На этом месте Бьянка непочтительно фыркнула, навалилась локтями на стол, оперла подбородок на руки и продолжила слушать с миной величайшего терпения.
– “…и как дела у твоего приятеля Кассия? Ты ведь так ждала, когда вы снова встретитесь в школе второй ступени, а теперь ничего не пишешь. Говорила я тебе, что мальчик этот не твоего поля ягода, мать у него настоящая барыня, а мы из простых. Лучше сразу себя поставить…”
Далия кашлянула, смутилась и посмотрела на Бьянку.
– Что вы так смотрите, госпожа Далия, – поморщилась девушка. – Мамаша моя полная дура. Сто раз ей объясняла, что тут письма перед толпой народу прочитывают, но нет, пишет все равно всякую дичь. Идиотка, прости господи.
– Бьянка, не стоит так о маме говорить.
– Ну да, конечно.
В зеленых прозрачных глазах не было ни тени раскаяния, только грусть. Лео тоже стало неловко.
– Давай ты сама все прочтешь, а потом мне отдашь письмо, и я его унесу, хорошо? – Далия кинула на Лео опасливый взгляд, очевидно беспокоясь, не настучит ли он директору. Сидит тут, и чего высиживает, спрашивается?
Не настучит. Я не такая ябеда, как некоторые.
– Прошу прощения, – сказал Лео, поднимаясь из-за стола. – Покину вас, пора на дежурство. Спокойной всем ночи.
Далия вежливо попрощалась, а Бьянка что-то буркнула, углубившись в чтение. Вид у нее был расстроенный.
*
*
*
Дежурить выпало во втором, жилом, корпусе, а падре Кресенте обходил первый – классы и учительскую. Наверное вспомнил, что предыдущее дежурство Лео закончилось разбитым носом – перед тем, как разойтись по корпусам, выразительно посмотрел и попросил соблюдать спокойствие и сугубую осторожность.
Падре выглядел усталым, измученным даже, но Лео подозревал, что сам не лучше. Мысли то и дело возвращались к ночному происшествию и этой несчастной девушке, Ветке. Лео все казалось, что он что-то не учел, не увидел какого-то выхода. Конечно, проблему легко бы исправили деньги, но как раз в этот момент денег не оказалось. Разве Лео виноват, что все так сложилось? Это вообще дела простецов, не надо в них лезть, жили они без нас и дальше проживут.
Хотя, если с этой стороны посмотреть, простецы и правда решительно настроены прожить дальше без магов, к тому же воспользоваться ресурсами волшебных долин.
А для магов простецы – лишь субстрат, в котором может прорасти жемчужное зерно. И ни для чего больше они не надобны. Да и то, ценность этого жемчуга Лео еще предстоит доказать
И такие как Ветка всегда останутся на обочине, кто бы там не рулил сверху. Таким, как она – что маги, что профаны-артефакторы, что простецы-промышленники, денежные воротилы – все один черт, никто ее не спасет. Только если случайно.
Не надо было снимать кисмет.
Лео внезапно охватил плохо контролируемый гнев, даже жарко стало на пару минут. Хорошо бы, подумал он, отправить некоторых надменных и холеных фейских аристократов в этот осенний холодный город, полный страхов и несбывшихся надежд. Выдать обувь с картонными подметками, куцее промокающее пальтишко, и позволить всласть поголодать, похолодать и познакомиться с тем, как выглядит бесконечная неуверенность в завтрашнем дне.
Смерть Красного Льва, самоубийство по сути – в этом умненькая девочка Бернини, как не крути, права – осуществленная с шумом, с грохотом, повлекшая за собой уничтожение центра Венеты, была геройской.
Смерть родителей Лео, сражавшихся с Красным Львом плечом к плечу, против императорского золотого эскадрона в артефакторных меха-бронях, несомненно, тоже была геройской.
Смерть, ежедневно подстерегающая горожан-простецов от болезни, от увечья, от голода, от банальной старости – казалась страшной, как гнилой череп с оскаленными зубами. Страшной, и вместе с тем обыденной. И рядом с ней тускнели все эти смерти за проклятый браслет, которые случились и, может быть, еще случатся, если нынешний обладатель браслета ненароком покажет кому-нибудь свое сокровище.
– Я буду очень аккуратен, – сказал Лео капеллану, – В прошлый раз произошло просто досадное недоразумение. Скажите, а Кассий – что он вообще за юноша? Выглядит настоящим лидером и заводилой. Сегодня краем уха в столовой слышал, что он раньше дружил с Бьянкой Луизой?
– В одной школе учились, он на класс старше. Но я так понимаю, у него здесь возникла симпатия к другой девочке, к Доменике Энтено. Бьянка, конечно, расстроилась, а потом была эта безобразная сцена в столовой…
– Я, наверное, еще не застал.
– В самом начале года. Бьянка подставила ему ножку, когда Кассий шел от раздаточного окна с подносом. Мальчик упал, поднос упал, все пролилось и размазалось. Она, мне кажется, сама испугалась и расстроилась, предлагала Кассию отдать свой суп, но он отказался. С тех пор никак мир их не берет. Бьянка Луиза чудесная девочка, умная, добросердечная, но такая импульсивная!
Падре улыбнулся и покачал головой. Много же он знает про здешних учеников. Впрочем, про Бьянку Луизу он знает точно, она же истая католичка.
– Падре, вы через час зайдите во второй корпус, а мы с инквизитором спустимся в подвал, он хочет подстеречь того, кто снял слепок с ключа. Как вы думаете, это может быть убийца?
Падре пожал плечами.
– Все может быть. Но дымовуху подбросили ребята.
– Или кто-то хочет, чтобы мы так думали.
Падре отвел глаза и вздохнул.
– Новенький в школе только вы, Лео. Остальных я знаю по нескольку лет. Не могу представить, что кто-то из нас мог убить своего товарища. Люди, конечно, разные, и в коллективе не все гладко, но…
– Это точно не я, – смутился Лео, – могу поклясться.
Падре Кресенте поморщился и покачал головой:
– Никогда не клянитесь, Лео. Свидетелем верности слова и дела становится совесть, а не клятва. Однако ключ крали точно не вы, – он улыбнулся, – у вас… как это называется? Алиби?
– Алиби. Ладно, посмотрим, кто придет сегодня. Его и спросим. Хотя не обязательно он именно сегодня придет, и не обязательно ночью…
– Не страшно вам будет с инквизитором в подвале?
– А чего мне бояться, – не очень натурально соврал Лео, – я никого не убивал. К тому же, это вообще может быть какое-нибудь баловство или собрание клуба нашей дорогой Бьянки Луизы.
– О, вы знаете про клуб великих выдумщиков? – заулыбался падре.
– Бьянка не особо скрывала.
Падре Кресенте кинул на Лео непонятный взгляд, потом кивнул и зашагал прочь, в своей длинной черной сутане, невысокий и очень прямой. Лео посмотрел ему вслед, а потом прошел по холлу первого этажа в извилистый коридор, огибающий помещение школьной церкви.
Де Лерида ждал его в тени лестничной клетки, сливаясь с изломанной темнотой. Единственная лампочка с жестяным абажуром сочила жидкий свет на подвальную дверь, оббитую железным листом в оспинах ржавчины. Лео показалось, что там и человека-то нет, только еще одна тень.
Он неуверенно моргнул, инквизитор шевельнулся и выступил в желтый круг света. На лице его отражался легчайший отблеск оживления. Каким-то шестым чувством Лео понял, что инквизитор действительно оживлен (насколько может быть оживленной человекообразная ящерица), а также относится к перспективе просидеть в сыром подвале до утра как к чему-то весьма занимательному.
– Это что за двери? – спросил де Лерида, включив фонарик и водя лучом по унылым, крашеным в землисто-зеленый цвет стенам. – Эта, я понял, на улицу. А вон та?
– Там школьная церковь. А лестница эта черная, этажи с ее стороны всегда заперты.
– Но с первого сюда легко войти, однако. Ладно, входим и запираем дверь изнутри. Берите фонарик, но как только займем свои места – сразу погасите и забудьте про него.
– Да, господин инквизитор.
– Зовите меня Мануэль. А то эти титулования утомительны и занимают время.
Неожиданно. Лео поднял брови. Вряд ли инквизитор записал его в друзья.
– Хорошо, го… Мануэль.
Лео повернул ключ в темной скважине и дверь бесшумно отворилась. Замок и петли хорошо смазывали. По очереди переступив высокий порожек, они спустились на десяток ступеней и вошли в просторный темный подвал. Здесь витали запахи сырости и уютно бурчала горячая вода, поступавшая из котельной.
