Но и вяха не та точка, где начало и конец сходятся, не окончательная! Не вершина она с дном! Есть ли у неё сердце? А есть ведь! Есть нечто, что до, что серёдку её составляет. Но описать это уж точно не получится. А вот намекнуть вполне возможно. Сказка ведь нами сказывается! Всматривайся в вяху, да не узнавай. Не разменивай её на гласное, на то, что уже ведомо тебе! Начнут рушиться опоры, но ты и тут пронзай вяху взором! Смотри, но не видь, слушай, но не слышь, трогай, но не осязай! Страх тебя охватит! И будет безумное желание сбежать, спастись. От чего только? Одолеешь страх свой, и тут… Тут ты увидишь, что она – вяха – мерцает! Как так оно? Безобразно, но мерцает? А вот так! Безобразно мерцает! Тут даже не пытайся загадку эту разгадать. Чтобы не потерять того, что можно обрести! Потому как скажешь однажды, уставши: «А-а-а-а! Чушь это всё!» – и потеряешь!

В мерцании том и есть серёдка вяхи – менжа. Некое волнение оно, дрожь. Но безо́бразно. Нет в нём движения! Не бильцо уже оно. А что? Дрожит без дрожи! Загадка без отгадки!

Оно ли Начало? Но давеча я тут сказал, что вяха есть Начало. И вдруг… Нача+ло Начала? А для того оно тебе говорится, чтобы и тут образом не уловиться! Точка-то та окончательная, или точка равновесия, безобразна! А значит, безгранична! И менжа нам о том напоминает. Вдох – выдох, сжатие – расширение, но никакого движения! Дрожит не дрожа! Слово это то самое!!! Помнишь, вначале было Слово? И Слово было у Бога! И слово было Бог!

Смотри, смотри и смотри, да не отступай! Вот и весь секрет! И сам дрожью станешь и удивишься. А где же я? А нет меня! Того меня, который по пашпорту. Где начало, и конец сошлись, нет ничего. Вечность с бесконечностью. Это и есть то самое Я, которое всяк ищет, но которого нет!

Вот ты шишку держишь, но чуешь ли, как дрожит? Нет, не она. Вся Вселенная! Слышишь ли ты Слово, которое было вначале? Слово, которое было у Бога? Слово, которое было Богом? Смотри, слушай, осязай, подпевай! Как на душу ляжет! Что, задрожало? Не бойся! Тут тебе битва со страхом и предстоит. Не так просто в дрожь ту войти! Не та-а-а-ак просто! Трижды страх перед тобой встанет на пути от вручья к менже. Трижды тебя он изгнать пытаться будет. И в том испытание твоё на зрелость и на преданность невесть чему – ничему…

Вот когда пропадёшь ты, но… задрожит, ничто задрожит, можно тут уж и Вестью входить в семя! В семени становиться зачином! Да зачином тем в образ входить. И так через образ в вещь проникать да править её. Но не для баловства. Не для самоутверждения. Лада ради! К Прави правят. Её – вещь, но не ею! Его – явление, но не им! Чуешь разницу? К той точке безо́бразной, где Начало с Концом сходятся! В том было и есть дело того, кого чародеем равновесия Небеса призывали. Хотя в народе их за колдунов принимали.

Вижу, как у тебя негодование шелохнулось: мол, какой мне прок от всего этого? Я же не колдун-ведун какой-то! Мне зачем всё это равновесие?

Увы, согласен я с твоим разъярением! Ты ко мне за орудиями победы над миром пришёл, а тут у тебя дудоню отнимают. Тот мирок, который ты так уютно обустроил. Ведь как он устроен? Мой мир – есть я! А что не вписывается в меня, что заплаткой на мне видится, то долой! Не могу я быть в своих же очах мурластым да неказистым! Сколь раз мы о том уж говорили: «я, таков, каков я есть» и есть та самая мерка, которой я всё и всем измеряю. Я и есть та самая дудоня, в которую я гужу. И если я не ведун, то что проку мне от науки сей?

Всё оно так! Да только каждый равновесие творит! Каждый! Да, зачастую брань вытворяет. Брань – тоже дело доброе! Только пресное. Не жжёт тебя разве тайна? Не будоражит углубина? А не поверю я тебе, коли в нети пойдёшь! Ибо маета наша, все дела, на благоустройство направленные, дабы маету ту угомонить, обратное мне сказывают. Несолоно тебе! Нет в твоей жизни тайны жгучей! Оттого и поиски твои! Оттого и ко мне с вопросом об образах пришёл! Вот я тебе солонку-то и подвигаю. Возьми да посоли! Да распались тайной той жгучей!

Опять «как»? Как да как? Всё никак! Заперло! Никому дудоню не отдам! А жизнь напирает! Давит да раздавить норовит. Вот чтобы не давило тебя, ныряй-ка ты время от времени в углубину, выворачивай ту же шишку наизнанку, раздевай её, а вместе с ней и весь мир, снимая кафтаны до голи. Попускай, одним словом, себе глупости такие. Чтобы давило то, которое на тебя давит, не раздавило бы тебя напрочь. Чтобы любовь, которая дана тебе, не потерять! Лекарство я тебе даю!

Все, вона, ищут, как бы так быть здоровым и богатым, полагая, что так оно не будет давить-маять. А ведь всё просто! Не будь врезгой в Жизни, не запирай её поступь – и не будет тебя давить! Но увидеть поступь Жизни можно, лишь сняв кафтаны с мироздания. Пока мир не предстанет пред тобой честны́м, первородным, не получится у тебя успокоиться. У Покоя встать, или у покоев Божьих. Не буду тебе говорить, зачем и для чего это. Коли сам того не видишь, то проку тебе от моих слов не будет. С чужого похмелья голова не болит. Но о том ты меня и пытаешь!

В общем, разумному достаточно! Вот тебе и лека́рство, вот тебе и ле́карство! Только предстоя перед честны́м, мы из леки – луки той, нас истязающей, которая лукавство мира есть, – и высвобождаем себя! Излечиваемся! И мир тем самым лечим! Пусть на миг! Но миг к мигу – голому рубаха! Хотим мы того или нет, но всяк лекарь! И всяк мир исцеляет. Пусть даже через скорби и печали свои. Для того я тебе это говорю, что душа твоя просит! Созрел плод! Другим оно пока что за ненадобностью. Пусть пока в сувое поварятся, за своё побьются. Не скопили боль они в достатке.

А что же такое честно́е? Это то, что посреди менжи сокрыто. Да-да, ты верно меня услышал. Менжа – лишь ещё один кафтан для честно́го. Она хоть и Слово, но до неё есть ничто – нечто, сердечко её! МАЛАКОМ его ещё знающие прозывали. Оно-то и есть Честно́е, первородное.

МА и ЛА! Нечего тут больше сказать. Но надо что-то. Хоть как-то стрелу пустить для тебя, показать, куда взор свой направить. Если менжа – начало начал, некий кон, с которого всё начинается, то МАЛАКО за коном тем. Закон оно! Путаем мы Закон с Исконом и Поконом. Искон и Покон наш мир худо-бедно, с огрехами, но описывают, а Закон – Доначалье! О нём лишь можно сказать, что в нём МА и ЛА друг в друге покоятся. Уже потом в Поконе МА становится Навью, или Ночью, а ЛА в Поконе становится Явью и Днём. Через Слово – менжу. Вот и выходит, что МАЛАКО и есть та самая точка окончательная, в которой ни конца, ни начала! Можно ли как-то в неё окунуться? Можно! Но о том нет науки! То дар свыше! Как говорит мудрость народная, дундукам закон не писан, а если писан – то не читан, если читан – то не понят, если понят – то не так. Вот и выходит, что всё наше так – всё не так! Видим – а не то, слышим – а не то, осязаем – а не то оно. А раз не то, то и говорить не о чем!

Кто такие дундуки, спросишь? Все мы, кто на своём стоит, кто своё так рьяно защищает! И тем самым мир на куски рвёт. Все те, для кого «частное мнение» да «своя правда» прежде всего.

Да! Негоже стать пищей другому, тому, кто тебя под себя подминает, но, себя отстаивая, в себе же мы и запираемся! Надо ли тут опять повторяться?

Вижу, что хочется тебе ещё разок спросить меня для надёжности: что такое «мир обнажать»? Запутался ты в рубахах мироздания. Хорошо. Пущу-ка я ещё разок стрелу для тебя, дам подсказку. Для надёжности! Дело-то доброе! Пойдёшь за ней, да… найдёшь!

Скажи мне, что означает слово «нагой»? А слово-то это дре-е-е-евнее! С тех пор, когда ещё народов не было! И означало оно того, кто без шерсти! А кто без шерсти был, нагой? Забыли люди сказки! Увы! Змей – гад древний – и есть тот самый Наг, о котором память в слове «нагой» осталась. Теперь мы поминаем его в словах таких, как «загадка», «гадание», «выгадывание». Премудрость это, одним словом – простота, которая и есть предстояние в МАЛАКЕ перед Вечностью! Но от бессилия речи нашей слова мои. Говорю я тебе «простота в МАЛАКЕ», и вижу – с ложью то сказано, ибо безо лжи об этом никак не сказать. Простота и есть само МАЛАКО. Простота и есть нагость, древний Наг. И она есть то, о чём ни в сказке сказать, ни пером описать!