Следующим утром мы с молодым человеком спустились к завтраку уже почти к его завершению. Комната для приёмов пищи находилась не на жилом этаже – ниже. Из того самого маленького каменного холла в неё вели четыре высокие ступени. Они деревянно поскрипывающие в такт неспешным сонным шагам.

Я выглянула в окно столовой. Гостевой дом «T» по улице Olevimägi располагался на вершине пригорка, отчего находящему внутри наблюдателю казалось, что за окном был обрыв. Вид открывался очаровательный – на внутренний средневековый дворик, который, будто сползал вниз и тащил за собой улицы с непривычными названиями к морскому берегу. У окна стоял рояль с гладкой белой салфеткой на крышке, а на нём граммофон – деревянная коробочка с длинной серебристой трубой, напоминающей цветок душистого табака Nicotiana suaveolens.

В столовой под ногами по-стариковски ворчал дубовый паркет (говорят, рай для мышей). Выложенные ёлочкой половицы покрывал непрозрачный лак цвета пятен на руках и висках неторопливых пенсионеров, гуляющих вдоль стен Старого города. Коричнево-кофейный, одним словом. Левый угол напротив входа уже несколько столетий занимала печь – радушная хозяйка, некогда согревавшая обитателей дома. Буро-коричневый кафель отделки частей печного корпуса выглядел ухоженным. Сколы на нём были умело отреставрированы керамическим воском и покрыты глазурью. Чувствовалось внимание к деталям и забота об интерьере. На потолке выступала лепнина – украшение зеркала потолочного плафона. Она образовывала причудливые формы. Казалось, их вылепили из марципановой смеси, расписали тусклым красителем, а затем выложили на чей-то огромный перевёрнутый вверх ногами и подвешенный к потолку стол.

Помню, что у левой стены стоял крепкий старинный буфет. Всё еще можно было ощущать запах то ли свежих марципанов, то ли конфет Kalev внутри его просторных ящиков – я не постеснялась заглянуть в один из них.

Для неискушенного зрителя картина представлялась ошибочно монолитной и неоспоримо верно идентифицировалась  как «старина», «история», «наследие». Конечно же, мебель и детали в комнате были не новы – в этом и крылась суть. Стены, двери и печь могли бы бесконечно долго рассказывать заинтересованному гостю о событиях шести веков, свидетелями которых они невольно стали. Здесь всё дышало непреодолимым желанием поведать о пережитом, бросало вызов любопытству своими сколами, шероховатостями и потёртостями. Каждая вещь конкурировала с другой за право быть услышанной. Эпохи дарили интерьеру свои символы и уходили безвозвратно, как и люди, жившие на этажах здания. Я оглядела комнату, еще раз выглянула за окно и влюбилась так, как можно влюбляться только в города. Безотчётно. Безвозвратно. Бессмысленно.

Мой молодой человек имел удивительную способность располагать к себе людей и был очень общительным. Однажды, пока я принимала душ, он вышел из номера, желая осмотреться. За стойкой регистрации сидела всё та же девушка. У них завязалась беседа.

После душа я завернулась в пушистый гостиничный банный халат. В отдалении слышались голоса – не захлопнутая дверь в номер приоткрылась сквозняком. Я спустилась на пол-этажа вниз и присоединилась к их разговору. Оказалось, что наша администратор – русская. Она была родом из Санкт-Петербурга, но планировала получать образование в Тартуском университете . Она учила язык и жила в стране вот уже 9 месяцев по рабочему разрешению на пребывание. Новоявленная эмигрантка мечтала открыть собственную гостиницу, и ей, действительно, нравилось осваивать этот бизнес с азов.

Был промозглый балтийский январь. На мощеные улочки Старого города уже опустились сумерки. Мы провели весь вечер за разговорами: сначала втроём, а затем наедине с моим спутником, его общительностью и в состоянии влюблённости в город, конфеты Kalev, новые встречи и вечер без посторонних глаз.

На следующий день мы посетили Толстую Маргариту. Я стала безоговорочно симпатизировать этой каменной даме с пышными формами. Её романтическая история была о любви на расстоянии. Говорят, секрет крепких многовековых отношений Толстой Маргариты и Длинного Германа (название ещё одной башни Старого города) – полтора километра между ними. Полторы тысячи метров не позволили стать им достаточно близкими, чтобы разглядеть недостатки друг друга. Если отношения башен и мог бы разрушить некий каменно-бойничный быт, то на качестве их союза он не сказалась. И всё-таки «большое видится на расстоянии»3…

Кстати, с молодым человеком мы расстались вскоре после поездки. Его коммуникабельность и дар легко заводить знакомства разного рода сыграли с нами злую шутку. Он слишком быстро сокращал дистанцию в общении с противоположным полом. Эти качества были мало совместимы со способностью хранить выбранному партнёру верность.

В следующую поездку в Таллин я провела с девушкой со стойки администрации, её тетрадями по эстонскому и видением города несколько дней. Она предложила пожить в её съёмной квартире, которую она арендовала у пожилой русской пары. Супруги обосновались в Эстонии со времен СССР. Они разрешили квартирантке заселиться вместе с кошкой, приехавшей с ней из родного Санкт-Петербурга. Своим решением о смене места жительства мы ставим наших близких перед множеством выборов и новых обстоятельств – достаётся даже питомцам. Животное тяжело переживало стресс и стало страдать слабостью мочевого пузыря. Кошка оставляла едкие желтоватые капли везде, куда могла залезть. На моё замечание о запахе девушка ответила, что вся Эстония пропахла приторными марципанами. Она их ненавидела, поэтому была рада возвращаться вечерами к терпкому, но не сладкому запаху продуктов жизнедеятельности питомца. Думаю, что она говорила не искренне, но любовь к кошке не могла не оправдывать её лукавства. Хозяева квартиры запаха мочи не чувствовали, видимо, потеряв с возрастом обоняние.

– Я читала, что одни парень купил марципан по акции в супермаркета, съел его и умер. По всем признакам, от отравления цианидом. Судебно-медицинские эксперты записали, что от него исходил сильный запах миндаля. Если дать миндальной массе залежаться, то порча продукта приведет к образованию яда. Ты веришь в такое? Ты знала, что миндаль на самом деле пахнет цианидом? Или цианид миндалем? – однажды вечером спросила будущая бизнес-вумен, оттирая высохшую мочу от кухонной столешницы, – а они его еще продают как лекарство от несчастной любви в аптеке на углу у Ратушной площади. Представляешь, вдруг он не один месяц ждал несвежих акционных марципанов, чтобы ими отравиться? Красиво же! Всё пиар, кроме некролога – некрологи теперь не печатают. Только небольшие статьи, которые больше трогают своей абсурдностью, чем трагичностью. История о марципанах и цианиде вполне бы подошла.

Однажды пасмурным днем она сказала, что мы идём пить кофе. Квартирка находилась недалеко от Старого города. Выйдя из дома, мы направились в сторону Ратушной площади. На одной из маленьких побочных улиц мы зашли в кофейню с традиционной для таких заведений вывеской "Kohvik"4. К тому времени я уже успела выучить несколько эстонских слов: "aitäh", "kohv" и "suletud"5. Моя попытка заказать кофе на эстонском не впечатлила и даже ничуть не удивила официанта:

– Palun kohvi,6 – я сияла, как натёртое содой столовое серебро, произнося эту незамысловатую фразу. Освоение новых форм человеческом коммуникации всегда давались мне, интроверту, с трудом. Поэтому они становились предметом особой гордости, когда я познавала их буква за буквой и побеждала своё стеснение, используя новые знания.

–Kas suhkrut tahate?7 – официант улыбался, задавая мне ответный вопрос. Его я уже не поняла.

–Ты пьёшь с сахаром? – переспросила моя знакомая.