Данте Марони был замечательным человеком, и ей повезло, что он ее.
***
Ее мать вышла из дома через несколько часов, сказав ей, что у нее есть какие-то важные дела, за которым нужно присмотреть в главном доме, а Амара осталась, она должна была немного побыть в одиночестве, прежде чем уйдёт. Снова прогуливаясь по его дому, она увидела ящики и другие вещи, выстроенные в ряд у лестницы. С любопытством она забралась наверх, заглянула в его почти пустую спальню, а затем увернулась от коробки и поднялась выше в его студию.
Когда она поднималась по последним ступеням, ее поразили воспоминания в этой комнате. Тот первый поцелуй в ее шею, прямо у двери, эти украденные поцелуи после того, как они побыли вместе, ранние утренние моменты, когда она слушала его аудиокнигу и наблюдала, как он лепит. Столько воспоминаний в этом месте и тот факт, что он уезжал, немного расстроил ее.
Она вошла в большую комнату, разглядывая большие окна и множество скульптур вокруг них, а также верстак, освещенный солнечным лучом. Она знала многие из этих скульптур, те, которые он сделал изначально, но многие из них были новыми. Его искусство совершенствовалось с годами, точило само себя, а его творения стали чем-то другим.
Она подошла к руке мужчины, тянущейся через пространство к чему-то, к сухожилиям, венам и выступам на конечностях, красиво очерченных, и тоска в том, как они растягивались, была ощутима. Амара подняла руку, прикоснувшись к его гладким пальцам, ощутив холод глины на кончиках своих пальцев, трепеща перед искусством и своими тактильными чувствами.
— Я был пьян, когда делал это.
Голос из двери заставил ее обернуться и увидеть самого создателя, прислонившегося к стене, в точности в такое же позе, в какой он стоял в ту ночь много лет назад.
Амара почувствовала, как ее сердце чаще забилось при воспоминании.
— Оно прекрасно, — мягко сказала она ему, убирая руку и оглядывая комнату. — Что ты будешь с этим делать?
— Завтра они переедут в особняк, — сказал он ей, медленно входя в комнату. — Я освобождаю эту комнату.
— Я буду скучать по этому, — призналась Амара, снова поглаживая руку. — В подростковом возрасте у меня было несколько фантазий об этом месте.
Она почувствовала, как он шагает рядом с ней, его палец скользит по длине ее обнаженных рук, его губы касаются ее уха.
— Расскажи.
Амара почувствовала лужу влаги между ее ног, ее и без того чувствительная грудь покалывала, а сердце бешено колотилось.
— Иногда, когда... иногда, когда я смотрела, как твои руки держатся за глину... — она замолчала.
Его палец медленно провел по ее руке, оставляя за собой мурашки по коже.
— Да? — он сжал ее мочку между зубами.
Амара почувствовала, как выгибается, ее руки сжимают платье.
— Я представляла себе, как ты кладешь меня на скамью и ласкаешь своими руками.
Его палец дотянулся до лямки ее платья, прошел под ней и потянул вниз.
— Данте...
Это середина дня.
Кто угодно мог войти в дверь.
— И? — спросил он, стягивая лямку настолько, чтобы обнажить одну полную грудь, его пальцы обводили ареолу сводящими с ума кругами, ее грудь вздымалась, когда она схватила его за предплечье.
— Вот и все, — простонала она, когда движения стали расти внутри, так близко к ее напряженному соску, но он не касался его.
— Ты мокрая для меня, грязная девочка? — прошептал он ей на ухо, его голос был плавным и пьянящим, заставляя ее глаза закатиться.
— Да, — выдохнула она.
— Насколько мокрая? — спросил он, его зубы слегка прикусили ее мочку, посылая огненный выстрел прямо в сердце.
Амара задвигала одной рукой, облегчая боль между ног, но он схватил обе ее руки за спину, приподняв ее обнаженную грудь еще выше для своих раздражающих кругов около соска.
— Почему бы тебе не узнать? — она подстрекала его, требуя, чтобы он прикоснулся к ней.
— Обязательно, — заверил он ее. — Но сначала скажи мне, у тебя влажно между ног?
— Да, — призналась она, чувствуя, как капает влага.
— А если я попробую тебя на вкус, ты будешь капать мне на подбородок?
Милостивые боги прелюдии, его грязный рот возбуждал ее.
Она кивнула.
— Скажи это, — приказал он.
— Да, я буду капать тебе на подбородок, — сказала она, слова, изображение, его палец сводили ее с ума.
Она почувствовала, как его щетина коснулась ее лица, это ощущение было новым и волнующим, когда он спросил:
— Нужен ли моей грязной девушке грязный секс?
Боже, да. Да, она нуждалась в этом. Прошли месяцы.
Она кивнула.
Его палец совершил еще один оборот вокруг ее соска.
— Знаешь, что самое интересное? Я собираюсь трахнуть тебя голой и кончить глубоко в тебя. Ты этого, хочешь?
— Да, — выдохнула она.
Он отпустил ее руки и отступил, оставив ее немного дезориентированной. Прежде чем она осознала, он снял вторую лямку, ее платье упало на пол, оставив ее обнаженной среди бела дня, в то время как он остался полностью одетым в свой костюм. Он поднял ее, положил на скамью и, усевшись на неё, притянул к краю, отодвигая бедра назад и раскрывая ее.
Солнечный свет падал на ее кожу, согревая ее, рельефно подчеркивая каждый шрам на ее теле. Она видела, как его темные глаза блуждали по каждому из них, прежде чем остановиться между ее ног.
Хотя они проделывали это сто раз, ее сердце все еще билось, как барабан, тело было готово к нему. Он наклонил голову, облизывая ее языком по всему телу, и это ощущение заставило ее выгнуться спиной.
— О боже, — выдохнула она. — Не останавливайся.
Он медленно погрузился в нее, его язык вошёл в нее, пробуя ее на вкус, съедая, будто она была лучшим лакомством, а он голодным зверем. Дрожь пробежала вверх и вниз по ее спине, кожа согревалась от солнца снаружи и горела от тепла, которое он зажег изнутри, двойное ощущение заставляло ее мчаться к краю обрыва, уверенная в том, что он поймает ее.
Он начал писать алфавиты на ее киске своим языком, подталкивая ее все ближе и ближе.
Она распалась на части на букве «Д».
Вцепившись в его волосы, ее позвоночник выгнулся, когда она придвинула бедра ближе к нему. Она почувствовала, как ее оргазм накатил на нее, быстро, сильно, быстро, быстрее, чем когда-либо.
Уставшая от удовольствия, она увидела сквозь прикрытые глаза, как он выпрямился, расстегивая брюки, его рот был влажным от ее сока, и он схватил ее за руку прижимая к коленям, разводя ее ноги, пока она почти не согнулась пополам, ее сердце билось как сумасшедшее, когда он погрузился в нее.
Стон покинул ее, ее голос был напряженным, когда его длина пронзила ее, его толщина растягивала ее стенки, ее внутренние мышцы дрожали, когда он наступал, погружаясь глубже.
— Раздвинь ноги, — приказал он ей, и она положила руки под колени, подчиняясь команде.
Он наклонился над ней, перенеся вес на предплечья сбоку от ее головы, стараясь не оказывать никакого давления на ее живот, его таз терся о нее в этой позе, его темные глаза смотрели на ее лицо.
Он выдернул руку и снова щелкнул по клитору, заставив ее тело слегка приподняться.
— Ты должна была знать, что не стоит от меня убегать, сумасшедшая девочка, — выдавил он, ярость в его глазах перешла на движения. — Я бы побежал за тобой хоть на край света.
