куста зеленоголовый селезень с красноватой грудью и синими зеркальцами на крыльях, за ним – пестро-коричневая утица. Он остановился, глядя на лес за канавой, полной бурой, прозрачной воды, вздохнул всей грудью: "Эх, воздух – ёлкин дух!" И усмехнулся: и вправду – ёлкин: к березам и осинам примешались уже сосны и ели.

Вернувшись к машине, Андрей достал из багажника канистру и сумку.

– Пора подкрепиться. Ну-ка, полейте на руки, потом я ─ вам.

Из сумки он выложил на газету хлеб, яйца, картошку в мундирах.

Толстая девушка с жадностью запихала в рот целое яйцо, высокая откусывала небольшими кусочками, вывернув кверху ладонь с отставленным мизинцем. Затем они закурили.

– Отдохнуть не желаете? – спросила вдруг высокая и вызывающе посмотрела на Андрея. – Недорого…

– Мы и так отдыхаем… – не понял Андрей.

– Нет… поразвлечься с девушкой, – покраснела она, однако глаз не отвела.

– С какой девушкой? – теперь он начал краснеть – и рассердился на себя.

– С какой хочите: хоть с ней, хоть со мной.

– И сколько? – спросил он с усмешкой.

– Сколько будет стоить? – переспросила девушка. – В зависимости от услуги…

– А как насчет… в счет… платы за проезд?.. Нет, всё!.. – Не выдержал – рассмеялся Андрей. – Садимся – поехали…

Высокая пожала плечом и посмотрела вдаль на дорогу, отрясая крошки с брюк.

Он быстро собрал остатки завтрака, захлопнул багажник и остановился, держась за дверь, потому что девушки продолжали стоять.

– Ну? что случилось? Садитесь – довезу, раз взялся. Сейчас все равно работы не будет. – Девушки, видимо, обиделись – сели с каменными лицами, глядя мимо Андрея.

"Надо же, – думал он, когда немного успокоился, – в зоне, бывало, полжизни отдал за какую-нибудь самую завалящую… А тут целых две – и не то, что нет желания, а даже противно…" Дорога становилась все хуже, и это прибавляло злых мыслей. Незаметно для себя он начал выстраивать доказательство против продажной и, вообще, какой бы то ни было любви, представляя в качестве оппонента Виталю, скупщика краденого. Придумывал возражения на его мнимые доводы и так увлекся, что чуть не проехал заправку.

Березы и осины, чем дальше на север, становились кряжистее, выше; и вот на одном из подъемов они увидели черный, как бархат с зеленым отливом, холмистый горизонт – впереди была тайга. Шоссе пошло под уклон – и бархат, с различимыми уже волнистыми верхушками, стал разворачиваться полого вниз, вероятно, к реке.

Зарябили белые столбики; вспыхнула, словно ее включили, черно-белая полоса ограждения и потом так же неожиданно погасла. Они переехали какую-то речушку с татарским названием, очевидно, приток той реки. За посаженными рядами соснами показались красные и белые крыши – они въезжали в большое село.

Девушки попросили высадить их на площади, где были магазины, шашлычная и пивная. Объяснили Андрею, как ехать дальше, и направились к грохочущему, точно молотилка, вишневому джипу – внутри бухал включенный на полную мощность магнитофон.

От районного центра до деревни, в которой жил гуру было еще километров тридцать. Дорога стала уже, она петляла по увалам, держась поодаль от реки. Положение последней он мог определить по границе между черно-хвойным откосом и свежей зеленью березняка, сбегавших друг другу навстречу. Андрей миновал еще две деревни, прежде чем приблизился к цели своего путешествия.

Ершовка, словно карусель с поставленными на нее домами, заброшенными коровниками и красноватыми скелетами комбайнов, с косогором и проржавевшим током, разворачивалась ему навстречу, пока он объезжал ее, не находя поворота. Водителю уже начало казаться, что он проскочил его, когда вынырнул долгожданный знак "перекресток".

Андрей проехал почти всю деревню и никого не встретил. Наконец увидел у колонки женщину, в домашнем халате и чунях, она оперлась на рычаг, выгнув руку и подняв плечо. Женщина не спускала прищуренных глаз с машины, пока Андрей, объезжая рытвины, пробирался по улице. Он открыл дверцу, объяснил, кого ищет. Женщина махнула свободной рукой:

– Как доедешь до магазина, повернешь налево. Там увидишь: сосна в ограде и слон… – Но тут вода из фляги начала переливаться ей под ноги, и она с неожиданно звонким взвизгом отпрыгнула, а потом наклонила тележку, чтобы вылить лишнее.

Он не стал выяснять, при чем тут "слон", поехал в указанном направлении, повернул налево и почти сразу увидел кирпичный дом за высоким синим забором. На шелушащихся воротах был нарисован белый слон и что-то написано, – видимо, на санскрите. В глубине двора росла раскидистая сосна, на толстом суку спиной к улице сидел человек в противогазе. Он производил руками непонятные пассы, как будто зашивал что-то гигантской иглой.

Андрей толкнул калитку, она оказалась незапертой, и переступил высокий порог. Во дворе никого не было, у самых ворот стояла бежевая "девятка". Человек на сосне даже не оглянулся на стук задвижки.

Майор собрался уже окликнуть его, как вдруг в застекленных сенях раздался топот заплетающихся ног, пьяное рычание – и дверь распахнулась. На крыльцо вывалились две простоволосые девушки ─ одна в шортах и майке, другая завернулась в простыню, ─ они вели под руки толстого, волосатого мужчину. Толстяк был абсолютно голый: в черноте, под огромным трясущимся брюхом, – эта деталь сразу бросалась в глаза – подпрыгивало некое подобие шарика для пинг-понга. Девушки при виде Андрея попятились, как если бы хотели вернуться в дом, но туша по инерции продолжала двигаться вперед и увлекла их за собой. Толстяк, сотрясаясь заросшим телом, запнулся о собственные ноги и грохнулся на четвереньки, показав обрамленную лысину, – девушки отпустили его. Та, что была в простыне, потеряв равновесие, села на ступеньку. Простыня спала, обнажив маленький, розовый сосок, девушка поглядела выразительно на Андрея и натянула простыню на плечо.