сделал в мой для поцелуя подставленный рот…

Если ты рядом – то сердце сбивается с ритма,

и группируются нервы в упругий клубок.

Ты – мой рубеж, на котором рождаются рифмы:

ты мой предел – ты мой плинтус, и мой потолок…

Сколько женщин – прекрасных, сильных

горько плачут всю жизнь у окна –

не спешат к ним на свет мужчины:

вроде светит, а нет – тепла.

В этом мире – большом, опасном,

с состязаньями, болью и кровью

всё ж считается (и не напрасно):

там ваш Дом – где вас ждут. С Любовью.

Если ты есть, то, Господи, помоги –

пусть процветают, здравствуют все враги,

каждый до ста пятидесяти живёт,

только пусть он вернётся, пусть он – придёт!

Каждый кому-то дорог, кому-то мил.

Господи, может, хватит уже могил?!!

Свежие пусть останутся пустовать,

рано пропавших без вести – отпевать,

рано пропавших без вести – хоронить,

Господи, да кому бы тогда и жить,

если не молодым и красивым?!! Ад –

это то место, где мы (не под, не над)!

Если ты есть, то, Господи, вместо слов –

друга, что затерялся среди миров,

выведи, вынеси, руку ему подай…

Мы его любим, Господи. Передай…

Такая непростая ситуация:

ты виноват. А я – не отругала.

Ты ждёшь упрёков нудных и нотаций,

в конце концов – истерики, скандала…

А я, такая дура бестолковая,

забыла, как ждала, переживала,

ведь ты пришёл домой – живой, здоровый,

но раз не позвонил – то ждал скандала.

Нет, мне не все равно! Но неизвестно,

что так тебя в дороге задержало!

А у тебя не с молодости – с детства,

антоним равнодушия – скандалы.

Стараюсь говорить на тон потише,

ведь, что бы я сегодня не сказала –

ты не поймёшь, ты просто не услышишь:

ты виноват. И тупо ждёшь скандала.

Разложить на столе

очень старые карты,

чтоб узнать, что со мной

время сделает завтра,

даст ли море любви,

ведь грустить в одиночестве

от зари до зари

надоело, не хочется.

Карты путают след,

будто их подменили –

нет ни явок-паролей,

ни даже фамилий,

даже свечи трещат

от такой энергетики –

как любовь отыскать,

если нету конкретики?!!

Позвонит ли тот самый,

и станет ли мужем –

самый-самый желанный,

он очень мне нужен,

лишь о нём память в сердце

стучит телеграммами…

Пусть скорее сбывается

мой ненагаданный!

* * *

И сколько б ни было нам уже дней и лет

по календарю,

хочу уткнуться в тебя, шепнуть тихонько "Привет"

[понять – люблю],

услышать сердца твоего стук неровный –

необходимо,

чтоб губы твои – на щеке моей, на спине – ладони

[понять – любима].

Ты, к счастью, мне не враг, но я тебе – не друг,

и по полжизни – мимо,

казалось бы – есть шанс у нас, ну вдруг…

Но столько лет разлук –

необратимы.

Повелитель времени – чёрным сторожем у ворот,

а, быть может, и – повелитель[как знать?]ница:

ждёт, когда закончит дни свои окаянный год,

что равняет всех нас – и святого и подлеца.

Одинаково жёстко стелет год этот всем постель,

никому хорошего не обещает зря,

под рубаху лезет холодом, как метель,

да шуршит сухими листами календаря.

А народ, отчаявшись, ничего от него не ждёт –

продержаться день бы, да выдержать только ночь:

високосный очень редко хорошим бывает год,

но уж этот выдался – окаянный, совсем невмочь!

Ну и я – настороженно всматриваюсь в зеркала,

в чужие окна, в витрины, даже в стёкла замёрзшей лужи:

отражаюсь вроде – значит, ещё жива;

где же шанс/счастливый случай (ну очень нужен!)?

И вгрызаюсь снова в жёсткий наук гранит –

хоть бы крошек горсть, да выгрызть ещё кусок,

ведь живут другие – как будто и не болит

ни душа, ни совесть, и вместо крови – томатный сок…

Бью наотмашь в зеркало – рассыпается в пыль, звеня,

только отражение не рассыпалось – вот те на:

это та, другая, ищет везде меня

в отраженьях – убедиться: ещё жива…

Хрустальный воздух ранней осени

на фоне золота берёз,

пшеничный локон с первой проседью,

лицо, любимое до слёз…

Огнями жёлтыми и красными

взволнованный внезапно лес

мигает: "SOS! Стоять! Опасно!" ей –

любви, свалившейся с небес –

на нас. И мы слегка опешили:

так просто в суете сует –

пришла любовь! (Какого лешего

болталась где-то столько лет?)

Пусть под ноги листвой опавшею

ложатся дни календаря,

нас наше счастье запоздавшее

нашло, наверное, не зря;

и пусть оно горчит рябиново,

хрустальным воздухом звеня:

мы этой осенью – любимые,

я – у тебя, ты – у меня.

Хрустальный воздух ранней осени

на фоне золота берёз,

пшеничный локон с первой проседью,

лицо, любимое до слёз…

Твой поцелуй

до сих пор на губах горчит,

и на руке

чуть заметный неровный шрам…

Сильные мы

очень мужественно молчим –

просто любить

нам друг друга нельзя: харам…

Шрам на руке –

ерунда, ведь в душе дыра,

хоть не видна,

но страшнее давно кровит:

невдалеке

ты стоишь, говоришь: "Пора…"

"Как я одна?" –

набираю и жму "Delete"…

Я тебе вновь

не сказала: "Не уходи",

ты на моё

"Как же так?" не сказал: "Прости…",

только любовь

вырывается из груди,

как ты её

ни удерживай взаперти…

От боли некуда деться,

жизнь еле теплится в сердце,

пишу "Люблю" и тут же жму на "Delete",

но невозможно навсегда удалить

тебя из памяти тоже –

твой запах въелся под кожу,

и поцелуй твой на губах горчит,

а сердцу больно, и оно кричит…

Какая, к чёрту, разлука?

Мы рождены друг для друга!

Жизнь разделилась ровно пополам –

харам!

Сильные мы

очень мужественно молчим:

просто харам –

ну и не о чем говорить…

Нашей любви

не выбрасываю ключи –

я никогда

не умела нормальной быть.

Если твоя

будет меньше душа болеть,

думая, что

очень всё приняла легко,

я для тебя

улыбнуться смогу суметь,

чтобы потом

дуть на воду и молоко…

Криком кричать

буду позже – потом, одна

в горькой тиши

заточенья домашних стен…