– Согласен. Стоп! Кунаев. Что там? – повернулся к Циневу.
– Снайпер из-за забора аэропорта. Сразу насмерть. Ушёл, винтовку бросил. Наша, – коротко доложил Георгий Карпович.
– Туда кого?
– Не думали.
– Я знаю, кого. Есть один товарищ, что надавал тебе недавно на Политбюро по сусальнику.
– Тишков! Молокосос этот! Да его в Африку. В Танзании вон посол умер от малярии.
– Его – в Казахстан и в Политбюро. Это моё условие.
– Не справится!
– Этот – точно справится. Взвоют там все, – поддержал Косыгина Цинев.
Вставил пять копеек и Воронов.
– Конечно, у него морда лица не походит на кунаевскую. Но работоспособности хоть отбавляй.
– Да он капиталист махровый! – не сдавался Шелепин.
– Вот и хорошо! Может, подымет, наконец, Целину. А то у коммунистов пока получается тяп-ляп.
– Чёрт с ним. И в Политбюро?
– Конечно.
Глава 6
Событие двенадцатое
Папа Римский решительно осудил применение пыток и заявил, что виновные в них попадут в ад, где их будут жарить на раскалённой сковороде.
Умирает Папа Римский и просит: «Моё последнее желание – хотелось бы повидать Фантомаса». Говорят: «Ну где же мы вам возьмём?» «Нет, я желаю». «Ну подождите. Может быть, вы праведника какого-нибудь хотите?» «Нет, я хочу Фантомаса». Ему приводят Фантомаса и подслушивают за дверью, что будет. И доносится тихий голос: «Да, Петька, раскидала нас с тобой судьба…»
Утром последнего дня пребывания Петра в министерстве сидели вчетвером у него в кабинете и пили чай. Гагарин, Будённый и Тамара Филипповна. Секретаря Пётр забирал с собой. Куда он без Филипповны? Но пришлось для этого предпринять целую осаду крепости, а потом и решительный штурм (это не то, о чём вы подумали!). Филипповна долго отказывала.
– Понимаю. Муж, дети в привычной школе, квартира в Москве.
– Служебная, но в Москве.
– Тамара Филипповна, а если мужа переведут?
– Нет, его умения в Казахстане не нужны.
– Попробую. Там тепло, яблоки вкусные.
Попробовал. Мелочиться не стал, позвонил Циневу. Долго секретарь соединял – наверное, на совещание попал.
– Когда ты уже улетишь, Пётр Миронович?
– Георгий Карпович, вы…
– Давай, Пётр, уже на «ты» перейдём. Чего как графья выкаем? Я человек простой, да и у тебя не баре в родне, проверял. На брудершафт после выпьем.
– Хорошо, Георгий Карпович. У меня к тебе просьба есть.
– Давай угадаю с трёх раз: прослушку не ставить в новом кабинете?
– Два осталось, – там заржали.
– Охрану приставить в Алма-Ате к тебе и родственникам?
– И так приставите. Одна угадка осталась.
– Ну, не знаю… А, погранцов усилить!
– Ну, надо, конечно – но звоню по другому поводу.
– Проиграл. Говори уже. Времени в обрез.
– Перевезти с собой хочу секретаря своего, а у неё муж в вашем ведомстве. Майор, где работает – не знаю, но дать бы ему подполковника и отправить в Алма-Ату.
– Шифровальщику Непейвода дать подполковника и перевести в Алма-Ату.
– Я фамилию не говорил. Специально, – хмыкнул Тишков.
– Ты непростой человек. Приглядываем. По его должности не предусмотрены две звезды. Разве… – там помолчали, – ну, тебя это не касается. Хорошо, Пётр, будет Афанасию Петровичу повышение и в звании, и в должности, и перевод в тёплые места.
– Спасибо, выручил, Георгий Карпович.
– Подожди спасибкать. В ответ и от тебя кое-что попрошу, – там на минутку прикрыли трубку ладонью и рычали на кого-то. Пётр слышал, что Цинев груб с подчинёнными: и матом их кроет, и кричит, вот как сейчас. Ну, их дело. Может, в армии дисциплину кроме как криком и не привить подчинённым. Только кнут есть, пряников-то немного. – Пётр, вот какое дело, – ну вот уже и не рычит, – Смутил ты меня своими предсказаниями прорыва китайцев через Джунгарские ворота. Там всегда неспокойно. Думаю усилить там заставу – перебросить с Кавказа человек сто. Они к горам привычные. Соберу старшин и офицеров, наберём, в общем. Поможешь обустроить? Зима же.
– Даже если красный снег пойдёт. Первым делом, как приеду, организую туда отправку оцилиндрованного бревна и бригаду строителей. Ну, и другие стройматериалы. Это для офицеров. Для солдат…
– Там нет солдат, там пограничники.
– Вот как? Тогда для пограничников построю казарму по щитовому методу. В Краснотурьинске разработана технология, ведётся производство.
– Всё. Договорились. Но смотри! Люди. Зима.
– Обещал же.
– Всё! Отбой. Дела.
– Георгий Карпович, секунду! Ещё одна маленькая просьба.
– Только быстро, тут по Кунаеву совещание.
– Можете мне подготовить список интересных немцев?
– Это про республику новую? А кто интересует?
– Люди, которые чего-то достигли. Я вот, например, Ольгу Берггольц уговорил министром культуры поехать в новую республику. И в то же время Татьяна Пельтцер и Евгений Евтушенко мне уже не нужны.
– Евтушенко – немец? Не знал. Ну да он по моему ведомству не проходил, он всё с диссидентами заигрывает. Пусть. Хороший поэт. Ладно, считай, Пётр Миронович, я тебя понял. Артистов не надо, нужны на другие министерские посты люди. Вот видно сразу, Пётр, что ты не военный – не можешь правильные приказы отдавать. Может, тебя на сборы на месяцок призвать? У тебя какое звание?
– А то ты не знаешь, – измывается. А говорил – времени нет. Вот поиздеваться нашёл.
– Усёк. Поищем. Срок какой?
– Через час. Я завтра улетаю, – на том конце провода загугукали. Смеялись, наверное.
– Комик. Через два часа позвоню. Кого успеем, найдём. Москвичи ведь нужны, раз срочно?
– Ну, может, с кем успею переговорить.
– Теперь точно отбой – вон полная приёмная народа, сейчас дверь вышибут, – трубка забибикала.
Вот сидели. Отмечали отъезд. Просто чаем с тортиком. Ещё ведь целый суматошный день впереди.
– Юра, слушай, всё хочу тебя спросить, – Будённый перекрестился. В первый раз такое за ним Пётр наблюдал. – А ты там видел чего-нибудь эдакое?
– Бога с ангелами?
– Ну, сам сказал, – смутился древний маршал.
– Тысячу раз спрашивали. Я даже про это целую историю придумал и рассказик написал.
– И где напечатан? – поправил усы Будённый.
– Нигде. Такое не напечатают.
– Заинтриговал. Рассказывай.
Все даже чашки с чаем отставили, и куски тортов отодвинули.
– Только не скажу, правда это – или всё мои больные фантазии. А вы спрашивать и пытать меня, засовывая иголки под ногти, не будете? – вытянул руки с аккуратно подстриженными ногтями.
– Я не буду, – первая откликнулась Филипповна.
Посмеялись.
– Хорошо. Слушайте. После того как я уже прилично времени провёл снова на земле-матушке после полёта, вызывает меня к себе Никита Сергеевич Хрущёв, закрывает за нами дверь своего кабинета – и даже на ключ запирает. Ведёт меня в дальний угол и говорит еле слышным шёпотом:
«Давно я тебя хотел спросить, Юра. Ответь мне честно, без всяких утаек: а Его Самого или Его ангелов ты там видел?»
Я тогда тоже наклонился к уху Хрущёва, и отвечаю ему тоже шёпотом:
«Видел, Никита Сергеевич…»
«Я так, бл…ь, и знал! – шепчет горестно. – Ну а теперь прошу тебя, вернее приказываю – никому и никогда не говори об этом!»
«Слушаюсь, Никита Сергеевич!» – говорю.
Проходит несколько лет. Меня тогда отправили путешествовать по Европе. Посетил я даже Ватикан, и был принят самим Римским Папой. Перед концом аудиенции Папа попросил оставить нас одних, закрыл и запер на ключ дверь кабинета. Потом взял меня под руку и отвёл в уголок. Прилип ко мне и в самое ухо шепчет:
«Ответь мне искренне, сын мой, только искренне, как на духу: а Его Самого или Его ангелов ты там лицезрел?»
Тут я вспомнил, что обещал Хрущёву, и отвечаю:
«Нет, не видел, Ваше Святейшество.»
«Я так и знал! – вздыхает горестно. – Только умоляю тебя, сын мой – никому не говори об этом!»
