– Если Валентине приглянешься, а она у нас любит осчастливливать сирых и убогих, то считай, дело в шляпе. И не стесняйся, сразу поставь старушку перед фактом, что тебе негде жить. У них, я знаю, есть свой жилой фонд, пусть тебе выхлопочет служебную квартирку. Позже подумаем, как ее сделать не служебной.
– Петечка, – забормотала я, совершенно оглушенная. – А вдруг у меня ничего не получится, и почему ты вообще думаешь, что меня возьмут? И если возьмут, а я опозорюсь… – Я бы еще несла что-то невразумительное, если бы Петр не пресек мои стенания на корню.
– Слушай, Томкинс, раньше ты более решительная была. Помнишь, как меня выпихала, когда я с тобой мылился ночку провести? – На мгновение Дудков вновь стал тем Петькой, которого я знала, как облупленного, и с которым вела себя без церемоний.
Добравшись до своей съёмной квартирки уже за полночь, на такси, щедро оплаченном все тем же Петькой, я без сна ворочалась на диване. В конце концов не выдержала мучений и пошла на кухню покурить. Устроилась на любимом пуфике, щедро оставленном прежними жильцами, и занялась любимым делом – размышлениями. А поразмыслить было, о чем.
…На первом или втором курсе Петька взялся за мною ухаживать. Я шутливо принимала знаки внимания, чтобы не подпирать стенку в одиночестве на общежитских дискотеках. Однажды он пригласил меня в кино.
Как раз во всех кинотеатрах шла премьера «Жестокого романса». Петька взял билеты в самый дальний кинотеатр, да еще на последний сеанс, что меня немного обеспокоило. Как по ночи в общежитие возвращаться станем? Весь фильм я сидела, как на иголках, не особо вникая в страдания бедной Катерины. Зато Петька, в отличие от меня, явно наслаждался увиденным. Когда мы вышли из душного зала и побрели по темной улице куда-то вдаль, я судорожно думала о том, куда мы, собственно говоря, идем, а Петька вдохновенно смаковал полюбившиеся места из фильма. Я с трудом поддакивала, а вскоре оказалось, что мы идем к Петькиной двоюродной сестре, которая живет недалеко от кинотеатра, а сейчас находится в командировке. Я моментально взбеленилась и диким криком заставила бедного Петьку, не сходя с места, ловить «частника» и везти меня в драгоценное общежитие. Денег у него, естественно, не было, у меня тоже. Пришлось остаться в качестве залога с водителем, пока Петька бегал одалживать рубль у соседей по комнате.
Да, а ведь пошла бы с ним тогда в ночь, глядишь, может, сегодня и не пришлось просительно заглядывать ему в глаза. Наоборот, он бы заглядывал, чтобы грешки свои замолить.
Эх, глупая я была, молодая, очень меня тогда волновало мнение других – а что подруги подумают? Вернее, я и так знала их мнение: «Зачем он тебе? Провинциал, без перспектив и денег? Поедешь, как жена декабриста в провинцию сеять разумное, доброе, вечное?» Так и не решилась вступить в серьезные отношения. Не хотелось, чтобы еще и по этому поводу подняли на смех. И так натерпелась от своих столичных подружек за время учебы подколок в своей провинциальности.
Пришлось примириться с ситуацией, тем более что к этому времени одна общая страна рассыпалась на кучу разных, я прочно увязла в своей провинции, и потребовалось целых десять лет, чтобы понять свое место в новом мире.
Так нужен ли мне Петька сейчас? Заводить пустые отношения, – стоит ли? Вдруг привыкну к нему, а еще, не дай бог, влюблюсь! Как потом это все отдирать? С мясом, с кровью! А ведь часики тикают! Мне муж нужен, а не любовник! Но у него уже есть жена, и вряд ли он ее поменяет на меня. Для этого есть и помоложе и побогаче барышни. А я кто? Никто! Без мужа, без работы, без квартиры. Зато с красным дипломом! Но ведь зачем-то он подошел ко мне и в кафе повел, и на работу обещал пристроить. Телефончик свой оставил. Только откуда я ему буду звонить на мобильный? Из уличной будки-автомата?
На улице тем временем светало. В доме напротив зажигались огоньки. Какие везучие все эти люди, размышляла я. Ссорятся, обижаются, завидуют и даже не подозревают о том, что у них есть самое заветное – своя семья и свой угол, в которых можно укрыться от горестей и невзгод. Вот они рано утром встают, сердитые, собираются и едут в переполненном транспорте на работу – недовольные, вечером в обратном направлении – уставшие и голодные, но по мне, так страшно счастливые, потому что всем им есть место в этом громадном Городе. Для всех нашлась работа и дом. И как не хотят они пускать в свой закрытый мир еще одного человечка, который ничуть не хуже и не глупее их. Просто им повезло, а этому человеку, то есть, мне – нет.
Усилием воли стащила я себя с пуфика. Сон так и не пришел ко мне в эту ночь. Послонявшись без дела, решила заняться неспешным завтраком и соорудить оладьи с яблоками, которые я очень любила, но редко готовила.
***
Следующие дни я прожила, словно смотря фильм о себе. Вот я робко переступаю порог Департамента культуры. В кабинете директора мне навстречу поднимается маленькая, но гордая дама с идеально уложенной высокой прической и в туфельках на шпильке. Вот мы сидим с Валентиной Ивановной в глубоких креслах, пьем прозрачный зеленый чай. Я, волнуясь, повествую свою историю Золушки, а карие глаза напротив внимательно смотрят на меня.
Мелькает следующий кадр, и я уже в отделе кадров. Высокая рыжая девица, примерно моего возраста, в кожаном костюме и с восхитительными накладными ногтями, презрительно оглядев меня с ног до головы, небрежно берет из моих пальцев с облезшим лаком трудовую книжку и швыряет в сейф. Вся спина ее, казалось, так и кричит: «Понаехали».
Еще мгновение – и я присела отдохнуть и переварить происходящее в курилке, которую обнаружила на чердачном этаже «черной» лестницы. Слышится цокот каблучков, и на площадку вспархивает рыжая кадровичка. Деваться было некуда, пришлось знакомиться. Звали ее Милана, для своих – Мила, для меня – просто Милка.
Следующий кадр – и мы с ней уже закадычные приятельницы. Ее легкий снобизм меня не напрягал, наоборот, даже немного забавлял. Особенно, когда выяснилось, что ее мама – родом из Конотопа. Зато я оценила ее доброту и готовность помочь. А еще критический ум, который уравновешивал мою наивную доверчивость. Общение с нею не тяготило, потому что я не чувствовала себя ни «жилеткой», ни Армией спасения. Мы не вторгались в личный мир друг друга. Никто никого не терзал обстоятельными рассказами о жизни и страданиях неизвестных собеседнице людей. Покурили, поговорили на интересующие обеих темы, и каждая в свою норку разбежалась.
Вот так, по мановению судьбы, я оказалась сотрудницей Департамента культуры, обросла новыми знакомствами и получила во владение служебную однокомнатную квартиру. Я гладила и целовала голые стены и пол, потом устроила новоселье на одну персону и до ночи исполняла танец первобытного человека вокруг стоящих на полу бутылки с мартини и граненого стакана. Уже за полночь, обессиленная, рухнула на пол и заснула как убитая, завернувшись в махровое банное полотенце. Первый месяц я проспала на матраце, который великодушно презентовала мне Милка, а с первой зарплаты купила раскладной диван. «Бабушка» расщедрилась и разрешила забрать домой списанный компьютер – старенький, ободранный, с квадратным системным блоком. Но для меня это был предел мечтаний, окно в большой мир. Первым же сайтом, на который я зашла сразу, как только подключила интернет, был файлообменник. С него я скачала все фильмы про Дашу Васильеву. Трудилась до утра и полностью удовлетворенная сделанным, бодро понеслась на работу.
Моя благодетельница была дамой старорежимной, воспитанной на печатной машинке «Украина» и фотографиях, проявленных в ванной комнате. Под стать ей были и остальные сотрудницы – бывшие культорганизаторы, руководители народных театров и труженицы домов политпросвещения.
Я отлично вписалась в нехитрую схему работы Департамента. С огромным энтузиазмом накинулась я на работу, которой завалила меня благодарная «бабушка». Фотографировать профессиональным аппаратом и сразу перебрасывать фото в компьютер, составлять красочные презентации, превращать скучные тексты в занимательные блок-схемы – всем этим я готова была заниматься целые дни напролет, игнорируя трудовой распорядок и не щадя организм. В награду за мой труд еще и платили пристойные деньги.
