Молодуха выглядела скромнягой. Одета была в неброское платьице, не отягчённое какими бы то ни было декоративными деталями покроя. Но на её ладной фигуре всё сидело, как надо. Сама она представляла собой типичный образец восточнославянской женщины: русые волосы, вздёрнутый носик, ямочки на щеках. И ослепительно-синие омуты глаз.

– Жить можно, – говорит Юля. – Жильё и питание у нас бесплатны, а Юра зарабатывает около 500 долларов в месяц – для Чили это приличный доход. Минимальный заработок на сегодняшний день официально установлен в 160 долларов. Дело в том, что чилийское правительство по мере роста доллара по отношению к песо периодически корректирует минимальную заработную плату.

– И давно вы живёте в Чили? – поинтересовался я.

– Мы с дочерью здесь полтора года. Юра сделал нам вызов после того, как сам устроился и нашёл для нас с Машей место в этом монастыре. А до этого он поскитался по Латинской Америке четыре года, побывал в разных странах. Он моряк и работал на рыболовных судах. У меня специальность фармацевта и сейчас усиленно учу испанский, хочу работать по специальности, а для этого прежде необходимо легализовать диплом, то есть, заново сдать экзамены за весь курс, притом на испанском языке.

– Интересно, а почему в русском монастыре и не видно русских?

– А где же их взять в Чили? – вопросом на вопрос ответила Юля. – Мало того, у нас и игуменья арабка.

– Так вот почему я слышал арабскую речь в монастыре, – догадался я прозорливо.

– Здесь живёт престарелая мать нашей настоятельницы.

– А как такое могло случиться, что русский монастырь возглавляет арабка?

– Говорят, что в трёхлетнем возрасте мать подбросила её в Палестине в русский монастырь и девочку воспитал русский епископ. Он стал ей отцом, дал хорошее образование, и она воспитана на русской культуре, и отлично владеет русским языком. А мать нашла её позже – будучи в престарелом возрасте, вспомнила о дочери. Мать Ульяна не может это всё простить своей матушке, но из приличия заботится о старухе, хотя отношения между ними довольно холодные.

– Ещё я заметил, в монастыре многие женщины одеты не в монашеские одеяния. Почему это так?

– При монастыре существует детский приют, где сейчас содержатся 25 чилийских детей из бедных семей. Для них здесь есть школа со штатом преподавателей, воспитатели, другой обслуживающий персонал: повара, садовник, уборщицы, работники существующего при монастыре овощного магазина и другие. А именно монашек – всего четыре, да ещё шесть послушниц, которые пока не приняли постриг.

– На что же существует монастырь? На какие средства? Здесь ведь совсем ничего не производят, а платить надо одной только зарплаты для такого большого штата работников – я представляю сколько.

– Во-первых, монастырь не принадлежит к московской Патриархии, а подчинён Синоду, находящемуся в США, откуда и поступают средства на содержание заведения. Ещё какие-то богатые люди шлют сюда пожертвования. Затем, местный муниципалитет хорошо помогает приюту: имеется договоренность в супермаркете «Лидер» забирать идущие в расход продовольственные товары, такие, например, у которых срок годности подходит к концу, либо сорвана или испорчена этикетка, повреждена упаковка и прочее.

– И много монастырь получает таких неликвидных товаров?

– Каждый день матушкин микроавтобус наполняют до отказа. А бывают дни, когда по три-четыре рейса делают из «Лидера». Мать Ульяна человек предприимчивый – открыла при монастыре магазин и продаёт там по дешёвке пересортированные нами продукты и имеет с лидерских отходов приличный доход себе. Вот и свиней завели десятка два, они-то и съедают то, что не смогли съесть обитатели монастыря. Есть ещё коровье поголовье. А территория тут сами видите какая огромная, гектаров сто будет.

– Да, система, видимо, работает отлажено. Юля, вы всё говорите о матушке. А какая роль отведена отцу Вениамину?

– Правильно, она и есть хозяйка всего. А отец Вениамин живёт вон там с краю. Видите этот отдалённый небольшой двухэтажный домик? Вот в нём он и обитает.

– А чем поп занимается в свободное от служб время? Наверное, тоже ведёт какое-нибудь хозяйство?

– Он отливает восковые свечки и реализует их прихожанам в церкви по 500 песо. Когда-то батюшка пробовал заниматься пчеловодством, но насекомые однажды почему-то набросились на него и искусали до потери сознания, старик чуть не умер. И в результате, вон, видите, вокруг дома разбросаны деревянные ульи – это и есть итог его неудавшейся деятельности. А вообще, говорят, основной его доход составляют дома, которые он имеет в разных городах Чили.

– Откуда же священник их набрал?

– Многие русские старухи из бывших дворян и прочих имущих сословий перед смертью отписывали ему своё наследство в виде недвижимости, вот он и разбогател. Теперь сдаёт всё это жильё в аренду. С этого и живёт. С матушкой у них отношения натянутые.

По вздымающейся от главного здания женского монастыря дороге мы поднимались к владениям священнослужителя. Было любопытно собственными глазами увидеть скромные апартаменты святого отца. Про падре Вениамина Юлия рассказала, что тот в молодом возрасте попал в Чили, будто бы, бежал после Второй мировой войны вместе с немцами. Он не имеет никакого образования и возглавил местный приход следующим образом.

В молодости беглец прислуживал здесь священнику, а так как у того не было ни семьи, ни детей, то старик принял молодого отрока как сына, обучил его всем церковным обрядам, а когда совсем состарился и, предчувствуя скорую кончину, рекомендовал своего преемника церковному руководству в США. Оставил новоиспеченному святому отцу и своё собственное состояние. Отец же Вениамин, со своей стороны, «одел чёрную рясу», то есть, принял чёрное монашество – более аскетичное и жёсткое и, согласно этому, он не имеет ни семьи, ни детей. Сейчас батюшке 84 года и он немощен и болен. Во время горбачёвской оттепели поп решился и стал разыскивать хоть кого-нибудь из родственников, написал на родину на Украину, откуда через некоторое время получил неожиданное письмо от троюродной племянницы, которую сроду не знал. Теперь она со всем своим многочисленным семейством прибыла сюда и прибирает всё здесь к своим рукам.

– Юля, почему вы так скептически относитесь к тому, что творится в монастыре? – спросил я. – И совсем не зная меня, рассказываете довольно критические вещи?

– Да, я, наверное, много лишнего наболтала, но дело в том, что, когда поживёшь вдали от своих, то каждый встреченный тобой человек, говорящий на родном языке, становится настолько близким, что невольно хочется излить перед ним душу. А наболело тут много у меня.

– ?..

– Ничего, это поначалу только удивительно, что здесь тоже стонут от жизни. На фоне российских проблем здешняя действительность только вначале кажется раем. Но поживёшь некоторое время и начинаешь замечать тёмные пятна. Да чего там говорить, поживёте – увидите сами! – заключила моя сопровождающая, усмехнувшись на последнем слове.

– Видимо, вы правы, Юлечка, нас здесь действительно никто не ждёт и специально для приезжих не создают тепличных условий. Раз выбрал такой путь – поискать себе счастье в другой стране, значит, терпи и отвоевывай себе место под солнцем.

Я стоял перед дверью и нажимал кнопку звонка. Домик, в котором обитал отец Вениамин, был комбинированный: первый этаж – кирпичный, второй – деревянный. Даже по российским меркам такое жилище никак нельзя было считать солидным – домик так себе, неприметный, по нынешним временам разные современные русские предприниматели понастроили себе такие дворцы, что куда там с ними сравнивать это скромное обиталище святого отца. Тоже мне – богатый владелец недвижимости. Двора, как такового, вокруг дома не было, но бросался в глаза царящий кругом беспорядок: валялся разный хлам, горы сухих листьев и высохшей травы, какие-то ящики и садовый инвентарь, и много-много поломанных пчелиных ульев.