Еле встав из-за стола, махнула рукой на душ и, забравшись в постель под лёгкое одеяло, мгновенно уснула…

***

Рыбак рыбака видит издалека исключительно по удочке и снастям.

Стефани увидела на автозаправке парня в клетчатом пиджаке с потрёпанной деревянной гитарой, на которую была приклеена пчела, и подошла ближе.

– Месье, можно спросить…

– Такой красавице всё можно, фройлен, – с сильным немецким акцентом ответил парень, откинув рукой длинную прядь тёмных волос, закрывающую лицо.

– Ваша пчела… – Стефани сбилась, увидев тонкий шрам над левой бровью.

– О! Фройлен знает, что это знак избранных? Вы едете с нами?

– Да, но я не знаю, когда, – призналась Стефани.

– Три дня, девушка! Через три дня мы отправляемся в Вогезы на поиски следов сами знаете кого. Там же пройдёт обряд.

– Обряд?

– Вы не знаете? Да что вы вообще знаете? Вы что, из полиции?

– Нет, я не из полиции. Я просто очень хочу поехать в Вогезы вместе со всеми, но не знаю, как… как это делается.

– В первый раз? – догадался парень и сочувственно улыбнулся.

– Да, – с облегчением кивнула Стефани.

– Мы едем через три дня, второго августа. Отправка в пять утра. Встреча-сбор на площади Шести Чёрных гор. Вы точно хотите поехать? – он с сомнением оглядел хрупкую девичью фигурку с большой сумкой.

– Да. И я… переоденусь. До встречи через три дня, месье. Оревуар.

***

Мадам Леони гневно хлопнула дверью – третьей за день. Казалось бы – такая малость – перепланировка входов и санузлов в собственном отеле, но сколько проблем! Ещё весной она кое-как составила план и смету, заплатив целое состояние архитектору и утвердив драгоценную бумажку в мэрии и управлении градостроительства. Всё вылилось в кругленькую сумму, кстати.

А теперь оказывается, что её замыслы рассыпались в пыль, потому что строить всё равно нельзя, потому что придётся ломать, а ломать что бы то ни было в городе-музее под открытым небом – это, видите ли, святотатство.

– Мадам, я хотел спросить, есть ли в отеле местные газеты с объявлениями?

– Разумеется, есть, – горько и резко ответила хозяйка, – хотите взять напрокат машину или мотороллер?

– Нет, мадам, объявления о работе.

– О! Вот, смотрите.

Морис отошёл в сторонку, но не пошёл к креслам, а остался стоять у стойки.

Мадам Франсуа отдышалась. И подумала, что была чуть резка.

– И какую работу вы хотите найти, месье?

– Я строитель, мадам, и реставратор. Правда, институт я не окончил, но я родился и вырос на стройке, так что кое-какой опыт у меня есть.

Мадам Леони затаила дыхание и переместилась поближе к молодому человеку.

– Сколько же вам лет, месье Тома?

– Двадцать два, мадам.

– А вы знаете, что такое «ласточкин хвост»?

– Э-э-э, – нерешительно протянул Морис и тут же выпалил как на экзамене, – это один из видов крепления деревянных балок на угловых или межкомнатных соединениях несущих конструкций. Иначе называется «в лапу». Применяется наряду с двухсторонним замочным пазом с остатком «в чашку» или с французским замком при деревянном строительстве. А что?

– А вот что! – и мадам Леони положила перед ним бумажку с резолюцией…

***

Мелиса выкурила сигарету и решила пройтись по городу. Фахверк её не колышет, как и дешёвые сувениры из местных лавчонок, но жара стоит ужасная, нужно купить соломенную шляпку или панаму-сафари, тем более, в заштатном городишке имеется приличный шляпный магазин. Здесь мало кто носит шляпы, хотя традиции пятьсот лет. Например, знаменитый дом Пфистера был построен в XVI веке для шляпных дел мастера Людвига Щерера, а название получил от имени семьи, проживавшей там между 1840 и 1892 годами. Ну, а сам магазин шляп находится совсем в другом доме, и в его ассортименте есть и кепки, и бейсболки.

Она не понимала до конца, с чего вдруг возникло такое желание. Парень, увидевший её полуголой, не особо взволновал её воображение, хотя и показался странно знакомым, но у неё появилось ощущение, что за ней наблюдают. Мелиса была одна в номере, но не могла избавиться от ощущения, что как раз не одна.

Чтобы избавиться от наваждения, она и решила прогуляться по городу…

***

Морис снова осмотрелся в номере, который мадам категорически хотела расширить и добавить к нему часть коридора. Он уже простукал стены и осмотрел балки, и был абсолютно согласен с прорабом, который отказался работать – ломать эту стену было категорически нельзя.

– Но мне так нужно! – гнула линию хозяйка отеля.

– Э, поймите, мадам Леони, это фахверковый дом с жёстким несущим каркасом из вертикальных стоек, горизонтальных балок и диагональных раскосов, датированный семнадцатым веком. Раскосы придают жёсткость и прочность каркасу дома, а наполнителем фахверковых стен является глиняный саман.

– Какой ещё саман? Что вы мне голову морочите?

– Саман – это армированная глина, смешанная с соломой или камышом, под которую ещё готовили плетёное основание из тонких веток, которые вставляли в заранее сделанные пазы внутри фахверковых полей. Щели этой древней арматуры заделывались шерстью, смешанной с известью, и оштукатуривались известковым раствором заподлицо с деревянным каркасом. Если сейчас эту стену снести, то весь этаж может обвалиться, потому что мы срежем часть несущего каркаса, из которого посыплется многовековая труха, – пояснил Морис.

– Это я уже слышала от прораба местных бездельников, тощего Николя. Скажи мне просто, что нужно сделать, чтобы в итоге сделать, как я хочу.

Морис с усмешкой покачал головой. Точь-в-точь его бабка – вот вынь и положь, хоть ветер пустыни тебя унеси. Он ещё раз осмотрел и простукал стену.

– Если только очень быстро вырезать старые стойки с раскосами и тут же установить заготовленные новые, закрепив их на ходу нагилями, – пробормотал он, – но их придётся подгонять по размеру, а за это время всё может рухнуть.

– Нагили? – переспросила хозяйка, безошибочно уловив в бормотании юного строителя спасительное слово.

– Это деревянные тонкие бруски из твёрдой породы дерева, традиционно – круглой формы, которые забивают в заранее просверленные отверстия в соединяемых деталях. Но мы не можем ничего заранее просверлить, потому что новые балки придётся изготавливать и подгонять по размеру к старым, это займёт время, а этого времени у нас просто не будет, когда мы уберём старые балки.

– И что же делать?!

– Может, оставить всё, как есть? – рискнул предложить студент.

– Ни за что! Я не намерена мириться ещё триста лет с этим убожеством!

– Дай бог тебе прожить хоть половину этого срока, сестрёнка.

– Леон!

Мадам Леони обернулась и обняла рыжего лодочника.

– Вот, дорогой, познакомься, это Морис Тома, мой постоялец. Он строитель, и я предлагаю ему подряд на перепланировку в нашем отеле.

– В твоём отеле, сестра.

– А это Клод Леон Франсуа, мой брат, местный лодочник и совладелец этой развалюхи, которую я, Доминик Леони Жозефина Франсуа, клянусь перестроить так, как мне того хочется! – воинственно заявила мадам Леони.

– А я Шарль! Шарль Базиль Франсуа, внук-подкидыш. Привет всем! Что тут происходит?

Морис посмотрел на улыбчивого нескладного мальчишку лет шестнадцати, невысокого, худого, с оттопыренным правым ухом и веснушками, и рыжего, как дед. Впрочем, дед уже не рыжий, а седой, а у большинства рыжих седина выглядит, как плесневелая зелень на старинной медной утвари.

– Э… я объяснял мадам, что ломать эту стену никак нельзя, но…

– Полагаю, бабуля и слушать тебя не стала! – перебил его Шарль.

– И правильно сделала. Всех слушать – так ничего и не сделать, – проворчал лодочник, – а ты что тут делаешь? – обратился он к внуку.

– Так к тебе шёл, дед! Порыбачим?

– Порыбачим, но позже. Так что со стеной, месье?

– Э… я могу подготовить расчёты и балки, подготовить крепления и временные подпоры, но нам нужно разрешение и бригада из пяти человек.