Амара почувствовала, как ее пальцы сжались вокруг бедер, мышцы вибрировали от сексуального и эмоционального голода, который только этот мужчина мог насытить в ней. Его ярость наполнила ее кровь, когда она отпустила бедра, ударив его в грудь.

           — Ты позволил мне думать, что ты мертв, придурок! Мертв! Ты знаешь, как это меня уничтожило?

           Ее руки продолжали бить его снова и снова, ее тело тряслось от гнева. Он схватил ее за запястья и прижал их к голове, его глаза горели от ярости.

           — Ты довольна быстро поняла, что я притворяюсь, Амара. А ты все равно убежала, забрав моего ребенка. Хочешь знать, что я тогда почувствовал? — он наклонился вперед, его лицо было в сантиметре от ее лица, его член проникал всё глубже в нее. — Я разозлился. Так. Блядь. Разозлился.

           Она смотрела на него, сердитая, раздраженная, возбужденная, и с силой сжала свои внутренние мышцы вокруг него.

           Он зарычал над ней, его бедра согнулись, ее гнев, раздражение, возбуждение отразились в ней.

           — Я выебу свой гнев на твою киску, — сказал он ей, сжав челюсти. — Я собираюсь использовать твое тело и буду чертовски эгоистичен.

           Она вздернула подбородок.

           — Я использую тебя в ответ.

           — Блядь, да.

           С этими словами он выпрямился, поднял ее руки над ее головой и глубоко вошел в нее. Амара снова раздвинула ноги, пытаясь дать ему больше места, но не могла двигаться так, как он прижал ее. Одна рука держала ее запястья, другая схватила ее за челюсть, его глаза потемнели, когда он набирал скорость, сильно и глубоко в нее толкаясь, трение и неспособность двигаться что-то делали с ее телом, она не могла понять.

           Он трахал ее, сильно, быстро, глубоко, так глубоко, и, возможно, это было из-за беременности, но Амара никогда не осознавала каждый сантиметр его тела, глубину каждого толчка, который достигал дна, сжатие каждого мускула, какой она была в тот момент.

           Его зубы достигли ее подбородка, кусая, когда он задел точку внутри нее своим членом, и ее глаза закрылись.

           — Выходи за меня замуж, Амара.

           Эти слова заставили ее открыть веки, свирепое выражение его лица сделало ее влажнее, а сердце сжалось.

           — Будь моей женой, будь моей грязной девочкой, будь моей, — пробормотал он ей в губы.

           — Ты романтик, — рассмеялась она, и у нее вырвалось дыхание.

           Он поцеловал ее шрам, двигаясь внутри нее, его голос соответствовал его суровому дыханию.

           — Подари мне свои мечты и кошмары, свое удовольствие и боль, свои фантазии и страхи. Подари мне все. Будь моей королевой снаружи и моей грязной девушкой внутри, — он вонзил свои бедра в её, его слова слетали с губ грубо, твердо, уверенно. — И заставь меня трахаться с тобой, чтобы каждый, кто смотрит на мое кольцо, знал, что ты наконец моя. Скажи да, Амара.

           Боже, он убивал ее.

           Амара почувствовала, как ее шея выгнулась, когда поток удовольствия пронзил ее, ее разум стал мягким.

           — Выходи за меня.

           — Данте... — прошептала она ему в губы, когда он прижался к её губам, страсть разгорелась между ними ещё жарче.

           В течение долгих минут слышалось их дыхание, скрип скамьи, шлёпки плоти о плоть. Она через мгновение кончила, он последовал за ней, прижав их лбы вместе.

           — Скажи «да», малышка.

           Амара приоткрыла глаза, увидев человека, которого ее душа признала своим, и ответила:

           — Да.

                                             ***

           — Нам нужно будет придумать историю предложения, — сказала ему Амара, поднимаясь по холму к особняку, держа его за руку. — Я не думаю, что беременность подойдёт.

           Он бросил на нее горячий взгляд, его губы приподнялись, но он промолчал.

           Солнце садилось за горизонт, свет падал на каменные стены особняка и поджигал их. Этот момент казался сюрреалистичным, вернуться на землю, на которой она выросла, на землю, которая видела ее рождение и гибель, землю, которая ждала ее возвращения домой. Более сюрреалистично идти по земле, рука об руку с парнем, которым она была увлечена, и мужчиной, в которого она влюбилась, без секретов, страха или стыда. Несмотря на то, что она знала о тех немногих глазах, которые смотрели в их сторону, когда они поднимались по ступеням особняка, в то время как она знала, что задержавшиеся сотрудники будут подпитывать сплетни всем, в этой открытой привязанности было что-то освобождающее, в чем ей отказывали, так долго. Она жаждала его, как горящую и потрескавшуюся сухую землю, желающую хотя бы одной капли дождя. Она впитывала это, будто никогда больше не получит этого, ее трещины не исчезли, а зажили, и желали большего.

           Звук его телефона заставил их остановиться. Вспышка меха заставила ее взглянуть вниз и увидеть Лулу, извивающую между ног Данте, ее шерстка оставляла след на его брюках.

           — Мне, наверное, нужно будет купить валики для шерсти, не так ли? — криво сказал он, глядя на ее пушистого ребенка. Данте наклонился, чтобы поднять Лулу одной рукой, поднося ее к своему лицу. — Не проливай на меня кровь, где люди могут видеть. Я должен защищать свою репутацию.

           Амара почувствовала, как по щекам ее расползается веселье, когда она видела огромного человека в дорогом костюме и крошечную кошку, покрывающую его мехом, заставляя Амару смеяться. Данте повернулся к ней, передавая Лулу.

           — Иди на кухню, я сделаю несколько звонков.

           Амара кивнула, наблюдая, как он уходит прочь, темный пиджак его костюма растягивается на его широкой спине, и трепет женской признательности заставляет ее вздохнуть. Теперь она могла смотреть на него так открыто, как хотела.

           Чувствуя себя долгое время счастливой, Амара прижала свою пушистую малышку к груди.

           — Я рада, что с тобой все в порядке, Лулу.

           Кошка поерзала у нее на руках, прежде чем успокоиться. Лулу была странной кошкой. Иногда она засыпала прямо на руках Амары, и по опыту Амара знала, что она собиралась вздремнуть. Она поцеловала ее в макушку и пошла в сторону кухни.

           Амара была в этой комнате всего несколько раз, в основном, когда помогала своей матери. Она никогда здесь не ела. Стоять у двери и смотреть, как персонал накрывает стол к обеду, тоже казалось нереальным. Ее инстинктивным желанием было присоединиться к ним и помочь им расставить все, но она воздержалась. Она не знала, как собирается стать хозяйкой дома, когда станет выше, служа им. Это странное осознание, и ей нужно было подумать над этим. Хотя она не хотела быть оторванной от рабочих на территории комплекса, как жена Данте Марони, ей придется придерживаться определенных ожиданий.

           Двенадцатифутовый стол был центром зала, похожий на холл, с высокими окнами, из которых открывался потрясающий вид на темнеющие холмы, и огромной хрустальной люстрой, свисавшей с высокого потолка, которая сверкала на закате разными цветами огня.

           Амара со стороны наблюдала, как две девушки, которые учились в младших классах, ставили столовые приборы на длинный стол, не глядя на нее, когда она стояла у двери с дремлющей Лулу.

           К черту ожидания. То, что до нее никто не был дружелюбен с персоналом, не означало, что она не могла начать. Забыть о своих корнях было одной из самых больших ошибок, которые, как она видела, совершали люди. Корни важны для роста дерева.

           С широкой улыбкой на лице она вошла в комнату и заметила паузу пятерых сотрудников.

           — Значит, вы все собираетесь просто игнорировать меня? — спросила она их поддразнивающим тоном.

           Один из мужчин улыбнулся.

           — Добро пожаловать домой, Амара. Прошло много времени.

           Она улыбнулась в ответ.