За две недели среди дикарей мои знания сильно пополнились: я видел, как по шевелению верхушек травы вождь угадывал, кто приближается – хищник или жертва. Два вида съедобных растений я уже мог определить самостоятельно. Но, чтобы выжить и пройти около двух тысяч километров, этого мало. Как бы мне не хотелось скорее вернуться домой, я помнил и огромных зверолюдей, стадо которых мы истребили в первом путешествии на восток.

Вождь, наверное, понял, что в моей душе происходит борьба. Он глядел на меня из-под косматых бровей, ожидая моих дальнейших действий. Нет, он без борьбы не уступит, а справиться с ним я точно не смогу. Даже без оружия у меня был бы неплохой шанс, несмотря на его колоссальную силу. Но дубинкой и топором он машет куда лучше меня.

«Подождем, пока не время», – приняв для себя решение, я подошел к вождю и миролюбиво произнес:

– Ха?

– Ха, – мгновенно откликнулся вождь, и его напряженное лицо немного разгладилось.

Возможный конфликт был исчерпан, я признал его право вождя, а он удовлетворился этим больше меня. Племя разошлось по своим углам. Уда не будет, тогда чего зря стоять и глазеть, если можно поспать, пока вернутся охотники с добычей.

Только сейчас, когда племя вернулось на свою стоянку, я заметил, что напряжение понемногу отпускает дикарей. Впервые послышались детские голоса, произносящие какие-то несвязные звуки. Несколько звучных пощечин приостановили самых ретивых, которые стали прыгать по телам прилегших дикарей. Во время похода каждая женщина несла по две, а то и по три шкуры. Сейчас их расстелили, и самые лучшие углы внутри скал стали занятыми.

У меня не было своей шкуры, и, хотя вождь предлагал мне одну, но на ней было столько живности, что я не рискнул ее взять. Шкуры убитых животных распределял сам вождь. Прошлый раз четыре куска достались вновь принятым в племя.

У меня было два варианта добыть себе шкуру: убив животное или забрать ее у более слабого. Во втором варианте я рисковал вместе со шкурой получить множество вшей и навлечь на себя гнев вождя, который пресекал склоки внутри племени. В первом варианте у меня были только голые руки и мозги человека из двадцать первого века. Спать не хотелось. Выйдя наружу, я направился к лесочку, чтобы подыскать себе оружие. Углубляться я не собирался, мало ли какой хищник может оказаться в лесу? Напороться на чужих дикарей я не боялся, вряд ли здесь так густо населены леса, по стоянке было видно, что ее не посещали несколько месяцев.

На опушке леса было много молодых деревьев, но для копий они не годились – слишком мягкие и гибкие. Вырезать копьё из более крепкого дерева не было возможности. Я подобрал камень с рваным клиновидным краем, но он не годился для такой работы. Уже возвращаясь назад, я заметил в воде что-то тонкое. Это была палка толщиной в три-четыре сантиметра и длиной около двух метров. Зайдя по колено в воду, я выловил эту палку, удивившись её весу – она была тяжелая, словно железная. Палка была насквозь пропитана водой, но сама древесина была очень твердой.

Когда я вернулся к дикарям, большинство из них уже спало. Вождь сидел, облокотившись спиной о большой валун, мой меч-мачете лежал рядом.

– Да, – я показал руками на меч, демонстрируя вид преданного члена племени. Покосившись на палку, вождь медленно протянул мне мой клинок. Усевшись рядом, чтобы отвести подозрения о возможном побеге, я начал затачивать конец будущего копья. Дерево плохо поддавалось даже стали клинка, который из-за небрежного отношения в значительной мере затупился. На нём даже появились рыжики коррозии. Около часа я строгал наконечник, пока не остался доволен своей работой.

Еще полчаса я обжигал будущее копьё на огне, вводя на мгновение наконечник в пламя. Теперь он почернел и выглядел как эбонитовый. Конечно, по-хорошему надо было сначала ошкурить его по всей длине, убрав пару мелких сучьев, но пока я ограничился тем, что потер его о скалу. На первое время пойдет, потом снова заполучу свой меч и доведу всё до ума.

Мое копье получилось не хуже, чем копья дикарей с каменными наконечниками. Вождь благосклонно отнесся к появлению у меня оружия. Значит, он не видит пока во мне угрозы. Между нами было мало общего, разве что мы оба относились к приматам и, в отличие от кроманьонцев, имели светлую кожу.

Но, в то же время между нами была пропасть – он являлся представителем тупиковой ветви эволюции, которой вскоре суждено раствориться в кроманьонских ордах. Я же – венец развития тех самых кроманьонских орд. И, тем не менее, мы прекрасно понимали друг друга, лучше, чем два иностранца в мое время, не владеющих другими языками, кроме родного. Сегодня вождь не просил меня разговаривать. Видимо, то, что он увидел, ему не очень понравилось, ведь его «говорящая игрушка» могла представлять для него опасность. И взгляд из-под кустистых бровей ясно давал понять мне, что ставки изменились, и надо быть начеку.

Наступила ночь, но охотники так и не вернулись. И, хотя это были людоеды, и я не забыл, что они ели Маа, словно животное, забеспокоился. Причин для беспокойства было две. Первая – как бы вождь и племя не вспомнило в случае голода, что у них в племени расхаживает живчик, которого можно схарчить. Вторым поводом для беспокойства было то, что, возможно, охотники напоролись на других людей. В таком случае у нас под боком находится еще одно племя, со всеми вытекающими последствиями.

Кто-то из дикарей подбросил хвороста в костер, и пламя, облизывая новую порцию пищи, стало разгораться, отбрасывая на скалы силуэты людей. Я лежал на траве, которую нарвал у озера. Поскольку своей шкуры у меня пока не было, пришлось импровизировать. В своих мысленных путешествиях я уже добрался до Плажа и сейчас поглощал пищу под пристальным взором обеих жен и детей, что лезли мне на колени, мешая, есть.

Что я мог сказать, попроси меня Миа и Нел рассказать о неандертальцах? Как, например, описать вождя или остальных членов племени, если они практически не разговаривают, и все их время поделено на поиски пищи и отдых после еды? Я могу описать их внешне, но что у них в душе? Каковы их характеры и восприятие окружающего мира мне не понять. Даже мои Русы в большинстве своём были загадкой. Они четко следовали указаниям, мало проявляли инициативы и были довольны сложившейся ситуацией. Только с развитием цивилизации люди начинают ощущать шило в заду, выискивая причины для конфликтов и самоутверждения. А дикарям что надо? Чтобы была еда, и сам ты не стал едой для других.

Я перевернулся на бок и поерзал, устраиваясь поудобнее. Откуда-то издалека доносился волчий вой. «Волки»? До сих я не встречал волков, хотя дикие собаки встречались. Если проанализировать, мне и хищники встречались не часто. Пару раз видел львиный прайд, видел леопардов, стаю диких собак, медведя. Слышал гиен, но самому видеть не приходилось. Может на этой Земле хищников не так много, или просто у них такой период, когда одни хищники вымирают, а другие еще не набрали силу, чтобы распространиться повсеместно. Наверное, зоологи разнесли бы в пух и прах мои рассуждения, но, увы, здесь таковых не наблюдалось. Здесь была первозданная природа, в которой человек не успел намусорить.

Волчий вой повторился, теперь он, вроде, звучал с другого берега озера и довольно близко. Несколько дикарей поднялись и выскользнули наружу. Любопытство повело меня за ними. Столпившись у входа в наше убежище, дикари молча показывали пальцем на противоположный берег озера. Но, сколько я не вглядывался, ничего там не увидел. Позавидовав остроте их зрения и проронив удовлетворенное «Ха», я вернулся на свою постель из травы.

Мое купание с использованием золы вместо мыла принесло результат: это была первая ночь за последнее время, когда я заснул спокойно, не расчесывая яростно кожу головы. Ночью мне снилась мама, которая сидела у окна и плакала, высматривая меня с окна четвертого этажа. Сон был настолько реалистичным, что проснувшись, я первое время не мог понять, почему я лежу на охапке травы, а рядом снуют чудовища из фильма о первобытных людях.