— Ну, что идем спасать эту дуру? — Спросила Яна, когда они с медведем остались одни.

— И этих сволочей. — Согласился Серенький.

Они не успели далеко отдалиться от покоев пассии Наимудрейшего. От неминуемого провала, спасло то, что они передвигались не по центральному проходу каждого помещения, а старались держаться в труднопроходимой глубине.

Около дюжины мавров-телохранителей волной растеклись по залу, выискивая возможную засаду. Один из них даже проскользнул между Яной и медведем, прикинувшимися изваяниями. Так же молниеносно, как появились, гвардейцы исчезли за следующими дверьми.

Лазутчики едва успели принять более удобные позы, как выяснилась причина внезапного появления чернокожих: шкрябая по полу шлепанцами, в зал вошел сам Наимудрейший и Высокочтимый, Благоухающий Емеля. Следом. На почтительном расстоянии, продвигались лица, его сопровождающие: воевода Федот и колдун Хоттабыч.

— Вот, здеся! — Хозяин выцепил взглядом софу, расположенную метрах в десяти от затаившихся лесных гостей, и плюхнул свой зад на приглянувшееся место.

Тут же стараниями следовавшей в арьергарде обслуги перед ним возник столик, как обычно уставленный всевозможными сосудами со спиртным и легкими закусками.

Емеля жестом предложил своим спутникам присаживаться напортив. Давно усвоив различные варианты поведения хозяина, колдун и воевода заняли указанные места, уже не дожидаясь дальнейших приглашений, принялись наполнять бокалы и присоединились к завтраку.

— А где Али Баба?

Хоттабыч и Федот синхронно пожали плечами. И в этот же миг глаза воеводы удивленно округлились, а колдун спрятал улыбку в пышную бороду. Придворные сидели лицом к проходу, из которого сами появились несколько минут назад. Емеля же был обращен к той стороне спиной и не видел появившегося визиря. Неоднозначную реакцию Хоттабыча и Федота вызвал внешний вид Али Бабы. Закрученные чуть ли не в спираль носы туфель, яркие шелковые шаровары, в каждую штанину которых поместилось бы по три визиря. Распахнутый халат павлиньей расцветки. И раза в два больше обычной, белая чалма. Все это, от ступней до верхушки тюрбана было густо расшито золотом и драгоценными камнями. Завершал картину невообразимый макияж. Контрастирующие белила и румяна, ярко напомаженные губы, зеленые тени на веках, касающиеся висков наведенные стрелки и выглядывающий из-под чалмы кокетливый локон.

— Прости меня, о луноликий, за мое дерзкое опоздание. — Визирь бухнулся в ноги обожаемого повелителя, молитвенно сложив наманикюренные ладони. — Но я руководствовался, о ясноокий, благородным поры…

— Заткнись, жопа, и садись, — Емеля прервал на полуслове любвеобильное извинение визиря. — Ох, и ни хрена себе!

Наимудрейший только сейчас узрел разительные перемены, произошедшие во внешности министра.

— Надергай у павлина перьев и вставь, сам знаешь куда.

— Будет исполнено, о наипрекраснейший из всех когда-либо существовавших, ныне живущих…

— Я же сказал, заткнись.

— … и когда-нибудь родящихся…

Емеля не поленился оторвать зад и заставить замолчать льстеца при помощи увесистой затрещины. На что Али Баба томно закусил нижнюю губу и ласково шепнул: «Шалунишка», — после чего молча пожирал глазами своего кумира, так как голова после оплеухи соображала туговато и не могла вовремя подобрать эпитеты, достойные обожаемого.

— Итак, что мы имеем? Кто-нибудь схвачен? Узнали где они находятся?

— Скорей всего в лесу.

— Может все-таки сожжем?

— Не думаю, что это будет правильно. — Хоттабыч понимал, что Емеля сегодня настроен более демократично и поэтому смело возразил. — Хотя чуть-чуть пугнуть лесных жителей не помешает.

— Как?

— Послать Горыныча, пусть немножко подпалит лес со всех сторон. А один выход оставит. Обитатели леса кинутся спасаться. На опушке будет ждать наша стража и схватит тех, кто нам нужен, как говорится, тепленькими.

— Хорошо задумано. Согласен. Али Баба, выполняй.

Кланяясь, подмигивая и посылая воздушные поцелуи, визирь удалился.

— Неужели обещание награды не подействовало?

— Если бы. Ты не видел, что у главных ворот творится.

— А что там?

— Народ с ночи очередь занимал. Кто кого привел. Кто Сантехника, кто медведя, кто кота. Всех. Площадь битком.

— Ну, и?

— Брешут все.

— Точно?

— Точно. Кого там только нет все что угодно. Кроме тех, кто нам нужен. Не из тех они, кто легко позволит себя в плен захватить.

— Может, тогда, кто-нибудь указал точное место пребывание банды?

— Сколько угодно.

— Ну?!

— Каждый настучал на своих соседей. Так что, теперь почти на каждый двор имеется донос. Причем, не в одном экземпляре, а по количеству «добрых» соседей.

— Ладно. Потом придумаю, как повыгодней использовать эти доносы. А с площади всех гнать!

— Не стоит. Все продумано. Можешь не волноваться. Федот, пойди проверь охрану.

Воевода вопросительно взглянул на Емелю. Тот утвердительно кивнул. Толстяк, крякнув, с двойственным чувством покинул утренний совет. С одной стороны он был доволен, что так быстро и без всяческих эксцессов закончилось сегодняшнее официальное общение с непредсказуемым самодуром. Не исключено, что позже воевода еще может потребоваться. Но более вероятно было то, что Высокочтимый нажрется, как свин, и забудет о государственных заботах.

С другой стороны, было обидно, что его выставили посреди завтрака, и скорей всего будут секретничать.

— Так, вот, — продолжил Хоттабыч, когда Федот ушел, — насчет этих пятерых не волнуйся. Словлю я их. Только для достижения полного успеха мне придется отлучаться из дворца, а иногда и из Города.

— Ни в коем разе. Пока не увижу всех этих ублюдков за решеткой никаких отлучек.

— Для дела надо. Для того, нашего.

— Подождет это дело. Моя безопасность прежде всего. И не затевай больше этот разговор.

Колдун все-таки хотел попытаться настоять на своем. Но не успел. В залу вихрем ворвался сияющий от счастья Али Баба. Его чалму украшало не менее полусотни павлиньих перьев. По-видимому, ни одна птичка лишилась своего хвоста. Подлетев к столику, визирь отрапортовал томным голосом:

— Я исполнил твое пожелание, о цветок моей души, о лучезарный светоч мудрости!

Он тряхнул головой, и массивный плюмаж колыхнулся, подчиняясь этому движению.

— Я не понял, ты за перышками бегал или Горыныча с отрядом отправлять?

— Окрыленный твоим вниманием, о сладкоустый, я все успел!

— Последний раз предупреждаю, еще услышу твое «сюсю-мусю» — не поленюсь, отмордую. Подзатыльником не отделаешься.

Али Баба обиженно надул губы, уселся и принялся молча строить глазки Наимудрейшему.

Осушенный бокал водки настроил Емелю на более миролюбивый тон:

— А перья ты не туда воткнул.

— А куда бы следовало, о… — вид огромного кулака, поднесенного к самому носу, заставил визиря проглотить очередную порцию обольстительной лести.

— Сам догадайся, куда, — посоветовал Емеля, медленно убирая кулак. Лучше расскажи, что разнюхали твои шпионы.

— Это информация сугубо конфиденциальная, о… о…об этом я могу сообщить только тет-а-тет. Предлагаю уединиться в укромном уголке, где нас не побеспокоят лишние уши и глаза… — Вовремя заметив зарождающийся гнев хозяина, Али Баба пошел на попятную. — Хотя бы позволь прошептать тебе на ушко самую главную новость.

Заинтригованный Емеля не возражал. Он даже приподнялся с софы, упершись руками в стол и наклонившись к визирю. Однако, пылающий страстью царедворец не мог терпеть барьера в виде столика, уставленного опошляющими чистые чувства напитками и снедью. Он вспорхнул со своего места и, мгновение спустя, был рядом с предметом своего обожания. Пару секунд он тяжело дышал в ухо Наимудрейшего и, на нетерпеливое: «Ну?» — прошептал вдруг осипшим голосом: «Любимый», — после чего чмокнул хозяина в щеку, успев дважды погладить откляченную задницу.

Затем ему пришлось пролететь около трех метров, потому как удар озверевшего Емели пришелся прямо в лоб. Визирь мог бы покрыть по воздуху и большее расстояние, но помешала мраморная обнаженная богиня, не кстати оказавшаяся на пути и, ценой собственной целостности, прервавшая, траекторию полета.