Литмир - Электронная Библиотека

Женек любил лето. И вряд ли был в этом одинок. Вот, к примеру, дожди. От осенних – сверхурочных и навязчивых – хочется скорее сбежать, где сухо и тепло. Весенние – бесспорно, долгожданные – радуют, смотришь и расцветаешь. Однако любуешься все же за окном – не дай бог зарядит вперемешку со снегом. А летние – теплые, щедрые, неприставучие. Они задорные и шустрые, как мальчишки с водными пистолетами. Героически усмиряют жару и зной, вскипая пузырями на раскаленном асфальте. И любят попугать мощью и покрасоваться необузданностью. А вот бесстрашных не любят и с легкостью поучают.

И только Женька подумал, слизывая теплые капли, что и этот ливень шалун и задира, но, в общем-то, добрый малый, как небо вспыхнуло, мерцая, на секунде третьей затрещало и выдохнуло в порывах ветра. Спины сестер дрогнули, а сам он сжался.

Земля размякла, и они перешли на асфальт. Но и по дороге ручьями бежала вода. Кроссовки промокли, и ноги хлюпали. Сухим оставался, кажется, только маленький участок на спине – под защитой рюкзака. И там же затаилось приятное тепло, в то время как мокрая кожа и футболка холодили при каждом порыве ветра. Джинсы потяжелели и липли к ногам. Было нисколечко не весело. Так Женек еще и вспомнил, что уже вечер, а значит, теплее не будет. И расстроился сильнее – до скрежета в зубах.

Что удивительно, небо над вершиной холма впереди было чистым. А позолоченный край иссиня-серых грозовых туч обгонял путников совсем чуть-чуть. Возможно даже, что на верхушке склона и дальше – сухо и спокойно. Может, мы даже увидим край дождя, подумал Женя и хоть маленько порадовался.

На миг озарился асфальт. И опять он прошел не больше трех шагов, как бухнул гром. А затем стало тихо. Даже слишком тихо. Исчез ветер, капли зашептали, больше не заставляя щуриться. И будто бы даже донеслось коровье мычание. Женек взглянул на небо. И ослеп.

Вспышка обожгла, он зажмурился. Заморгал. И снова капли зашвыряло в лицо, и распахивать глаза было необязательно. И снова задрожала хмурая жесть, раскатываясь во все края.

Да-а, мама реально нас убьет, если узнает, что мы еще и в грозу гуляли, испугался Женек. Сердце колотилось и так. Теперь и ноги стали подгибаться. Хотелось присесть, укрыться или припасть к земле. Он знал – в открытом поле в грозу по-настоящему опасно, на возвышенности – вообще не до шуток. Откуда узнал, вспомнить не мог. Да и не хотел.

Смотрел, как Оля с Катей едва не бежали. Бедная Оля! Откуда у нее столько сил? Столько смелости? Ему стало жаль ее и как-то виновато за себя – она старшая, она решает, она отвечает. А что тут сделаешь?..

Замерцали всполохи. Мурашки по коже уже не бегали – просто стояли и пускали дрожь под собой. Метров сто до конца подъема. Какой там «сухо» – все так же заливает!

А что сделаешь? В деревню уже не вернешься, здесь нигде не укроешься, даже – на свой страх и риск – под деревом. Телепортация?.. Не существует. Тут уж пришлось Женьку смириться. Что сделаешь? Только вперед. Или, и в самом деле, животом, лицом в грязь и…

Гудок!

Сквозь ворчание грома пробился автомобильный гудок. А через пару секунд рядом затормозила машина. Та самая болезненно рыжая «восьмерка». Дождь барабанил по рыже-ржавой крыше, двигатель тихо урчал. Медленно опустилось переднее боковое стекло. Оно, как и, похоже, все стекла, оказалось затонированным. Оля подошла к окошку. Катя встала чуть за спиной.

Новая вспышка мелькнула в заднем стекле, когда и Женек приблизился к машине. Искра отразилась какой-то блеклой, вялой и тут же пропала в черноте стекла. Прижимаясь к Кате, он пытался понять, что ему напоминает эта чернота. И отчего хотелось просто пройти мимо, а то и сбежать.

Раскаты грома заглушили голоса. Но и когда они стихли, Женя смог расслышать только сестрин голос. Попробовал заглянуть в салон, но обзор загораживала Оля, а еще больше мешала Катя, старавшаяся сделать то же самое. Наконец Оля выпрямилась, обернулась:

– Подвезет до деревни. Едем, – она вроде бы и не спрашивала, махнула рукой, как бы приглашая, но сама не спешила, мешкала.

– Боже, наконец-то! Поехали, – устало обрадовалась Катя.

И они шагнули к задней дверце.

В этот краткий миг Женек успел заглянуть в салон – через сужающийся проем окошка. Но увидел лишь рыжий затылок и левую кисть на руле. Неестественно крупную и красную, а пальцев… Он хотел бы, чтоб ему лишь померещилось – конечно, а как еще, разумеется, просто показалось. И все же… Пальцев было шесть. Не понятно почему, он был так в этом уверен, хотя даже не заметил, что считал их – один, два, три… шесть.

Миг прошел, черное стекло поднялось полностью.

Оля открыла дверцу. Катя перед ней шаркала кроссовками по асфальту в ручье – чистила подошвы. И тут Женю ударило. Сверкнула молния, бахнул гром, и его тряхнуло. Он вспомнил, осознал и едва не закричал.

Задняя дверца! На «восьмерке» нет задних дверей! Никакая это не «восьмерка». «Девятка»!

И что? Ну и что? Что? Почему ему так не по себе? Почему он пятится, а живот скрутило?

«Но в «девятку» не цель…» – прозвучало в голове и повторилось эхом. Всполохи побежали по небу, но в секунду потонули в черноте стекол. Катя забралась в салон. Исчезла в нем.

Грянул гром, как будто треснул мир. И Женя вышел из оцепенения.

Нельзя! Нет, в «девятку» нельзя!

Оля тоже очищала подошвы и передавала Кате сумку. Обернулась к Жене. Волосы ее теперь свисали мокрыми змейками, кремовый топ вымок полностью, и сквозь ткань просвечивал лифчик.

– Давай скорее. Обувь почисти только, – замахала она рукой.

Он слабо замотал головой:

– Нам нельзя туда садиться.

– Что?.. Почему? – Она перестала топтаться на асфальте.

– Водитель так предупредил, – ответил он, не двигаясь с места.

– Не говорил он такого. Не видишь – ждет. Давай шустрее. – Оля протянула руку.

Женя шагнул. Но не к ней, а в сторону. Потом еще шаг. Теперь он мог заглянуть внутрь. Катя сидела, придавленная сумкой, смотрела вверх, в крышу. А может, вообще глаза закрыла. Водитель словно слился с креслом, не оборачивался, ждал почти неподвижно.

– Не задерживай, Женя. Что с ума сходишь? – Оля сделала серьезное лицо и сурово уставилась.

– Нет. Не хочу. Нам нельзя! Пойдем дальше.

Посмотрел на нее с мольбой, а затем скосился обратно в салон. Водитель забарабанил по рулю. На его подголовнике с обратной стороны висела маска лисы. Совсем не для детского утренника.

Оля согнулась, заглянула в салон:

– Простите, пожалуйста, сейчас мы. Сейчас-сейчас. Извините.

– Да ничего, – бросил водитель.

И Женька заколебался, а не валяет ли он, в самом деле, дурака. Настолько мирным, приятным и добрым оказался этот голос.

– Женька, хватит тупить! Бесишь! – крикнула с сидения Катька.

Он шагнул к машине. Оля подошла и потянула.

– Протри кроссовки. Давай резче. Вот тут лужица.

Он стал неуверенно шаркать, опустив голову. С каждой секундой росло жуткое чувство, что из нутра машины его изучает чужой, острый взгляд. Женек не поднимал головы, наблюдая, как грязь с подошв растворяется в луже. Шею сковало. Там, куда целили эти неведомые глаза, он ощущал мурашки. И все-таки знал, что все равно посмотрит. Как бы ни было страшно, посмотрит. И быстро вздернул голову – хотел поймать водителя, увидеть его лицо.

Но тот сидел все так же, взирая перед собой. Зато хищные, черные и в то же время пустые глаза лисьей маски всматривались. Не отрываясь и не моргая. Глубоко-глубоко, туда, откуда разливался холодом по телу страх. Женя и сам не знал, где эта червоточина. Но лиса нашла, довольная и голодная. Мотор вдруг зарычал по-звериному.

Буря вновь метнула искр. Оля дернулась. Стала его подталкивать.

– Оль, давай не будем. Я не хочу. Я… я, мне… страшно, – последнее он прошептал.

– Так, Женя! Хватит уже! Ты домой хочешь? Скоро ночь. Гроза, дождь. Всё, залезай давай! – чувствовалось, как она едва сдерживает раздражение.

Он снова отступил. Оля схватилась за голову.

6
{"b":"730485","o":1}