Сорока молча опустил голову.

— Понятно, не хочешь говорить, — сделал вывод наставник.

— Парни, видели, что он пришёл с этой сумкой? — обратился он к ребятам, переодевавшимся в комнате.

— Да.

— Конечно, видели.

— Да его это сумка, я же сказал.

— Он с ней постоянно ходит.

— Спасибо, я понял, — сенсэй взмахом ладони остановил, расшумевшихся ребят, обернул руку полотенцем, отобрал сумку у вяло трепыхавшегося Антона, расстегнул змейку, и вытащил сначала штаны, а потом блеснувший вороненой сталью парабеллум.

По толпе, набившейся в раздевалку и коридор, пронесся изумленный вздох. Ребята зашумели, обсуждая увиденное.

— Все видели? — уточнил сэнсей.

— Да, да, видели, ствол в сумке, пистолет, — раздались выкрики.

— Хорошо, — кивнул наставник. — А теперь все замолчали.

Шум моментально утих.

— Скажи-ка, Антон, как у тебя в сумке оказалось огнестрельное оружие, и что ты хотел с ним делать? — вкрадчиво поинтересовался Зорин.

Сорока трясся как припадочный, но упрямо смотрел в пол.

— Так, Вероника, звони в милицию. Сперва нашим, пусть подъедут и всё проконтролируют. Как с ними поговоришь, вызывай наряд, — распорядился Игорь Семенович.

Вероника кивнула и, расталкивая ребят, начала протискиваться к выходу.

— Не хочешь рассказывать нам по-хорошему, расскажешь следователю по-плохому, — криво усмехнулся Игорь Семенович.

Я начал проталкиваться вслед за боевой блондинкой. Подхватил её за локоток у кабинета.

— Что? — раздраженно обернулась девушка, но увидев меня, смягчилась. — Леша, ты что-то хотел?

— Да, — я галантно открыл дверь в «отдел кадров». Здесь Вероника принимала «новобранцев», работала с девушками над агитационными плакатами, разрабатывала акции и собирала пожертвования для детдомовцев. Сейчас в помещении никого не было. В углу аккуратно лежали последние принесенные игрушки для малышей, на столе Насти Цуркану раскинулся новый плакат, а к стенке примостился большой канцелярский шкаф с «делами» наших одноклубников.

— Ника, будет просьба одна, — начал, плотно закрыв за собой дверь. — Пусть наши парни из милиции держат процесс на контроле. И работают с этим Сорокой по жесткому варианту. Или, по крайней мере, договорятся с коллегами, чтобы они вытрясли с этой сволочи всю душу. Надо получить признание, что он принес ствол, чтобы подложить его в раздевалку и скомпрометировать нас по приказу своего куратора с КГБ. Этот документ нужно аккуратно сфотографировать, лучше несколько раз. Потом передать снимки и негативы нам, на всякий случай. Это будет наша страховка против повторных провокаций. Дело в том, что милицейские и гэбэшные начальники могут между собой договориться, и спустить всё «на тормозах», а нам надо защищаться. Используй всё свое обаяние, но убеди ребят, чтобы принесли нам доказательства.

— Я поняла, — кивнула боевая блондинка. — Сделаю.

— Умница, — я не удержался и от избытка чувств чмокнул улыбнувшуюся блондинку в щеку. — Ты просто золото.

— Знаю, — усмехнулась Вероника. — Ладно, иди, мне звонить надо.

Первыми примчались наши друзья, опера и офицеры милиции — знакомые, ухажеры и друзья боевой блондинки, давно тренирующиеся у нас и ставшие частью «Красного Знамени». Затем подъехал дежурный экипаж ППС. После минутного разговора со старшими коллегами, милиционеры проявили похвальную расторопность. Задали мне, Зорину и окружающим ребятам несколько уточняющих вопросов, и поволокли в «УАЗик» Сороку с заломленными за спиной руками. Парабеллум, аккуратно упакованный в прозрачный кулечек, отправился с ними в отделение. Сопровождали экипаж ППС две машины с «нашими» милиционерами.

Дальше все получилось, как и хотели. Сорока под жестким прессингом раскололся очень быстро. Подозреваю, что уговаривали его очень специфическими, но характерными для милиции приемами. Тем более что наши опера, накрученные Вероникой, были заинтересованы в результате. Через пару дней нам передали снимки и негативы с протоколом допроса обвиняемого, где было черным по белому написано, что Антон Борисович Сорока действовал по заданию куратора — начальника Пятого отдела Новоникольска, капитана КГБ Анофриева Павла Александровича с целью скомпрометировать военно-патриотический клуб «Красное Знамя», представив его скопищем бандитов.

В результате злой как собака полковник Сидоренко, захватив с собой копии протоколов допроса Сороки, поехал на встречу с майором Скворцовым. Разговор длился несколько часов. В ГУВД начальник городской милиции вернулся поздним вечером. На следующий день Игорю Семеновичу позвонили и попросили зайти к полковнику. Со встречи наставник вернулся в отличном настроении и сообщил, что нас КГБ больше беспокоить не будет. По крайней мере, местное. Правда, Сидоренко попросил провести разговор с ребятами, и забыть об инциденте. Зорин согласился. Но копии протоколов допроса и негативы на всякий случай спрятал в надежное место.

Вместе с Серегой и Аней на следующий день съездили к детдомовцам. Оформление удочерения Маши шло полным ходом и в январе-феврале, после прохождения всех формальных процедур, девочка должна была стать полноправным членом нашей семьи. Встретила меня малявка надутой. Обиделась, что долго не приезжал. Но быстро оттаяла, когда я презентовал ей большой кулек с конфетами и новую куклу. Сладостями Маша по моему предложению поделилась не только с подругами, но и с остальными детьми. Мы с Серегой и Аней тоже привезли им очередную партию собранных одноклубниками игрушек. В конце декабря готовился торжественный въезд детдомовцев в отремонтированные после пожара здания, и Вероника со своими девочками и нами работала над организацией красочного и запоминающегося праздника для детей.

В школе тоже всё шло своим чередом. Директор и завуч, правда, сразу же насели на меня, напомнив о приезде шишки из министерства образования и обещании что-то подготовить для него. И я, потратив пару дней, написал небольшое стихотворное представление о Царской России, революции и первых годах советской власти, используя произведения Некрасова, Маяковского, Бальмонта, Пушкина, Бонч-Бруевича, и многих других.

Времени на организацию репетиций и подбор актёров у меня не было. И я с согласия директора, попросил заняться этим Николаенко, пообещав периодически помогать и иногда вместе с нею, участвовать в процессе.

Аня сразу же согласилась. Наш роман вступал в стадию конфетно-букетных ухаживаний. Пару раз мы посидели в кафе, погуляли по заснеженному городу. Зеленоглазка побывала у меня в гостях. К её приходу мы прикупили сладостей и устроили торжественное чаепитие с родителями. Она всегда нравилась маме, а теперь родительница пришла в полный восторг от «воспитанной и милой девушки». Когда зеленоглазка вышла из квартиры, я потянулся следом, проводить девушку домой, но матушка притормозила меня у самого порога. Шепнула «девушка потрясающая» и посоветовала «не обижать Анечку», иначе родительница мне «голову оторвет».

И без свиданий, я виделся с зеленоглазкой каждый день в клубе и школе. Когда она была рядом, мне было хорошо и спокойно. Настроение, при одном виде стройной длинноногой фигурки подруги, взлетало в заоблачные дали. Я старался сохранять невозмутимость, но получалось плохо, периодически мое довольное лицо лучилось чистым неподдельным счастьем, вызывая улыбки и смешки одноклассников.

Зорин, наконец, смог заняться моими тренировками. Он дрессировал меня в военной части, уча стрелять из автомата и пистолетов по движущимся мишеням, натаскивал в рукопашном бою против одного и нескольких противников, заставлял прыгать с разной высоты, преодолевать препятствия под огнём, метать разные предметы, от ножей до иголок и заточенных монет. Гонял меня на круговых тренировках, чередуя занятия с отягощениями с взрывными рукопашными атаками, боем с тенью, бегом на короткие дистанции и другими упражнениями.

После каждой тренировки я выползал абсолютно обессиленным. Но претензий не предъявлял и выкладывался по полной. Я понимал, что рано или поздно мне придется столкнуться в настоящем бою с профессионалами — комитетчиками Андропова, ликвидаторами или оперативными работниками ЦРУ. Боялся не успеть подготовиться, как следует. Не успел…