Как она будет теперь смотреть ей в глаза? Сможет ли делать вид, что всё как обычно? Вот и проверила анестезию на свою голову! Вот и получила семейный скандал! Как в каком-нибудь сериале… И ведь через полчаса всё не закончится – впереди и Соня, и Павел. Разве сможет она теперь улыбаться им так же искренне и тепло, как только что в коридоре? Будет возиться с зубами, а сама думать только о том, что они не родные друг другу, что, несмотря на всю их любовь, у них обоих что-то украли. Она посмотрела неприязненно на Оксану и ахнула – ведь ещё придётся приводить в порядок её макияж! Тушь от слёз потекла, и эти следы обязательно нужно было убрать – иначе как потом объяснить, что та здесь рыдала? Светлана и так дрожала при мысли о том, что сказанное во сне может не до конца исчезнуть из памяти – а уж догадаться, отчего она тут ревела, Данилина могла вполне. Тема-то у неё такая больная наверняка одна!

Кроме туши, существовал ещё один узкий момент. Время! Часы висели на самом виду, и Оксана сразу могла заметить, как скакнула большая стрелка после укола. И если навалившуюся дремоту легко было списать на анестезию, то почему она проспала почти полчаса? Какими бы хорошими ни были их отношения, всё-таки в кабинет стоматолога приходят не спать. Да ещё когда муж с дочкой ждут своей очереди… Что на это ответить? Может, сделать вид, что пока та дремала, происходило что-то незаметное, но полезное? вот, точно! Скажет ей, что укрепляла эмаль зубов – без включения в счёт, как постоянной клиентке. Как раз очень в тему перед поездкой, чтобы в Америке подольше не обращаться к зубным. А в детали Данилина, как обычно, вникать не будет.

Обдумав всё ещё раз, она принялась за дело и едва уложилась в отведённые на передышку пятнадцать минут. Боясь потревожить спящую поспешным движением, Светлана намучилась с уже подсохшими подтёками туши и не смогла даже вспомнить, когда в последний раз так наводила марафет на кого-то. Наверное, несколько лет назад отмывала Марину после клуба, где та перепила. Справившись с макияжем, она надела прозрачную маску-забрало и взяла новую лампу для пломбирования – та выглядела футуристично и очень солидно. «Двойка» лечилась без пломбы, так что лампа всё равно сегодня была не нужна, а без красного защитного фильтра, который она тут же сняла, Оксана и не догадается, что за прибор у неё в руках. Скажет ей какой-нибудь «ультразвук», если что, и этого будет достаточно. А угрызений совести после её откровений она уже не испытывала.

В общем, так всё и вышло. Придя в себя от ватки с нашатырём и увидев её в полной экипировке, Данилина сама смутилась, что «как-то нелепо уснула», и не пришлось ничего говорить про анестезию. А версия насчёт укрепления эмали и вовсе сработала безотказно. Предстояло только повторить ту же самую «процедуру» для Павла и Сони, раз уж она проявила такую инициативу. По крайней мере, Оксана на это всячески намекала. И, вылечив ей зуб и попросив прислать дочь через десять минут, Светлана наконец-то с ней попрощалась.

После аварии по вечерам она добиралась домой на общественном транспорте – это не утро, можно обойтись без такси. Просидев в наклон много часов, хотелось размяться, и, в зависимости от настроения и погоды, она часто шла пешком несколько остановок. Как и сейчас. В книжном, попавшемся по дороге, Светлана зависла на полчаса перед полками о психологии – даже не ожидала, что выбор окажется так велик. Значит, есть спрос, и серьёзный. Это тебе не зубные болезни, где почти все проблемы видны сразу или высвечиваются обычной «катэшкой». Здесь просто так диагноз врачу не даётся, играет и с пациентом, и с ним – не у всех же есть эта новая анестезия, чтобы так развязывать языки…

Да, теперь уже было ясно – это какой-то глубокий гипноз. Карпульный шприц будто протыкал не ткань десны, а саму душу, проникал внутрь, а затем совершал обратный ход – и вытаскивал всё содержимое. Эффект, невидимый глазу, но сравнимый, наверное, с целым стаканом водки, если мерить какими-то простыми вещами. Ведь они оба – что Попов, что Оксана – стали сразу рассказывать о самом больном, сняв с себя всю шелуху за секунду. Удивительно! И, похоже, таких уколов в холодильнике ещё восемнадцать – именно это занимало её больше всего. Как поступить – сообщить обо всём, остановиться, пока не поздно? Или её и сейчас в чём-то можно уже обвинить? С Поповым вообще всё вышло естественно. Только беседа с Данилиной представляет опасность – запись с камеры в кабинете покажет, что она начала разговор, явно видя, что пациентка уснула! Даже хуже – специально этого дожидалась! Можно сделать скидку, конечно, на их давнее знакомство и постоянные разговоры о том о сём, но её поведение как врача неэтично. Чего стоят одни манипуляции с тушью! А «укрепление эмали» лампой для пломбирования? Это же прямой обман! Но и это не главное! С учётом того, что Данилина рассказала, любая огласка будет автоматически считаться нарушением неприкосновенности частной жизни… А это уже Уголовный кодекс…

Получается, она уже вляпалась? Светлана даже замедлила шаг и прокрутила в голове эту логическую конструкцию несколько раз. Да, заявлять о странностях анестезии нельзя – сама выроет себе яму. Тем более что с пистолетом у виска никто не стоит. Ничего страшного и не случилось – просто узнала кое-какие тайны своих пациентов. Не раскрыла другим – лишь узнала. Как психолог на консультации или священник при исповеди – ближе было, конечно же, ко второму. Те обязаны молчать об услышанном – и она тоже будет. Ну а камер бояться не стоит. Их повесили в кабинетах давно, и за всё время работы они пригодились лишь дважды. Первый раз пациент ударил врача – вызывали даже полицию, а потом с помощью камер вскрылось банальное воровство. Вера говорила, что записи хранятся три дня и тут же затираются новыми, так что после ЧП надо не мешкать и сразу копировать видео на жёсткий диск. Но разве у неё тут ЧП? Светлана совершенно так не считала.

Наоборот, происходило нечто удивительное и потрясающее. Будто она в первом ряду опустевшего кинозала, а по сцене перед белым экраном нескончаемой вереницей идут люди – все те, кто ещё недавно сидел рядом с ней. Стоит ей захотеть, указать на любого – тотчас механик просветит его, словно рентгеном, своими лучами, и на экране появятся новые кадры, намного более интересные, чем фальшивые страсти героев с афиши. Кто откажется от такого? У неё на руках билеты на восемнадцать подпольных сеансов, аплодисменты и критика запрещены, приглашена лишь она. Не совсем законно, чуть-чуть рискованно, но ведь так интересно! Почему же она должна проходить мимо? Она ведь не делает ничего плохого – только смотрит, никак не пытаясь вмешаться…

После ухода Данилиной ей хотелось рвать и метать – в таком она пребывала бешенстве. Как можно было вести себя так беспечно, лгать так жестоко, так долго? Острое чувство несправедливости и жалость к Павлу были так велики, что злорадная мысль всё ему рассказать даже заняла её на минуту-другую. Не в лицо рассказать, конечно – она знала его телефон и могла отправить смс через какой-нибудь сайт. Даже пыталась уже придумать коротенький текст – «проверьте ДНК, это не ваша дочь», «жена вас обманула, ребёнок не от вас», «у Сони другой отец» – но каждый раз ужасалась своей идее.

Всё, чего она сможет добиться – боли в этой семье станет намного больше. Вдвое, а то и втрое. Море боли… Это было так жутко, что её передёрнуло. Только после этого на смену ярости пришло сострадание. Жить так всё время, в мучениях, страхе; бояться больниц, анализов, учебников биологии, разговоров родственников – это ведь самый настоящий кошмар… И она поняла – если кого и жалеть по-настоящему, так это саму Оксану. А потом в дверях показалась Соня, и на смену жалости неожиданно пришло любопытство.

Ни за кем из своих пациентов она ещё не наблюдала с таким интересом. Ещё бы – теперь-то она знала! Девочка, как обычно, была весела. Бросилась бесстрашно в кресло – так, что чуть не свалилась с другой стороны, залепила жвачку за ухо. Всем своим видом показывала – не боюсь я ваших осмотров! Светлана жадно ловила каждое её движение или взгляд озорных глаз. От Павла в ней, как выяснилось, ничего и не было, а от матери Соня действительно взяла многое – глаза, волосы, нос. Может быть, что-то ещё, но только не зубы. Вот и разрешилась эта загадка – а то она столько лет удивлялась, в кого у ребёнка такая генетика?! Скалер легко скользил по эмали, зацепиться было в буквальном смысле не за что, и скоро она её отпустила. А следующие полчаса удаляла зубной камень у Павла и ежеминутно боролась с соблазном «найти» кариес и поставить укол – чтобы поговорить с ним о дочери.