Тем временем Дмитрий вежливо и с каким-то неуловимым изяществом повёл побледневшего Самуилыча в его роскошный кабинет под весёлые ухмылки студентов.

Многих бесил этот вздорный, припадочный козёл с авторитарными замашками, поэтому каждый нарисовал в воображении, потрясающие картины как ректору вправляют мозги лучшие костоправы Некрасова.

Давно пора вставить мудаку страстную образовательную клизму!



Ангелина.

— Ну и домина, — то ли с ужасом то ли с восторгом произнесла я, когда увидела цыганский особняк.

Мрачное ветхое строение высилось среди трущоб. Три этажа с заколоченными досками окнами хранили следы былой роскоши. Резные деревянные подоконники перекосились. Козырек с ржавыми металлическими вензелями по краям съехал на один бок.

Вид строения был грандиозный. Но его заброшенность нагоняла уныние и тоску.

— Что стало с твоим домом? — спросила я задумчиво.

Ян потянулся ко мне и крепко сжал ладонь своей горячей лапой.

— Смотри под ноги, Ангелочек, если не хочешь навернуться, — сменил он тему. Как то сильно агрессивно.

Вероятно, его тоже огорчало то, что фамильный особняк разрушается под тяжестью прожитых лет и отсутствия должного ухода.

Баро открыл скрипучую дверь и ввел меня в просторный холл.

В помещении на удивление пахло чистотой и свежестью. А еще деревом и табаком, по старинке раскинутым в углах на газетке от моли.

Я сделала несколько шагов за широкой спиной боксера. Моя ручка по прежнему находилась в его сжатых пальцах. Теплая и грубая кожа цыгана будоражила во мне трепет. Так было странно идти с ним за руку, в его дом, на его территорию.

Я перед ним чувствовала себя совершенно беззащитной и ранимой. Если он захочет сделать со мной какие то ужасные вещи, то мне не вырваться и не сбежать.

И при этом всем я не чувствовала от него угрозы.

Ян прошел к кухне и включил свет. Старинная громоздкая мебель была родом из прошлого века. Но и столешница и умывальник блестели чистотой. На кухне царил порядок.

— Если хочешь кушать я могу сходить в круглосуточный супермаркет за углом, — неожиданно предложил Ян и отодвинул передо мной стул.

Я сразу сняла через голову жаркий батник и осталась в простой серой футболке. Ян с вожделением глянул на полоску кожи живота, что на миг оголилась, пока я раздевалась.

Громко сглотнул.

— Я не голодна. Покажи просто, где я могу лечь спать, — созналась я.

— Конечно, следуй за мной, принцесса. Дай руку, а то на лестнице не все ступени целые.

И снова горячая рука, сбившееся от желания дыхание, близость мускулистого цыгана. Сейчас он не вел себя вызывающе и нагло. Его словно подменили в родном доме. Он шел расслабленно и подстраивался под мой шаг. Как хищник в своем прайде, чувствовал себя хозяином положения.

Баро провел меня в просторную спальню с огромной кроватью под балдахином. Включил старинный торшер.

Комнату залил приглушенный алый свет. Из-за красного абажура на стенах мелькали рубиновые блики. А смуглое лицо Яна показалось мне совсем темным.

Разглядывая мою хрупкую фигурку с высоты своего роста, он недовольно нахмурился. Раздумывал — растерзать меня, жертву угодившую в его капкан, или пожалеть.

— Спокойной ночи, Ангел, — произнес он, наконец. Дернулся ко мне навстречу. Страх и паника в моих глазах остановили его порыв.

Мужчина криво усмехнулся. Достал сигарету и зажал в зубах. Пошел к выходу. В двери Ян обернулся и добавил:

— Ванная слева по коридору. Свет включается на стенке. Если не разберешься, позови меня. Я буду спать в соседней комнате…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дмитрий Орлов.

Габриэла вошла в кабинет ректора следом за Дмитрием и закрыла за собой дверь. Степан Самуилович растеряно глянул на рыжую бестию с огненным взглядом, полным ненависти.

— Я вам все уже рассказал еще на прошлом допросе. Вы хоть представляете себе, куда вляпались? — стиснув зубы, прошептал ректор, теперь сверля Орлова взглядом. Он уселся в дорогое кожаное кресло, тряся щеками как старый питбуль.

— Исключительно в ваше самомнение, товарищ профессор, — ухмыльнулся Дмитрий и взял со стола золотую ручку. — Это Судья такое фуфло подарил за Нинку Ткачук? Почему так дёшево оценил? В США органы стоят целое состояние.

— Я учёный! Доктор наук! Вы не смеете разговаривать со мной в таком тоне!

— Вы безумный ублюдок, — Орлов бросил на ректора такой колючий взгляд, что тот вжался в кресло, а вся показушная спесь мигом сошла. Уступая место дикому, нарастающему страху.

Судья обладает огромной властью и связями, но он далеко. А этот бугай здесь, и ещё эта рыжая шлюха со взглядом ведьмы. Неужели хозяин решил слить его, как и многих до этого? Не может быть, он слишком ценный кадр! Он всегда выслуживался перед Судьёй, выполняя любую грязную работу! С ним нельзя так!

— Я могу легко размазать вас, как сомнительную кучу по вашему кабинету одним ударом. Но пока не хочу. Однако моя начальница может решить по-другому, — Орлов наиграно подмигнул Габи.

— В-вы что, хотите войны? С самим Судьёй? Он раздавит вас раньше, ч-чем-чем Некрасов успеет почесаться!

— Патетично, дядя. Но мелковато как-то. Для профессора, — ласково улыбнулся Орлов, а у Габи от этой улыбочки, похожей скорее на оскал медведя, мороз пробежал по спине. Хорошо, что этот матёрый зверь на её стороне. Сердце гулко забилось от предчувствия того, что Дмитрий выкинет на этот раз. — А что вы знаете о войне? Как трахать наивных студенточек прямо в кабинете? — Он вдруг неуловимо быстрым движением схватил побледневшего ректора за руку и притянул к себе, буквально впечатав его ладонь в стол. Самуилыч попробовал вырваться, но с таким же успехом можно было пытаться вырвать добычу из пасти хищника. — Я немного просвещу вас — с разрешения моей начальницы.

— Разумеется… — кивнула Габи, сохраняя завидное спокойствие, хотя сердце её билось всё сильнее. Что он задумал? Покалечить ублюдка? Сломать ему пальцы? Некрасов не простит, если у этой мрази случится инфаркт раньше, чем он расколется и наведёт их на более крупную марионетку Судьи.

— Война — это удивительно грязная и забавная штука. Как прогулка по колено в дерьме, кишках и крови, — взгляд Дмитрия потемнел, напоминая бездну. Голодную. Безумную. Кровожадную.

Орлов вспомнил, как в одной из горячих точек его напарник подорвался на мине. Нога превратилась в ошмётки жил и костей, а Дмитрий взвалил его на плечи и под огнём бежал к посту своих. Он знал, что его пристрелили бы с большой вероятностью, даже если бы он мчался налегке — а тут с хрипящим, окровавленным куском мяса на плечах, которое было минуту назад его другом. Улыбчивым парнем — на него вешались девчонки, бармены в любом клубе делали скидки, а офицеры хохотали над его шутками как родные. Пули свистели рядом, одна бешеной пчелой ужалила щёку, оставив на всю жизнь шрам, но Дмитрий не бросил парня.

Бежал к блокпосту от боевиков, думая только об одном — спасти друга.

Степан Самуилович дрожал, обливаясь потом, а перед глазами вспыхивали яркие, безумно страшные картины боя. Кровь, крики раненых, трупы и взрывы. Один парень полз к укрытию, сжимая кишки в руке. Второй прикрывал бегущего Дмитрия, уложив по очереди троих боевиков, пока его не подорвали гранатой.

Она словно взорвалась в голове у ректора.

Хотел взять этого вояку на понял, похвастался крышей Судьи — и получил билет в настоящий ад.

Орлов не отпускал его вспотевшую руку, поэтому ректор, никогда не державший ничего тяжелее золотой авторучки, ощущал каждый выстрел собственной шкурой.