Лёнька тоже почесал ей за ухом и пошаркал ладонью её розовое пузо.

Она, подпрыгнув, лизнула в щёку их по очереди. И с заливистым звонким лаем побежала вглубь двора, возвещая хозяев о появлении гостей.

На этот своеобразный звонок, из-за калитки дальнего огорода появилась внучка деда Кузьмы – старая знакомая Алёнка. Свежий загар её покрасневших плеч свидетельствовал о сегодняшнем долгом пребывании на солнышке.

Завидев знакомых с малолетства пацанов, Алка поспешила навстречу.

– Привет! – поздоровалась она, подойдя поближе. И, не скрывая улыбки, смешливо спросила: – Ой, что это с тобой, Сенечка?

– Пчёлы покусали, твои кстати, – недовольно буркнул Семён, исподлобья покосившись на плетень бокового огорода.

– Не мои, а дедушкины, – попыталась оправдаться Алка. И переводя разговор в другое русло, как бы между прочим отрешённо проговорила, вздыхая: – Мы с ним с утра картошку огребаем, устали уже. А я сгорела уже на работе!.. Наверно облазить буду. Надо сметаной намазаться.

– Не вздумай сметаной, тогда точно облезешь! – предостерёг её Сенька. И выдал свой фирменный секрет для сохранения чрезмерного загара, без ошкуривания: – Спиртом надо натираться, или самогонкой. На худой конец и одеколон завалящий пойдёт. Враз больнота пройдёт, пошелушишься только маленько.

Лёнька тоже посочувствовал:

– А мы как раз помочь пришли.

Алка заметно обрадовалась. И благодарно глянув, не мешкая проводила их к дальнему забору.

Хитрая собачка, повертевшись возле ног, мышью проскочила в приоткрытую калитку. И с бешеной скоростью устремилась в простор обширного картофельного поля.

Алка, всплеснув руками, запоздало закричала ей вслед:

– Туман, ты куда?!

И Лёнька недоумённо поинтересовался:

– Алён, а почему вы её «Туманом» зовёте?.. Она же женского рода.

Аленка, усмехнувшись, терпеливо объяснила:

– Дедушка подслеповатый у нас. Когда щеночка брал, думал, что он самец. И назвал «Туманом». А он подрос и оказался самкой. Так и зовём до сих пор.

«Туманша» меж тем добежала до конца поля и кругами понеслась вокруг маячившей фигуры деда Кузьмы, размахивающего тяпкой. Издали донеслись его беззлобные ругательства в адрес любимицы:

– Опять шкодничаешь?.. Ух я тебя!

Сенька, призадумавшись, деловито заявил:

– Ни Туман, ни Туманша ей не подходит. Будем звать её «Шкода»!

Отмерив босыми ногами почти 35 соток стандартного деревенского огорода, помощники добрались до необработанной его части.

Лёнька вспомнил недавнюю картофельную эпопею в своём, схожем по размерам, огороде. И с удовлетворением заметил, что «трудолюбивый» дед Кузьма оставил для помощников чисто символическую межу, размером в три-четыре сотки, не более.

– Хитрый Дед Кузьма не знал, что мы придём, – подтвердил тихонько Сенька Лёнькину догадку.

И это очень обрадовало пацанов, настроенных было на рабский труд в картофельной плантации в течении всего оставшегося дня.

Дед Кузьма ласково трепал подбежавшую «Шкоду», поглаживая её, и приговаривая:

– Туман, хороший. Первый по хвосту!

Она, сложив на его груди лапы, с собачьей преданностью заглядывала в глаза хозяину и улыбалась всей своей весёлой мордой, высунув язык от удовольствия. И, размахивая загнутым в кольцо хвостом, в щенячьем восторге повизгивала в ответ.

– Дедушка, мальчишки помогать пришли! – объяснила Алёнка, подойдя поближе.

– Как раз вовремя, почти закончил всё уже. Ох, умаялся. С утра и который день уже горбатимся, – поздоровался Кузьма, передавая Шкоду за шкирку внучке: – Забери Тумана, отнеси во двор. А то побьёт весь картошин цвет и стебли поломает. Да скажи Марусе, чтобы на стол собрала!

Алёнка подхватила Шкоду под передние лапы и волоком потащила, её упиравшуюся, вон из огорода.

Приглядевшись намётанным взглядом к подошедшему Семёну, дед Кузьма, отдавая ему тяпку, поинтересовался:

– Никак пчёлы покусали? – и получив в ответ лаконичный утвердительный кивок, поспешил успокоить: – Ничего, пройдёт, полезно даже!.. В разумном количестве. Сейчас баньку затопим, как рукой всё снимет!

Посмотрев как шибко-загорелая молодёжь ухватилась за тяпки и, встав наискось напротив друг друга, со знанием дела рьяно принялась за работу – дед Кузьма торопливо потопал топить баню.

Лёнька еле успевал за сноровистым Семёном, идущим спереди. И закончив очередной из многочисленных рядков, отдыхая – поинтересовался у поджидающего деревенского собрата:

– Сень, давно хотел тебя спросить. Почему у нас картошка мелкая, а у вас крупная?

– Так вы какие семена заготовляете? – прищурил глаз Семён, как будто сам не знал.

– Размером с яйцо примерно. Ты же нам помогал, – благодарно напомнил ему Лёньчик.

– Да видел я, вместе же сажали, – согласился Сенька, – вот именно, с яйцо. И вырастает она у вас не больше нашего гороха. Надо для саженцев выбирать длинно-худосочную! Потом чик её повдоль-напополам, для экономии! А то и четвертовать. Главное, глазки не повредить. Такую и надо сажать. Она когда вырастает, почти вся таким же цельным размером получается, только намного толще и мосластее! Гены, дээнка, наследственность… Уловил разницу? – подробно выдал фирменный деревенский секрет потомственный сельчанин Сенька.

– Ага! Обязательно научу Батю, в следующем годе только. Сейчас уже поздно пересаживать. Да и неохота… – пообещал ему и себе, умудрённый мудрым советом, Лёнька. Поспешно поспешая за ловкими и привычными телодвижениями деревенского собрата.

Когда Лёнька с Сенькой закончили окучивать последний рядок, со двора уже давно доносился вкусный запах дыма от сгораемых берёзовых поленьев. И над рубленой баней, из кирпичной трубы курился белый столбик дыма.

Дед Кузьма успел уже попариться, и дожидался ребят сидя на крыльце в расшитой льняной рубахе, утирая пот со лба накинутым полотенцем. Он добавил в печку изрядную порцию дров и хитрым глазом наблюдал теперь – насколько хватит терпения молодым пацанам, юркнувшим в натопленную жару парилки.

Как он и предполагал – первым выскочил, держась за обожжённые уши, городской житель Лёнька.

Сенька, более привычный к такой терапии – похлестался берёзовым веником более продолжительное время. Но, выйдя, и, опрокинув на себя ушат холодной воды – не отважился во второй раз сунуться в раскалённое пекло парилки.

– Ну как, уши в трубочку свернулись? – поиронизировал над молодёжью Кузьма.

– Нормально… – отшутился Лёнька.

– Хорошо!.. Даже опухоль пчелиная выпарилась, – крякнул Семён, ощупывая своё почти первозданное лицо. И ненавязчиво добавил, потирая живот: – Попить бы, а то есть так хочется.

– А как же, остыньте только маленько, – обнадёжил Дед Кузьма.

Немного выждав, пока разгорячённые лица ребят поостынут, он повёл их в избу.

В просторной горнице суетилась, собирая на стол, бабка Марья.

Аккуратно причёсанная Алка помогала бабушке расставлять последние атрибуты застолья. Она вся аж светилась послебанной чистотой, улыбчиво поглядывая на пацанов. …И резко пахла, по совету друзей – сивушным запахом самогона.

Советчиков аж передёрнуло, и они брезгливо поморщились, принюхиваясь к своеобразному одеколону.

На столе было уже почти всё поставлено. И взгляды проголодавшихся помощников скользили по приготовленным яствам, под ритмичное урчание голодных животов.

На чугунной сковороде шкворчали крупные пескари, в окружении оранжевых яичных желтков и белых белков. А рядом располагалась ещё одна, с зажаренными в сливочном масле грибами-подберёзовиками. В стоявшем поодаль чугунке дымилась рассыпчатая картошка, сдобренная сметаной. Глубокая глиняная чашка доверху была наполнена варениками, политыми вареньем. На широком плоском подносе высилась внушительная горка пирогов с различной начинкой. Не говоря уже об окружении разных салатов из овощей, нарезанных крупными ломтиками; тарелок с белоснежным творогом, залитых свежим мёдом; и крупнокалиберной клубники-виктории под густыми деревенскими сливками. И холодная окрошка с домашним квасом!