— Риндан, ты…

Я не договариваю. Дернув уголком рта, инквизитор отворачивается к ночнику, у которого выстроились пузырьки-флакончики из аптеки Джо. И я не тороплюсь прерывать повисшую тишину, сдобренную щедрой щепотью тревоги.

— Тебя восстановили, — наконец изрекает мужчина, — после выздоровления сможешь вернуться к службе.

— Знаю.

— Откуда?

— Нетрудно догадаться, — я улыбаюсь, а рука будто сама по себе тянется к его лицу. Подавшись вперед, я вглядываюсь в глаза Риндана так, будто от этого зависит вся моя жизнь, — ты… в порядке?

Вопрос на несколько мгновений зависает в воздухе. Максвелл будто закрылся — и я чувствую это так отчетливо, что никаких заклинаний сканирования не нужно. А еще не нужно долго ломать голову над тем, что послужило этому причиной.

— Риндан, не нужно… — я ловлю удивленный взгляд инквизитора и, точно в подтверждение своих слов качаю головой, — я действовала по своей инициативе. Твоей вины в этом нет.

— Да? — он дергает уголком рта и на меня обрушивается вал отчаяния, смешанного с какой-то затаенной яростью, — думаешь, мне стоило принять это как данность?

— Но это было, — поджимаю я губы, — и это было моим решением. Ты же знаешь, что в некоторых ситуациях выбирать не приходится.

Знает. Однозначно — и широкие плечи расслабляются, а сам Максвелл тяжело вздыхает и все-таки смотрит мне в глаза.

— Прости меня.

— Тебе не за что просить прощения. В ситуации, в которой мы оказались, исход мог бы быть любым. Повезло, что нам досталась лучшая версия развития событий, — я все-таки выдавливаю из себя улыбку, ловя глазами его взгляд, — правда, я бы не отказалась от деталей дела.

— Хочешь знать, во что я тебя втянул? — наконец улыбается он, а я украдкой выдыхаю, чувствуя, как с души падает камень.

— Хочу знать, во что влезла по собственной инициативе, — поправляю, — но учти: если рассказ затянется, то Адель приготовит тебя в сметанном соусе. Она не любит, когда пренебрегают ужином.

Кажется, получилось — Риндан тихо смеется, качая головой, а я прислоняюсь к спинке кровати и наблюдаю за внезапным приступом веселья. Подумать только, как мне, оказывается, мало надо для счастья.

— Тогда не буду рисковать, — замечает, отсмеявшись, Риндан, — тем более, рассказывать пока что нечего: допросы еще идут, а королевская комиссия дознания роет носом землю. Они бы и тебя допросили, но я не позволил.

Мы еще несколько минут сидим в тишине. Сжимая в руках край одеяла, я закрываю глаза и слушаю ровное дыхание инквизитора. За окном, кажется, разыгралась настоящая буря и порывы ветра пытаются выбить стекло. Но здесь, внутри, хорошо: мерно гудит теплый воздух в отопительной трубе, тихо тикают часы на книжной полке, а внизу, на кухне, шумит вода — Адель взялась за ужин всерьез.

— Я догадывался, что все не так просто, — тихо сообщает Риндан, а я устраиваюсь поудобнее и прикрываю глаза, — уж больно хитро были выбраны места взрывов. Я еще подумал — а в чем смысл?

— Ты уже тогда работал над этим делом?

— Я занимаюсь им ещё с момента взрыва лаборатории, — тихо признается инквизитор и я распахиваю глаза, — изначально входил в королевскую комиссию дознания, а уже потом, после взрывов на севере, был назначен ответственным лицом. И, признаться, все шло гладко до того момента, пока ко мне в помощники не назначили Вальтца.

— По его личной инициативе? — уточняю я и тут же спохватываюсь, — кстати, что с ним?

— Жив, — машет рукой Максвелл, — мне пришлось его задержать, хотя, признаться, я бы с удовольствием пошел до конца. Теперь им занимается комиссия пристального дознания.

— Лаержская?

— Вперемешку с королевской, — хмыкает Риндан, — Мейделин, сейчас в Лаерже такое, что тебе уж точно не нужно выходить на работу.

При мысли о вынужденном простое я поджимаю губы. Тот факт, что мне придется провести здесь несколько недель дается легко — тем более, Джо меня раньше не отпустит. Но отсутствие работы…

— Лоуренс подписал тебе отпуск на три месяца, — подводит итог моей печальной участи мужчина и я не сдерживаю горькой ухмылки. И это, кажется, окончательно топит наросшую между нами корочку льда — моей ладони касаются горячие пальцы и я едва пресекаю порывистый вздох, так я этого ждала.

— Мейделин…

Я поднимаю глаза.

— Ты должна восстановиться. Даже если на это потребуется вечность.

— Cобираешься насильно удерживать меня дома? — не могу сдержать улыбки.

— Если понадобится, даже запру, — зеленые глаза внезапно оказываются очень близко и я подаюсь навстречу, чувствуя, как его губы захватывают в плен мои.

Наконец то.

Напряжение последних событий, пружиной скрутившееся внутри, резко отпускает и, обхватив крепкие плечи, я поддаюсь на волю своих чувств. Кажется — но я не уверена — Максвелл закрыл дверь на ключ. Или нет?

А какая, собственно, разница?

Меня подхватывают на руки и перетягивают на колени. И я плавлюсь в его руках, как воск, мнусь, как глина, чувствуя, как его губы прокладывают дорожку по шее к груди и спускаются ещё ниже, распаляя и дразня.

Риндан нежен до зубовного скрежета, до пульсирующего в животе упругого комка желания, до мурашек, бегущих по спине и покрывающих все тело гусиной кожей. Я стаскиваю с инквизитора свитер, постанывая от нетерпения и растворяюсь в его нежных поцелуях, горячих руках и необъяснимой нежности, облаком окутавшей нас двоих. И мне уже нет разницы, что скажет Адель, когда в положенное время Максвелл не спустится на ужин. К черту ужин — сейчас мне нужнее…

Я прихожу в себя на его коленях. Моя рубашка обретается на полу в углу — и я понятия не имею, как она там оказалась. Тяжелое дыхание Риндана раздается над ухом и я понимаю, что не помню ровным счетом ничего из того, что только что произошло. Вспышка, помутнение, помешательство — можно назвать как угодно, но одно я знаю точно: такого раньше со мной уж точно не было.

Даже с ним.

— Мейделин… — и Максвелл прижимается губами к моему виску.

Я обнимаю его за плечи и утыкаюсь лицом в его шею. Мне хорошо — настолько хорошо, что я даже начинаю погружаться в какое-то приятное забытье, с каждым мгновением погружаясь все глубже. Но мысль, молнией мелькнувшая в голове, в одночасье заставляет встрепенуться.

— Риндан!

Я испуганно гляжу на инквизитора, пытаясь понять, как сказать. За всей этой ситуацией, нервами и размышлениями я совсем забыла о насущном.

— Я… я не была у Тревора! — выпаливаю разом и прикусываю губу.

Слова Ирмиса, будто по заказу, начинают звенеть в ушах. Как же я не вспомнила об этом? Ведь теперь, получается, я вполне могу быть…

— Ты о противозачаточном заклинании? — серьезно уточняет Максвелл.

Не в силах выдавить ни звука, я только киваю.

— Ничего страшного, — зеленые глаза теплеют, — моего ещё хватит примерно на полгода.

Он еще некоторое время смотрит на меня, а затем тихо, будто по секрету, добавляет:

— Но больше я его ставить не буду.

И пока я, приоткрыв рот, думаю, что значит эта фраза, инквизитор надевает свитер, приглаживает волосы и устраивает меня на кровати. И, лишь когда я оказываюсь в коконе из одеяла, наклоняется и нежно целует меня в нос:

— Пойду сдамся твоей сестре на жаркое.

Я тихо смеюсь:

— Она добрая.

— Не сомневаюсь, — улыбку мне возвращают, — но это не отменяет факт моего опоздания. Ты спать-то собираешься?

Я качаю головой. После того, что произошло сейчас, меньше всего мне хочется спать.

— Я хочу знать, что произошло, — сообщаю.

— Понимаю, — серьезно кивает тот, — и расскажу это тебе, как только перед глазами будет полная картина, — и с этими словами он закрывает за собой дверь, оставляя меня наедине с моими мыслями и тонким ароматом можжевельника.

Следующие дни похожи друг на друга. Утром меня всегда будит Адель — она приносит завтрак и рассказывает простые новости. Сестра явно чувствует себя отрезанной от мира — и я с радостью болтаю с ней часами, прерываясь только на возню с Мейри. Из кровати Джо меня пока что не выпускает — хотя от него явно не укрылся факт нашего с Ринданом уединения — и лишь посмеивается в ответ на мои горячие просьбы дать мне хотя бы спуститься на первый этаж.