Поэтому я поступил очень по-взрослому и выместил свою злость на Вайолет.

– Миллер?..

– Я в порядке, – выдавил я сквозь зубы. – Все такой же. А вот ты меняешься. Что, черт возьми, с тобой происходит?

– Со мной? – Вайолет опустилась на кровать. – Что ты имеешь в виду?

– Ты стала отдаляться.

Она моргнула.

– Когда?

– Последнюю неделю. Этим летом. Весь прошлый год. С тех самых пор, как начала общаться с Ри… Эвелин Гонсалес и ее друзьями. Значит, вот что случилось в этом году? Мы уже недостаточно крутые для тебя?

Господи, мое раздражение теперь неслось со скоростью поезда, который я не мог остановить.

– Ты же знаешь, что это неправда, – возмутилась Вайолет. – И кто мы? Шайло что-то сказала? Я только вчера была с ней…

– Нет.

– А ты? Мы же прямо сейчас вместе. – Она расстроилась. – Ты действительно думаешь, что в прошлом году я тебя избегала в школе? Это неправда.

– Не надо меня жалеть, черт подери, Ви! Я просто говорю то, что я – мы – заметили. Что-то изменилось, и уже давно.

– У меня появились новые друзья. Но это не значит, что я забываю о своих старых.

– Ну да. Как дела с Ривером? – процедил я сквозь зубы.

– Кроме того, что его мама, возможно, умирает? Нет никаких «дел». Я уже сотню раз тебе говорила. Он едва ли со мной разговаривает. Мы не встречаемся и ничего такого.

– Пока.

Она скрестила руки на груди.

– Ревнуем, да?

Я с трудом сглотнул. Ну вот. Сейчас или никогда. Исповедаться или навеки погрязнуть в страданиях.

Между нами повисло напряженное молчание, и Вайолет испуганно уставилась на меня, боясь, что я вот-вот разрушу нашу дружбу. Нарушу нашу клятву на крови.

Я играл желваками в борьбе с собой, как вдруг снизу, словно извержение, раздались громкие крики – один низкий, другой более высокий. Как всегда, это выбило Вайолет из колеи, омрачило ее радость. Она оторвала от меня взгляд и уставилась в пол, затем вздрогнула, так как снизу донесся звук бьющегося стекла. По лестнице загрохотали шаги. Мы оба замерли, когда голоса ее родителей стали громче.

– Нет, Линн, ты не сделаешь этого, – закричал отец. – Не поступай так с ней.

– Не указывай мне, что делать, – выплюнула мама. – Это касается нас всех.

Я инстинктивно встал перед Вайолет, когда распахнулась дверь и в проеме появились родители. При виде меня мама Вайолет резко остановилась. Она пригладила выбившуюся из-за спешки прядь темных волос и выпрямила спину. Отец Ви был крепко сбитым мужчиной, во времена колледжа он играл в футбол. В помятой рубашке с расстегнутым воротом, он и выглядел как бывший полузащитник. У них обоих был измученный вид.

– Что ты здесь делаешь так поздно? – требовательно спросила Линн Макнамара.

– Линн… – Винс закатил глаза и устало улыбнулся мне.

– Привет, Миллер.

Я кивнул.

– Здрасти.

Линн смерила дочь тяжелым взглядом.

– Уже почти одиннадцать. Тебе завтра в школу.

– Я знаю, мам…

– И вот честно, Миллер, у нас открыта входная дверь. Мне даже думать не хочется, насколько все плохо с моей шпалерой.

– Ты уже много лет ничего там не сажала, – заметила Вайолет.

– Конечно, нет, – ответила Линн. – Зачем, если каждый вечер там будут все вытаптывать? – Она повернулась ко мне. – Ведь каждый вечер, молодой человек? Что ты делаешь в спальне моей дочери?

Вайолет покраснела.

– Мама. Я тебе миллион раз говорила, Миллер – просто друг. Мой лучший друг. – Она умоляюще посмотрела на меня. – Разве не так?

Сердце дрогнуло, и я скорее почувствовал, как кивнул. Горло сдавило.

– Ага. Верно.

Взгляд Вайолет благодарно смягчился, но потом снова стал жестким, когда она повернулась к родителям.

– И вообще, что вы здесь делаете? Вы не можете вот так врываться.

– Прости, милая, – произнес Винс, хмуро глядя на жену. – Ты абсолютно права.

Линн фыркнула, но уже спокойнее.

– Обсудим это утром. – Ее взгляд метнулся ко мне. – Все обсудим.

Она вылетела из комнаты, а Винс последовал за ней, вымученно улыбнувшись.

– Не сиди долго, Ви. Спокойной ночи, Миллер.

Дверь захлопнулась, и Ви тут же сникла. Я обнял ее, прижал к себе.

– Прости, – прошептала она мне в грудь. – Боже, это так унизительно.

– Все в порядке, Ви.

– Раньше все было по-другому. Мы сидели за общим столом и смеялись. Разговаривали. Они так любили друг друга. Однажды мама сказала мне, как ей повезло, что она вышла замуж за своего лучшего друга. Мы были так… счастливы.

Я вздохнул, мне стоило попытаться. Осторожно.

– Не все пары заканчивают так, как твои родители.

«Я не позволю этому случиться с нами. Никогда».

Она крепче обняла меня и подняла залитое слезами лицо.

– Скажи мне правду, Миллер. Мы… в порядке?

Храбрый тон не мог скрыть страх в ее глазах. Мучительная истина заключалась в том, что она нуждалась во мне как в друге. Уже несколько лет ее семья разваливалась на глазах, заставляя Вайолет хвататься за любую константу в собственной жизни.

Например, нашу дружбу. Пусть это и разрывает мне сердце в клочья.

Я с трудом сглотнул. Подавил все слова, которые пришел ей высказать и спеть. Мне даже удалось слабо улыбнуться. Ради нее.

– Да, конечно, у нас все хорошо. Я уже говорил. Ничего страшного. – Я закинул рюкзак на плечо. – Мне нужно идти.

Вайолет не протестовала, и это было еще хуже.

В ее собственной улыбке сквозила неуверенность и надежда. Она вытерла слезы.

– Увидимся завтра в школе. Первый день выпускного года. Думаю, он будет самый лучший.

– Ага, – отозвался я, поднимая футляр с гитарой и направляясь к окну. – До встречи, Ви.

– Миллер?

– Что?

– Спасибо.

Ее глаза сияли и были полны благодарности. Боже, как она прекрасна в своих пижамных шортах и футболке! Спортивное тело благодаря футболу, но с соблазнительными изгибами, мудрый взгляд, а улыбка… Улыбка могла в мгновение ока пробить защиту любого парня и поставить его на колени. Обнаженного, уязвимого и изнывающего от желания…

Я улыбнулся, чувствуя в сердце нож.

– Пожалуйста.

На обратном пути в автобусе казалось темнее. Салон опустел, а пустынные улицы за окном погрузились в черноту ночи. Гитара тяжелой ношей лежала на коленях. Тысячи неслышных нот рвались наружу.

«Она не настолько тебя любит. Смирись с этим».

Я собрал осколки своей гордости и заделал трещины в сердце. Урок усвоен: любить кого-то недостаточно, чтобы удержать его. Не сработало ни с отцом. Ни с Вайолет.

Не знаю, почему я все время ждал чего-то другого.

Я вышел из автобуса в нескольких кварталах от дома, возле скал, смотревших на океан, и чуть не споткнулся, спускаясь по ступенькам. Земля качнулась под ногами, а руки задрожали. Автобус зашипел и с грохотом умчался в ночь, а в этот момент засигналили мои часы. Я уставился на цифры. 69 и падает.

– Черт.

Я тяжело опустился на бордюр и порылся в рюкзаке в поисках глюкозных жевательных конфет, которые мне прописал врач. Апельсиновый сок действовал быстрее, но я не собирался терпеть два квартала до дома, а с собой взять по глупости забыл.

Я разжевал три конфеты и подождал, пока показатель не вырастет. Через несколько минут на дисплее высветилось 74, и конечности уже не казались такими слабыми и ватными. Я с трудом поднялся и побрел по темным улицам.

Меня обступали дерьмовые жилые комплексы, очень похожие на мой собственный: облупившаяся краска, бетонные лестницы и ржавые металлические перила. Все они обладали громкими названиями. «Оушен-Фронт», «Бич-Сайд», «Коувс», как будто это роскошные кондоминиумы с выходом к океану, а не ветхие дома, где ближайшим «пляжем» была суровая, скалистая, береговая линия.

Было уже больше одиннадцати, когда я поднялся по наружным цементным ступеням на второй этаж комплекса «Лайтхаус». Наш новый дом после моей выходки с садовым шлангом во дворе Вайолет. Это была маленькая квартира с двумя спальнями и одной ванной, со своенравным обогревателем, который включался только по собственному желанию, и душем с дерьмовым напором воды. При включении света по столешницам и шкафам разбегались тараканы.