― Судя по твоему виду, проблемы ты не решил, — заявила решительно домна Киэра, когда Реймонд заскреб ложкой по пустой миске и поднял взгляд. — И зачем-то прискакал, загоняя бедную лошадку, да ещё и в сопровождении десяти Остранишей. Рассказывай.

Долго раздумывать не пришлось. В конце концов, домна Киэра и так знала его «тайну» (которую он и сам не слишком тщательно хранил, честно признался самому себе Реймонд), да и рядом с дедом прожила столько лет, может, и посоветует чего?

― Вот, значит, как, — задумчиво и озадаченно протянула Киэра, выслушав сбивчивый рассказ Реймонда. — А я-то гадала, чего ты такой ответственный стал.

«Ответственный?» — озадаченно подумал Реймонд, потому что никогда он не был ответственным, за что его дедушка частенько ругал. Как показало обучение в университете — правильно ругал, но тогда Реймонду казалось, что все эти упреки в легкомысленности и разгильдяйстве ужасно несправедливы.

Затем он припомнил всё совершенное им с момента возвращения из университета (фоном мелькнула мысль, что можно от имени деда написать письмо и попробовать вернуться), и, в свою очередь, принял озадаченный вид. Правда, говорить домне Киэре, что лишь хотел получить деньжат, а затем добыть сокровища деда, Реймонд не стал. Как-то стыдно было о таком говорить. Равно, как и утверждать, что им двигало лишь желание отомстить за деда и выполнить его последнюю волю, потому что это было правдой лишь отчасти.

― Да, предсмертная воля — это важно, — лицо домны Киэры стало суровым, голос построжел.

Реймонд припомнил суеверия горцев насчет посмертия и понял, что никогда не расскажет Киэре о своих мотивах. Потому что эта суровая тетка, вырастившая его и отчасти заменившая мать, после признания, что Реймондом двигала лишь жажда денег, просто проклянёт его и отвернётся. И ладно бы проклятие, в конце концов, слова людей, не обладающих магическим даром, оставались лишь словами, но вот всё остальное… После смерти деда домна Киэра оставалась единственным человеком, кого он мог бы назвать родственником. Друзья детства тут были не в счёт, они были друзьями — надежными, хорошими, а в случае Катрины — больше, чем друзьями, но всё же они не были семьёй.

И представить, что Киэра отвернется, сплюнет дважды и громогласно проклянёт его, взывая ко всем окружающим, было просто невозможно. Невыносимо. Какое там общение и прощение, после проклятия Реймонд для неё будет выглядеть ничем не лучше навоза горных коз, а какие разговоры могут быть с навозом?

― Да я… — неуверенно начал Реймонд, желая смягчить ситуацию.

С домны вполне сталось бы всерьёз начать наблюдать, как Реймонд выполняет предсмертную волю деда, не отклоняется ли куда-то в сторону. Церковь Спасителя трактовала посмертие очень просто: вёл себя хорошо, помогал людям — отправишься к Спасителю. Вёл себя плохо, вредил людям — отправишься к тем, кто тоже вредил людям — кровавым демонам, — и те, в свою очередь, будут себя вести с тобой плохо. Суеверия горцев добавляли к этому оттенков: например, определение и взвешивание поступков умершего, прежде чем куда-то его отправлять. Соответственно и предсмертная воля — если уж высказал её, так задержишься в посмертии, дабы проследить, как её выполняют.

Выполнят хорошо — получишь облегчение и будешь порхать.

Выполнят плохо — будешь страдать и вообще напрямую к демонам отправишься.

― Я вообще не ожидал ницего такого, — развел руками Реймонд. — А потом как нацало сбываться!

При домне можно было и не «цокать», но на этот счёт Реймонд сразу установил себе железное правило: пока в облике деда, говорить с акцентом. Пока что помогало.

― Но главное, что ты выполнял волю дедушки! — наставительно воскликнула Киэра. — Может, ты и не думал о ней, но выполнял! Это главное! Правильные поступки делают человека лучше, и ты стал лучше как человек Реймонд.

― Вот спасибо на добром слове, — вырвалось у Реймонда невольно с обидой в голосе.

Домна даже реагировать не стала, лишь улыбнулась понимающе… да-да, именно что как мама капризничающему ребенку, знающая, что когда-то он вырастет, оглянётся на свои поступки и поймёт, каким был дураком. Не то чтобы Реймонд устыдился этой улыбки — всё же для неё были основания, — но немного не по себе ему стало.

― Что же касается твоих опасений… — Киэра вздохнула тяжело.

Посидела, глядя на стол, сложив руки на животе, собираясь с мыслями.

― На пороге смерти перед человеком открывается иной мир, поэтому так важны его последние слова. Кто знает, что открывается перед магами? Очень даже может быть, что твоему дедушке открылось твоё будущее, и он попробовал тебя предупредить о нём?

Холодок пробежал по спине Реймонда, ибо такое могло быть. Как и в прочих разделах магии, кроме иллюзий, в магии пророчеств и ясновидения он был не силен, но. Но такая магия существовала, а дед был магистром. Правильным, хорошо обученным, могучим.

― Надо посмотреть в книгах, — пробормотал Реймонд.

Могло ли это быть неосознанное предсказание? Дед просто пытался указать на слабости, а сам при этом произносил пророчество? Или наоборот, все сбывалось так, как сказал дед, именно потому, что он изрек пророчество?

От нехватки теоретических знаний и мыслей, что придется учить ещё и это, просто голова шла кругом.

― Но, — тем временем продолжала Киэра, словно разговаривая сама с собой, — несмотря на то что ты стал ответственным, это всё же не твоя ответственность.

― Цто? — встрепенулся Реймонд.

― Твой дедушка никогда не любил короля Гарриша, что не мешало ему, впрочем, выполнять королевские поручения на благо всего Перпетолиса, — задумчиво пояснила Киэра. — Но при этом в разные государственные вопросы магистр Агостон никогда не влезал и любил ворчать, что для этого в Перпетолисе есть король и князья, и их советники, и пусть, мол, у них голова и все остальное болит по этому поводу.

Реймонд невольно улыбнулся, настолько живо ему представился дедушка, ворчащий эту фразу.

― Вы хотите сказать, цто этим вопросом должен заниматься король? — спросил он.

― Ты спрашивал у меня совета, как поступить, вот я припомнила, как поступал твой дед.

― Но я обязан предупредить короля об опасности! — воскликнул Реймонд.

― Конечно, я же говорю, ты просто молодец, такой ответственный и серьёзный стал, — тепло улыбнулась Киэра. — Давай, становись магистром, езжай к королю, а я пока тут приберу со стола и всё остальное в башне приведу в порядок. Знаю я этих неугомонных восьмилетних сорванцов, они за одну игру способны всю башню вверх дном перевернуть!

Реймонд ухмыльнулся, отводя взгляд, ибо в этот раз речь точно шла о нём. О нём и его друзьях, если уж быть точным, но какая, в сущности, разница? Для домны Киэры все они были кем-то вроде троюродных племянников, шумных, непоседливых, но всё же своих, родных.

― Главное, не забывай, что ты не магистр Агостон, хотя и в его обличье! — Киэра резко сменила тон на суровый.

― Да забудешь тут, — пробормотал Реймонд.

Он и сам неоднократно задумывался об этом: как бы, находясь в образе деда, не дать совет, не сказать чего-то, что потом придется самому же и расхлёбывать. Но в то же время образ деда диктовал определенные слова, реакции и поступки, и надо было следить за самим собой, дабы не погружаться в образ слишком глубоко. Но если не погружаться в образ, то убедительного образа и не будет.

В общем, утомительно, тяжело, хотя приз, вроде бы, того стоил.

Разоблачить самого себя, признаться во вранье и тем самым избавиться от роли деда сейчас не было никакой возможности. Моментально стать магистром-геомантом и метеомагом — дабы убедительно изображать Агостона Хатчета, не следя за словами, за которые придется отвечать магическими действиями, — было не легче, чем воскресить деда.

Уехать тоже не вышло бы, хотя бы из страха перед проклятием Киэры.

Получалось, что ничего не получалось: рано или поздно Реймонд в образе деда встанет перед необходимостью демонстрировать магию публично, и тогда всё. Вот если бы у него был страхующий его маг… но донья Августина была далеко, занималась своими делами и была по основной специальности алхимиком, а не геомантом.