Петька Дудков – бывший воздыхатель и вечный пользователь моих конспектов, стоял напротив и изучающе оглядывал меня всю, от консервативных «лодочек» и little black dress до пунцового от смущения лица. И мгновенно делись куда-то эти десять лет, их словно не было. Он просто взял и вернулся вне времени и пространства. И я, молодая, жарю на общежитской кухне картошку. Вваливается пьяный Петька и, тараща и без того огромные глазищи, громогласно объявляет всем присутствующим:
– Призрак бродит по Европе, призрак СПИДа! – На минуточку, то был год примерно восемьдесят восьмой-восемьдесят девятый…
– А ты все не меняешься, хоть и в блондинках теперь ходишь. Похудела, похорошела с годами, прямо, как коньяк. – И он довольно хохотнул от удачного, на его взгляд, комплимента.
«В смысле – не изменилась?» – мысленно завопила я. Разве это так уж прекрасно – не меняться? А я, наоборот надеялась, что за эти годы я очень даже изменилась и превратилась из правильной девушки с горящим взором в привлекательную женщину, загадочную незнакомку с жизненным опытом, ошибками, радостями и разочарованиями, встречами и утратами… Глядя на которую каждый мужчина рвался бы немедленно эту загадку разгадать. А тут, здравствуйте, не изменилась! Конечно, приятно, что для Петьки я выгляжу так же, как и десяток лет ранее, но мне хотелось бы услышать комплимент более обнадёживающий.
Вот кто точно изменился, так это Петька. Худющий, нескладный каланча в бифокальных очках, проходивший все пять лет в выпускной школьной «тройке», никак не вписывался в придуманный мною образ принца на белом коне. Сейчас же передо мною стоял натуральный «новый русский», в «вареном» джинсовом костюме с небрежно наброшенным белым шарфом. В руке у Петька торчал, что меня окончательно добило, мобильный телефон.
Все это время я не получала весточки от него, не имела понятия, что с ним происходит. За эти годы у меня поменялся и адрес, и номер телефона, у него адрес тоже сменился. О нем доходили слухи, я знала, что он, в отличии от меня, не мучился непониманием новых устоев общества и отлично вписался в развивающийся капитализм. Я была уверена, что теперь уж он для меня пропал навсегда. Нет, забыть его я не забыла.
– Петь-ка, то есть, Петро, это ты? Боже, какой ты крутой! – с трудом выталкивая слова, пробормотала я, совершенно не понимая, как себя вести с ним теперь, отчетливо осознавая разницу в наших социальных статусах.
– Я, дорогая, я, Петр Великий, собственной персоной. Стараюсь соответствовать духу времени, – самодовольно зарокотал Петька, с ложной скромностью ощупывая себя со всех сторон, будто только сейчас осознав свое великолепие.
Встреча выпускников была в самом разгаре. После поцелуев, слез, первых тостов и общих воспоминаний включили допотопный магнитофон и поставили любимых «итальянцев». Под чарующий баритон Челентано мне был учинён обстоятельный допрос:
– Колись, подруга, что у тебя на личном фронте. Мой, например, трещит по всем швам. – Тон был шутливый, но глаза сверлили буравчиками, которые не проведешь.
Пришлось смущенно признаться, что за эти годы ничего существенного ни в плане семьи, ни в плане романтики у меня не произошло. Те редкие и случайные романчики, что происходили в этот период, не то, чтобы в актив, даже в пассив занести было нельзя.
Петька удовлетворенно хмыкнул:
– Так, все понятно. Учиться, учиться и еще раз учиться. Значит, ты, по-прежнему, девица на выданье. Прекрасно! Поэтому, слушай мою команду. Приятное знакомство возобновить! Никчемных ухажеров гнать! Меня холить и лелеять! – И он довольно потер руки. Я не нашлась, что возразить. И своим молчаливым согласием ввергла себя в первый акт будущей драмы.
Глубоким вечером, завершив обязательную программу, мы решили продолжить приятную встречу и отправились в одно из злачных мест Города c игривым названием «Купидон», бывшее во времена нашей юности скромным кафе-мороженым.
В темном зальчике звучала негромкая музыка. Длинноволосый пианист наигрывал что-то из битлов, низко склонившись над раритетным инструментом. Сновали официанты в бабочках. Петька развалился на диванчике с бокалом коктейля в руке и лениво потягивал кальян из замысловатого сооружения. Над столиком витал сладковато-одуряющий аромат. Я скромно заказала мартини. Это был единственно известный мне напиток из внушительного списка барной карты. С остальными я боялась промахнуться.
Мою незатейливую историю провинциалки, стремящейся к жизни в большом городе, Петька выслушал со снисходительной усмешкой. Особенно повеселил его мой рассказ о том, как я пыталась устроиться на работу после окончания аспирантуры и сколько отказов выслушала.
– Как ты могла наобум устраивать такие дела? Ты что, не могла мне позвонить? Ведь друзьями были, – накинулся он на меня. А ведь он прав, вяло подумала я. Были. Но обременять других людей своими проблемами я стеснялась.
Сжавшись в комочек и старательно выцеживая капельки мартини из-под ледяных глыб, я размышляла на тему о том, почему мы с Петькой, ничем не отличающиеся в годы учебы в социальном плане (в интеллектуальном я даже скромно набавила себе несколько баллов), оказались через какой-нибудь десяток лет на противоположных полюсах общественной лестницы. Воспитанная родителями в духе развитого социализма и вытекающей из этого абсолютной вере в торжество справедливости и приоритет ума над деньгами, я никак не могла постигнуть феномены волшебных превращений, происходящих в последние годы. И свято продолжала верить в то, что все мои неудачи являются результатом моей лени и пассивности, а не объективной закономерностью наступившего капитализма.
После второго бокала я собралась с духом и выпалила Петьке все снедавшие меня вопросы. Пусть знает, как копаться в чужой жизни! Чёткого и ясного ответа я, конечно, не получила. Петька закатывал глаза и загадочно басил в том духе, что связи и друзья открывают любые двери, и что ничего невозможного в этом мире нет.
– Если мы с тобой опять друзья, то и у тебя все будет прекрасно. Вот увидишь. Прямо сейчас и начнем. Говори конкретно, что умеешь делать с компом. – Петька внезапно перестал куражиться и превратился в делового человека. Представив наши будущие отношения: он давит, я не гнусь, пока не разломаюсь, – я внутренне поежилась. Но соблазн разом разрешить свои материальные и личные проблемы пересилил, и я подробно перечислила свои нехитрые компьютерные умения и навыки.
Петька был в восторге:
– И презентации умеешь делать? И в Интернете поиск проводить? Отлично, то, что надо! Все, Тамарище, кончай рыдать! И тебя пристрою! Есть тут одно непыльное местечко – городской Департамент культуры. Служители муз, знаешь ли, тоже перестраиваются. Как раз человечек нужен – для компьютерных презентаций и отчетов всяких. Ты – то, что им нужно. Завтра утром подойдешь к начальнице, я ее предупрежу. Валентина Ивановна, – может ты помнишь, у нас заведующей студенческой библиотекой работала.
Я не помнила никакую Валентину Ивановну, да и саму библиотеку смутно – не особо я любила за казенными столами засиживаться, все нужные книги брала в общежитие. А уж Петьку в читалку и калачом было не заманить, недаром моими конспектами разживался. Но зато в очередной раз я поразилась его способности – вот так запросто заводить знакомства с разными серьезными людьми. Ну вот объясните, какой прок этой Валентине Ивановне от непутевого Петьки? Тем не менее, факт их тесного знакомства был налицо.
– Эй, Воинова, очнись, ты куда опять улетела? От счастья, что ли? Или раздумываешь, как благодарить? Не парься, от женщин принимаю только в натуральном виде, – великодушно объявил Петька. Я тут же заалела и уставилась в пустой бокал с сиротливо таящим кусочком белого льда.
Петька, как ни в чем не бывало, продолжил читать мои спрятанные мысли:
– Моя мама́н с ней познакомилась как-то на курорте. Давно еще. Стали они дружить. В гости друг к другу ездить. Я, когда в универ поступил, только не говори, что при ее содействии, скажем так, при лояльном отношении на вступительных экзаменах, первый год у нее жил. Потом съехал в общагу – свободы захотелось. А может, к тебе поближе? – Петька на секунду опять переключился на ироничный тон, но не получив поддержки, снова посерьезнел.
