Вспоминали, как воровали клубнику у толстой, жадной Ревтовичихи. И ягоды, хоть и крупные, были кислыми, и крапива около забора, в которую приходилось прыгать, давала себя знать потом дня три мучительным покалыванием. Но порочное удовольствие напакостить злой тетке, столько раз обижавшей их матерей, искупало все.

А когда жена Ивана легла спать (она работала учителем истории, и встать ей надо было рано), они вспомнили Ленку, их одноклассницу. Худую, голенастую, с выбеленными солнцем волосами. В нее оба были влюблены с седьмого класса. Непоседливая хохотушка, она охотно мелькала подолом своего выцветшего платья перед обоими. А они, изнывая от ранее незнакомого и невыносимого томления, боролись с ненавистью-ревностью друг к другу и с не менее сильным желанием поделиться этой новой, невыносимой своей тяжестью тайной.

Зазывный подол действовал завораживающе не только на них. Сразу после школы Ленка удачно, по мнению односельчан, вышла замуж за приезжего – городского. Домой она больше не возвращалась.

К горькому изумлению Петровича, Иван рассказал, что недавно встретил ее около рынка, худую, пропитую, опустившую. И, сколько он не взывал к ее памяти, она не узнала в немолодом лысоватом человеке Ваньку-Тихоню, одноклассника, когда-то неотступно ходившего за ней.

История Ленки заставил их загрустить. Оба долго не могли заснуть. Петрович вспомнилось, как они втроем отправились к этому самому пресловутому Стоячему. В восьмом классе, в самом начале мая, на праздники, которые казались похожими на маленькие каникулы. Деревья уже покрыла нежнейшая, новорожденная листва, на полянках празднично желтели солнышки мать-и-мачехи. Ленка со смехом бежала впереди среди тоненьких березок, а они брели следом, истязаемые и влюбленностью, и ревностью и не могли разделить ее радость. Эх, какой полной и искренней – настоящей жизнью жили они тогда, в пятнадцать лет.

Остальная часть жизни человека, казалось бы наполненная серьезными, важными делами, намного скучнее и бесцветнее. Что запомнилось ему за последние тридцать лет? Первый вызов на труп: жуткое самоубийство красивого цыганского парня. Он повесился на воротах у дома любимой девушки. Накануне он приходил сюда свататься, но ее родители выгнали его с оскорблениями и брезгливостью.

Густые черные кудри парня, разметавшие на неестественно запрокинутой голове, врезались в память навсегда. Как и дикий вой, вырывавшийся из груди светловолосой девушки, несостоявшейся невесты.

Ну, а остальные десятилетия? Да, все воспоминания о них не могли сравняться по яркости и насыщенности вот с такими мгновениями, пережитыми в юности: цветастый подол между березок, или горящие от укусов крапивы лодыжки. Петрович порадовался, что не живет в городе, и у него почти нет шансов встретить Ленку, теперь опустившуюся, беззубую, с разбитым лицом алкоголичку.

На следующий день Иван и Петрович отправились в институт истории. Долго бродили по длинным темным коридорам в поисках нужного кабинета. Низкие потолки, одинаковые двери. И больше грязное окно в конце коридора. «Храм науки?» – изумлялся Петрович.

Наконец зашли в небольшой кабинет, заставленный старыми канцелярскими шкафами, стекла которых были закрыты серой оберточной бумагой. На стареньком письменном столе мигал компьютер. Перед ним сидел взлохмаченный седой человек. Окладистая борода обрамляла загорелое лицо. Он повернулся к вошедшим и словно осветил их голубизной своих неожиданно молодых глаз. Иван представил Петровича.

–Андрей Андреевич – неофициальный специалист по кладам.

–Ну, и что у вас? – с нетерпением спросил тот.

Петрович достал рисунки монет.

–Ну, ничего особенного, – разочарованно сказал специалист, взгляд его потух. – А-а-а… Александра Первого эпоха. Где взяли?

–Да, вы понимаете, обстоятельства самые трагические. Их нашли у одного из убитых на берегу озера Стоячего.

Глаза Андрей Андреевича снова загорелись.

–О!! Это озеро – возможное место захоронения одного из самых значительных кладов на всем постсоветском пространстве.

И вдруг выбежал из кабинета. …. Иван, извиняясь, улыбнулся: «Ученый, чудак, мы все тут немножко того…»

Андрей Андреевич вернулся с кипой книг и папок, свалил их на стол.

На обложке книги, лежавшей наверху, – портрет мрачного человека в треуголке, смотрящего вдаль.

Петрович вспомнил, как долго он не мог определиться со своим отношением к этому историческому персонажу.

Наполеон вызывал у него восхищение, когда бесстрашно бросался в атаку под огнем противника на мосту в Тулоне. Или когда брел рядом вместе с солдатами по раскаленным пескам Египта.

Но он был отвратителен, когда первый консул, окуклившийся в императоры, объезжал поле боя, рассматривая груды окровавленных и изувеченных тел.

О чем думал он в такие моменты? Сожалел об этих людях, причиной гибели и страданиях которых был? Или наслаждался своим могуществом и возможностью распоряжаться чужими жизнями?

– Вы что-нибудь слышали о знаменитом московском кладе Наполеона? – нетерпеливо спросил ученый.

В самых общих чертах, – признался Петрович.

Андрей Андреевич стал открывать папки.

– За 35 дней пребывания в Москве Наполеон собрал колоссальные сокровища. Сначала в Петровский замок, где он отсиживался, подальше от горящей Москвы, а затем и в Кремль, куда он вернулся, свозили изделия из золота и серебра со всего города Вы подумайте: Москва – богатейшая столица религиозной нации. Современный человек просто не может в полной мере представить, какие колоссальные богатства находились в церквях, монастырях, поместьях… В Кремле, наконец. И почти все ценности остались в городе: жители покидали его второпях.

Наполеон не сумел добиться от Александра Первого заключения мира на своих условиях. И, вероятно, решил компенсировать «моральный ущерб» материальной компенсацией. Тщеславие французского императора было непомерным, и размер компенсации должен был соответствующим.

В Кремле построили печи для переплавки золота и серебра. И работали они непрерывно. Драгоценные оклады, церковная утварь, ювелирные изделия переплавлялись в мерные слитки (французам до сих пор неловко вспоминать, как их предки обошлись с уникальными произведениями искусства). Но самое ценное Наполеон собирался отправить в Париж в целости и сохранности. Вот список.

Ученый положил перед Петровичем листок:

– переплавленное золото – 180 пудов = 2880 кг

– серебро (в слитках) – 325 пудов, некоторые слитки по форме и весу равнялись кирпичу = 5200кг

– изделия из драгоценных металлов, старинное оружие, предметы искусства, церковная утварь, посуда и т. д. – около 800 пудов = 12 800 кг

Предметы, не подвергшиеся переплавке:

– старинное серебряное, с позолотой венецианской паникадило, весом в 113 пудов = 1808 кг,

– крест с колокольни Ивана Великого высотой более 2,5 метров, обитый серебряными вызолоченными листами.

– Как сами видите, довезти такой груз до Парижа – задача непростая, особенно если вспомнить о вечной российской проблеме – плохих дорогах.

– Не могу понять, почему он так неожиданно решил покинуть Москву? – перебил Иван.

– О, – еще больше оживился ученый. – Причин этой поспешности было достаточно. Первая: практически весь город сгорел. Разместить армию на зиму было негде. Вторая: провизии для солдат, фураж для лошадей, дрова – всего не хватало. Третья… Для начала уточню, что главную ошибку Наполеон сделал в самом начале: он погнал в Россию бессмысленно огромную армию. Почти шестьсот тысяч человек. Такая армия не была нужна. Действующая русская армия была в три раза меньше.

Но после триумфального похода по Европе Наполеон разучился подвергать сомнению свои решения. Он любовался собственным могуществом.

Но всех этих людей и несколько десятков тысяч лошадей надо было кормить. В начале похода армию сопровождали многотысячные стада свиней и овец. Но до Москвы их не хватило. Часть животных съели, часть погибли, многие разбежались.