Гвозди в крышку гроба любви задушенной – забивать,

коньяком да скоростью – заглушать её, забывать…

И басы – на максимум: рвут в наушниках эту тишь

неотвеченных… Ты когда-то ей всё простишь…

Очень прошу тебя: просто когда-нибудь снись –

это не дорого и не ресурсозатратно:

жизнь без тебя медстраховка, ОСАГО и СНИЛС

не покрывают… И только немного – зарплата

радует писком… Гуляем сегодня на все!

В Питере – пить, и Архангельск, конечно, не хуже.

Днями – бежим, словно белки в своём колесе,

а по ночам заливаем уставшие души…

Белым ночам кто-то выдал лицензию на

аттракцион "Обнажённые чувства и нервы":

каждый нюанс, словно камень в ущелье до дна –

с грохотом вниз, в камнепаде истерики – первый…

Очень прошу тебя: просто когда-нибудь снись –

это не дорого и не ресурсозатратно:

словно путёвка в волшебную новую жизнь –

ночь на двоих, из которой так больно – обратно…

Бежать – стремглав! – от памяти, кричащей,

как был ошеломительно не прав,

когда любовь, признав не настоящей,

а – так, одной из тысячи забав

других, ты отложил её, оставил

до лучших (а наступят ли?) времён,

как вдруг она в своей игре без правил

стучит в виски любимым из имён…

И ты, сильнее стискивая зубы,

играя желваками, гасишь злость:

зачем опять – её глаза и губы –

стоп-кадрами… Зачем отозвалось

всё то, что так и не случилось – болью

фантомной где-то в области ребра

(того, что взял Господь, когда с любовью

лепил её для света и добра)?

Зачем вся та бессмысленная гонка

за счастьем и успехом столько лет,

когда не только счастья, а – ребёнка

с её глазами не было и нет?

Есть дом большой с пустой всегда кроватью,

есть планов грандиозных громадьё,

и деньги есть – на внуков даже хватит,

всё есть – нет счастья без неё…

Я не искал (учтя печальный опыт

всех прошлых жизней) здесь твоих следов,

в экраны/мониторы/телескопы

не вглядывался, образы из снов

по ведьминым (тобой забытым) свиткам

не брался расшифровывать один.

Мне память о тебе – такая пытка,

беспамятье баюкать до седин

мечтал, но вдруг под левой диафрагмой

заноябрил былой надежды свет –

прозрачный, ледяной, холодный, наглый –

подбросив нагло твой случайный след…

И я, волнуясь (за неровный почерк –

прости), кричу рефреном между строк –

"Люблю!" – в стихах (хороших, между прочим)…

Полжизни тишины ещё не срок?..

А это просто день плохой – не жизнь,

и просто дождь, а ты не по погоде

чуть-чуть одет, но лишь шепнёт "держись"

тихонько кто-то близкий – боль уходит.

Не насовсем, конечно – нет чудес

в реальности, где ты большой и взрослый,

но – отступает, как отходит лес

на шаг с дороги, освещённый просто

бесстрашно-наглым дальним светом фар,

и лес – как лес, и скатертью – дорога,

и осени пылающий пожар –

не осень жизни, а подарок Бога…

Волосы по плечам —

два золотых снопа,

в них бы, да по ночам —

видимо, не судьба.

Как оказался злом

сердца любовный пыл?

Нервы – морским узлом,

Господи, где ты был?

Сам понимаю всё:

вызубрил с "а" до "я",

чёртово колесо

жизни календаря

крутится – я верчусь

белкой всю жизнь, но вдруг

сложная гамма чувств

разъединила круг.

Больно пока дышать –

сил не хватает, но

годы – как будто вспять,

кадрами, как в кино:

не от неё, а – к ней

будто всю жизнь бегу,

мог бы – бежал быстрей,

только вот – не могу.

Солнце в её глазах —

серых тонов пол ста,

мне бы не только в снах

жить бы с ней лет до ста,

мне бы в её дому —

вечный найти приют,

Господи, где/кому

ключ к нему выдают?

Из глаз твоих давно по капле жизнь

вся вытекла – водой морской куда-то…

Я столько раз кричал тебе: "Держись!",

я столько раз просил тебя: "Не надо

сдаваться: если больно очень – плачь,

но всё-таки вставай, и – в драку снова!"…

Тебе казалось: я тебе – палач,

а я был – врач, но мог лечить лишь словом,

и, словно в эликсир, добро и зло

подмешивал по капле наудачу,

чтоб ты – жила.

Увы – не повезло.

Глаза твои лишь небо видят.

Плачу.

Зарифмую смело я кровь/любовь:

рифма гениальная, спору нет:

переформатировать сердце вновь –

долго ли, умеючи? Дам совет.

Это, в общем, очень простой процесс:

ты сначала рушишь всё до руин,

жжёшь к чертям, и на пепелище – лес

новый (может, вырастет до седин).

В том лесу ты заново строишь дом.

Дом – как дом: крылечко, светёлка, печь,

холл просторный, спаленка даже в нём,

и – хозяйка, на ночь вдвоём прилечь.

Всё как будто – заново, набелО:

дом, детишки, кофе, коты, уют,

но по крышу самую замело

душу снегом – птицы в ней не поют.

И идёшь ты к доктору: "Помоги –

дай таблеток, чтобы жилось вкусней,

всё в порядке: дети, друзья, враги –

всё при мне, и только душа – при ней.

Не держала, вроде бы, на цепи –

отпускала: хочешь летать – летай,

не искала камменты по айпи,

не стучалась в вайбер мне или в скайп.

И сама не пряталась под замок,

наблюдая где-то из-за угла,

смог её найти я или не смог,

и сама не лайкала, мол, смогла.

Просто память – тяжестью на душе

(с каждым годом – всё тяжелее груз),

мне бы, доктор, вырезать всё уже,

поздно лишь опомнился я, боюсь"…

Добрый доктор слушает – головой

в такт качает, что-то строчит в тетрадь:

случай ваш, конечно же, не простой,

как же эту женщину вырезать?

Столько лет таблетками – толку ноль,

видно, метастазами проросла,

терапия, батенька – это боль,

да и ампутация – не со зла.

Память так не вылечишь, не схитришь –

будет боль фантомная не слабей,

если с нелюбимой ты ешь и спишь,

эту – незабытую – не убей.

Даже если имя мне – Айболит

(можно лапу/сердце назад пришить

без наркоза – дунул, и не болит),

с ватным сердцем плохонько как-то – жить.

Бросить всё к чёрту.

Купить у барыг пистолет.

Пару консервов закинуть в дорожный рюкзак.

Выйти из дома,

в котором давно тебя нет –

там, где тебя нет, не дом это вовсе, а так…