Гарри издал смиренный звук:

— Никаких обещаний, — пробормотал он. — Я не смогу поговорить ни с кем до понедельника. Но посмотрю, что смогу сделать.

Комментарий к Глава 10. 30 марта 2013

Чуть больше узнаем о наших героях… О чем они вообще разговаривали раньше?))

========== Глава 11. 2 апреля 2013 ==========

Драко приказал себе не нестись по старой пастушьей тропе, ведущей через поле, несмотря на настойчивый голос в глубине его сознания, говорящий ему торопиться, торопиться, торопиться. Отчаявшийся и испуганный одновременно, он хотел бежать вперед и в то же время повернуть назад. Он заставлял свои ноги работать, чтобы нести его дальше по тропе.

Каждые несколько шагов он трогал левый карман пальто, чувствуя тяжелый медальон, который прибыл днем в острых когтях пустельги. Он не знал, что сделала Гермиона или как она это сделала, и ему было все равно. О каких бы услугах она ни просила и какие бы обещания ни давала, это того стоило. Медальон, как бы он ни появился, был самым ценным его достоянием. Он давал ему право — на шесть часов — шесть долгих, бесконечных часов — пересечь границу защитных чар, которые установило Министерство, и встать на землю его поместья. На шесть часов он мог вернуться домой.

Он обернулся назад, чтобы увидеть Гермиону в нескольких шагах позади него. Ее фиолетовое пальто и золотой шарф были того же цвета, что и закат. Она смотрела на пейзаж, постукивая кончиком косы по губам. Когда она поймала его взгляд, то поспешила вперед, чтобы идти рядом с ним:

— Я все еще пытаюсь разглядеть башни, — произнесла она. — Их две, верно?

Он кивнул:

— Когда-то их было три. Когда Люциус — первый Люциус — был отвергнут в последний раз королевой Елизаветой I, он пришел в ярость. Полностью уничтожил северное крыло, стер с лица земли башню. Сделал это место более симметричным, поэтому никто не потрудился отремонтировать крыло, — он указал вперед, туда, где тропинка изгибалась и ныряла в лощину. — Как раз там находится пересохший ручей и каменный мост. Как только мы пересечем его, окажемся на моих землях. Как только переберемся через живую изгородь, сможем увидеть дом, а затем прогуляемся по задней части сада и войдем внутрь. Извини, что веду тебя через черных вход, но такой путь короче, чем по дороге.

— Понимаю. Чем быстрее — тем лучше, — она слегка улыбнулась ему. — Думаю, что предпочла бы этот путь в любом случае. Мне не особенно понравилось, как я заходила в парадные двери.

Драко ответил не более, чем кивком. Он мало что мог сказать. Они оба помнили тот день. Он видел ее пытки, слышал ее крики. Он помнил каждую секунду. Так же, как он мог все еще слышать мольбы Чарити и тошнотворный хруст ее костей, он мог все еще слышать крики Гермионы. Он никогда не упоминал об этом при ней, даже когда она успокаивала его после ночных кошмаров. Никогда не мог.

Они пересекли каменный мост и прошли сквозь защитные чары. Медальон в его кармане потеплел, послав сигнал, означающий отсчет отведенных ему шести часов. Перед ними появились высокие живые изгороди, которые окружали поместье и волшебным образом закрывали его от маггловского взгляда.

Сердце Драко бешено забилось. Он закрыл глаза и коснулся изгороди, его пальцы заметно дрожали. Листья с шелестом раздвинулись перед ним, и он шагнул внутрь. Он тут же повернулся лицом к дому, глубоко вздохнул и открыл глаза, готовый увидеть башни своего дома.

Их не было.

Ничего не было.

Драко чувствовал, что его сердце остановилось. Он уставился на открытое, пустое пространство в воздухе, где должно было стоять здание. Он не мог говорить. Не мог дышать. Мэнор пропал.

Гермиона остановилась возле него. Она протянула руку вперед, будто могла почувствовать что-то в воздухе:

— Драко, ты сказал, что мы сможем увидеть дом. Здесь еще какие-то чары?

Он глубоко вдохнул и побежал. Он побежал через заросший сад, по потрескавшимся и разбитым плитам, которые когда-то были ухоженной дорожкой. В нос ему ударил запах, какой-то резкий и густой. Он не мог полностью определить, что за запах, пока не поднялся на невысокий холм, где стоял дом, и не увидел землю.

Каждый дюйм земли, который когда-то поддерживал его дом, был мертв. Почернел. Пепел обозначал границы отсутствующих стен, а за ними зеленела трава, но все места, которые раньше поддерживали камень и дерево, были сожжены дотла.

Запах дыма все еще висел в воздухе. Ветер оставил следы на пепле, показывая, что прошло не меньше двух недель с тех пор, как дом сгорел, но Драко все еще чувствовал запах дыма. Он застревал в его горле, дыхание перехватило.

Драко рухнул. Его колени подогнулись, и он упал. Руки приземлились в кучу пепла, который взлетел вверх, впутываясь в волосы и одежду Драко, заполняя его ноздри, щипал глаза. Он вцепился в мертвую землю, раскачиваясь вперед и назад на четвереньках.

Гермиона опустилась на колени возле него и положила руку ему на плечи:

— Драко, — прошептала она. — Мне жаль. Мне очень, очень жаль, — она прижималась к нему, качаясь вместе с ним, дотрагивалась губами до его волос и плакала вместе с ним. Драко наклонился к ней и собрал пепел в ладони. Исчезло. Все исчезло.

*

Он не знал, что произошло после ужасающего открытия. Единственной вещью, которую он знал, единственной вещью, которую он помнил, было ощущение пепла между пальцами и тяжесть пустого места в его сердце.

Где-то глубоко внутри него, спрятанная под сотней ментальных щитов, была крошечная искорка надежды, что однажды, когда все это закончится, он сможет вернуться домой. Глубоко внутри он цеплялся за эту слабую искру. Теперь она исчезла. Исчезла навсегда, вместе с каждым камнем, балкой и окном дома, который стоял веками. Ничего не осталось.

Он не знал, как долго оставался в этом потерянном и больном состоянии, но когда он пришел в себя, то был в коттедже, лунный свет заполнял его спальню и проливался на темные кудри Гермионы на подушке рядом с ним.

Ее рука лежала всего в дюйме от его, пальцы сжались так, будто она цеплялась за него всю ночь. На кровати, на их одежде и коже не было ни следа пепла или грязи, и Драко понял, что она не только вернула их, но и очистила. Она заботилась о нем, присматривала за ним, пока он отключился от мира. Драко коснулся ее щеки в молчаливой благодарности.

Она пошевелилась, ее ресницы затрепетали:

— Драко? — Она поднялась на локоть и встретилась с ним взглядом, — Ты проснулся. Ох, слава богу, — она бережно дотронулась до его руки, и ее лицо смягчилось от облегчения. — Я на самом деле волновалась, очнешься ли ты вообще. Ты был… Никогда не видела кого-нибудь в таком состоянии. Надеюсь, что никогда не увижу снова. Драко, мне очень жаль.

— Не нужно, — пробормотал он.

Когда он говорил, у него болело горло из-за пепла, который он успел вдохнуть. В любом случае, он не мог найти много слов. Он ничего не мог сказать.

Гермиона посмотрела на него, ее глаза наполнились сочувствием. Она села и убрала волосы за плечо.

— Хорошо. Нам не нужно об этом говорить. Только… Хочу, чтобы ты понял. Я здесь для тебя. Все, что тебе нужно, Драко. Все, что могу дать тебе, я сделаю.

Она не могла дать ему то, что он потерял, и Драко смотрел мимо нее. Он смотрел из окна на луну. Без семьи, без дома. Он был совершенно одинок. Он думал, что знал, каково это, когда ему было шестнадцать и он отчаянно пытался выжить. Теперь он желал бы вернуться туда. Тогда он и понятия не имел, как легко у него получится.

Гермиона подвинулась, чтобы сесть рядом с ним. Она склонила голову к его плечу и взяла за руку. Казалось, что она могла проследить ход его мыслей, потому что он вздрогнул, когда она заговорила:

— Ты не один, Драко.

Он покачал головой:

— Один, — он сжал ее руку, чтобы она не перебивала его. Говорить и так было достаточно трудно. Если он остановится, если позволит себе лучше об этом подумать, он никогда не сможет произнести эти слова, а они умоляли быть сказанными. — Я один. Ничего не осталось. Никого не осталось. Ненавижу это чувство. Ненавижу, что я вообще просыпаюсь. Как только я увидел, что осталось от Мэнора, я перестал что-либо чувствовать. И хотел бы вернуться к этому. Я бы хотел совсем ничего не чувствовать, чем чувствовать себя так. Не думаю, что поцелуй дементора заставил бы меня чувствовать себя более опустошенным, — он склонил голову, глядя на ее пальцы, лежащие на его ладони.