— Да насрать, Миша, на твои отчёты, — скривился председатель КГБ. — А вот кто-то не поленился, поездил по краю и все зафиксировал. Сфотографировал твои животноводческие комплексы, к каждой фотографии координаты и пояснения. 60 процентов твоих сооружений стоят заброшенными. Там трава растет, и ни одной скотины поблизости нет. А оставшиеся 40 на ладан дышат. А государство деньги выделило, и ты победные реляции в Москву строчил. Мол, план выполнен и перевыполнен за рекордные сроки. А твоя ирригационная система? Более полумиллиарда рублей на неё выделено. И что? А то, что десять километров ты на бумаге построил. А на деле, только один из них доведен до ума с гидроизоляцией и облицовкой. И так во всём Миша. Твои «трудовые свершения» можно полдня перечислять. Но и это ещё не всё. Твои недоброжелатели собрали информацию об «ипатовском методе уборки урожая», которым ты так гордился. И убедительно доказали, что он, говоря простым языком, фуфло. Потому что при такой сборке теряется более половины собираемых сельхозкультур. И по МХП проехались. Подробно, аргументировано, с фактами в руках. Но это ещё не самое страшное, Миша.

— Что уже может быть страшнее? — лицо Михаила Сергеевича обреченно обмякло и расплылось, уголки губ трагически обвисли. — Сожрали, сволочи.

— Может, Миша, может, — криво ухмыльнулся Андропов. — Вскрыта вся система взяток и поборов, которой ты обложил колхозы, предприятия общепита и даже грузинских теневиков, перебравшихся в Ставрополь под твоё теплое крылышко. И то, что ты сельхозпредприятиям разрешил продавать часть продукции через рынок, закрывая на это глаза и получая долю, тоже зафиксировали. Эти люди даже дом твой сфотографировали и дачу, которую ты себе отгрохал на государственные деньги. Горничных и обслугу вашу тоже всю срисовали.

И что интересно, к своему расследованию эти люди добавили собранные материалы группы Щелокова, накопавшей на тебя немало компромата. Помнишь, ты даже руководителя прямо в аэропорту поймал, а потом позвонил Суслову, чтобы он документы с доказательствами изъял?

— Да как же это? — растерянно пробормотал Меченый. — Михаил Андреевич говорил, что разговор провел, все собранные материалы лично забрал.

— Он правду сказал, — вздохнул Андропов. — Но кто-то очень умный, предусмотрительно сделал копии. Они несколько лет лежали в укромном месте, и сейчас присоединились к свежим материалам.

— Я не знаю, что скажу Раисе Максимовне, — у Горбачева посерело лицо и задрожали руки. — Хоть домой не возвращайся.

— Миша, какой дом, какая Раиса Максимовна? — ласково поинтересовался Юрий Владимирович. — Тебя лет на пятнадцать посадить могут. И это ещё в лучшем случае. Если не расстреляют по приговору суда. Уж больно материалы впечатляющие собрали твои «доброжелатели». Даже я помочь не смогу.

Из Горбачева как будто выпустили весь воздух. Он скукожился на стуле, обреченно опустив плечи. В глазах первого секретаря Ставропольского крайкома плескался страх вперемешку с отчаянием.

— Что мне делать, Юрий Владимирович? — жалобно проблеял Меченный. Паника стерла последние крохи партийного лоска, и перед председателем КГБ сидел не холеный, энергичный руководитель края, а трясущийся в ожидании наказания неудачник, в одно мгновение постаревший на двадцать лет.

Андропов с непроницаемым лицом помолчал минуту, давая Горбачеву возможность осознать всю глубину ямы, в которую попал первый секретарь Ставропольского крайкома. На секунду, Юрий Владимирович ощутил некое подобие злорадства, наблюдая за терзаниями и страхом своего протеже.

«Сильно ты распаскудился, Миша. Не по чину на себя взял. Все имел. Но мало было. Тебе больше хотелось. На копейки себя разменял. Вот и поплатился за это», — мысленно подытожил Андропов.

— Ладно. Не все так плохо, — председатель КГБ, выдержав небольшую паузу, милостиво прервал моральные мучения товарища. — Кое-что ещё можно сделать.

— Что? Что можно сделать? — Горбачев подался вперед, с надеждой всматриваясь в невозмутимое лицо Юрия Владимировича.

— Есть в этом деле несколько странностей, которые можно вывернуть в твою пользу, — задумчиво произнес председатель КГБ. — Конечно, о партийной карьере тебе придется забыть. И в лучшем случае, в Тьмутаракань какую-то уехать, сидеть там тихо и не высовываться, до поры до времени. А там глядишь, у тебя новый шанс появиться, вернуться к активной жизни.

— Каких странностей? — выдохнул Горбачев, судорожно вцепившись пальцами в угол столешницы.

— Миша, то, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между нами, в любом случае, — ледяные голубые глаза холодно блеснули из-под стёкол очков. — Иначе не обижайся.

— Юрий Владимирович, — первый председатель крайкома клятвенно приложил руку к груди. — Можете на меня рассчитывать.

— Я получил копии присланных на тебя материалов, — продолжил Андропов, — и сразу же отдал на экспертизу фотоснимки и видео с показаниями свидетелей. Меня интересовало мнение наших специалистов, какой техникой велась съемка. Почему я обратил на это внимание? Во-первых, документы были пересняты очень качественно. Можно сказать, профессионально. А видеосъемка велась из неудобного угла, снизу вверх. Такое впечатление, что камера была установлена под лицами свидетелей, давших на тебя показания, и находилась на столе. Это сразу же навело на мысли об использовании специальной техники. И экспертиза подтвердила мои подозрения. Снимки документов предположительно делались на 21-миллимитровую пленку с использованием фотоаппарата «Зола» или подобного устройства. Эта техника, применяется нашими сотрудниками, часто нелегалами, для быстрой пересъемки военной или стратегической документации. Снимки объектов, по мнению экспертов, делались полноформатным фотоаппаратом. Угол ведения съемки и другие особенности, о которых тебе знать не обязательно, позволяют утверждать, что он был замаскирован в бытовом предмете, предположительно, сумке. Такое же заключение эксперты дали по результатам просмотра видео с председателями колхозов, дающими показания против тебя.

— Так это, что ваши сотрудники были? — выпалил Горбачев. Пальцы Пятнистого нервно дернулись, скребя лакированную поверхность стола.

— В том то и дело, что нет, — поморщился Андропов. — И вообще, Миша, не перебивай. Иначе мы до ночи не закончим.

— Хорошо, Юрий Владимирович, — покладисто согласился Пятнистый.

— После того, как я получил заключение экспертизы, сразу же перезвонил Василию Ильичу.

— Жигалову? — уточнил Горбачев и, наткнувшись на недовольный ледяной взгляд Андропова, замахал руками. — Простите, Юрий Владимирович, простите, больше не буду. Это от нервов.

— Ему самому, Василию Ильичу, — сухо подтвердил Андропов. — Я дал команду, отправить наших проверенных оперативников к председателям колхозов, давших показания, объехать отснятые объекты и поговорить с людьми. Пока без угроз и давления, просто получить информацию о группе, проводившей съемку. Выяснилось, что они пару раз предъявляли удостоверения сотрудников московского КГБ и заявляли, что работают по приказу «с самого верха». При этом ни я, ни мои люди такого указания не получали, и сами его не отдавали. Понимаешь, что это значит?

— Щелоков? Вот сволочь! — вспыхнул гневом Горбачёв. — Возмутительно!

— Это не обязательно Николай Анисимович, — задумчиво протянул Юрий Владимирович, — вернее, не только он. Теоретически, он мог разжиться удостоверениями и аппаратурой. Но зачем это Щелокову? Если бы он проводил такое расследование снова, то не прикрывался бы никакими удостоверениями КГБ. Ибо это чревато во всех смыслах. И ещё один интересный факт. Такая аппаратура производится на специальных заводах, исключительно для нужд нашей организации. МВД её не имеет. Просто потому, что она милиции без надобности, и выходит за круг их служебных обязанностей. Теоретически министр МВД мог взять шпионские устройства на одном из наших заводов. И мне в тот же момент доложили бы об этом. Потому что, всё, имеющее отношение к Щелокову я держу на особом контроле. Но ничего подобного не было. Значит, люди Николая Анисимовича здесь ни при чем. Об этом косвенно говорит тот факт, что они сейчас осуществляют проверку информации по личному приказу Леонида Ильича. Или, действовали негласно в тандеме с другой организацией.