Узкие черные глаза торговца сверкнули:

– Я действительно хороший мастер, – отозвался он, – а ты кто? Дервиш? Хочешь сказать, что у тебя имеется звонкая монета, которой ты можешь заплатить за покупку?

Тимур опустил в карман обветренную руку и достал золотой:

– Как насчет этого?

Черные брови торговца взлетели вверх.

– Что же ты хочешь приобрести? – спросил он более миролюбиво.

Сын Тарагая показал ему жемчужину.

– Я хочу, чтобы ты выковал мне саблю и поместил вот это в ее рукоятку. Сделаешь?

Мастер взял жемчужину и внимательно ее рассмотрел.

– До тебя ни один человек не обращался ко мне с подобной просьбой. Но зачем тебе это нужно? Не морочь голову, выбирай любую из сабель.

– Обычная у меня есть, – улыбнулся Тимур. – Ну так что, сделаешь? Или тебе не под силу?

– Кто ты? – Пристальный взгляд мастера, казалось, прожигал насквозь. – Ты не обычный дервиш. – Он прищурился. – И слежка за тобой это подтверждает.

Эмир вздрогнул.

– Где же ты видишь слежку?

Торговец приблизил к нему вспотевшее лицо.

– Оглянись назад. Видишь высокого чернобородого человека в красном халате? Он не сводит с тебя глаз.

Эмир осторожно оглянулся. Незнакомец с длинной черной бородой действительно стоял возле лотка с рыбой. Эмиру показалось, что он уже где-то видел этого человека.

– Зачем я ему? – произнес Тимур с кажущимся безразличием.

Мастер дернул плечом:

– Тебе лучше знать.

– Мы еще вернемся к нашему разговору, – Тимур осторожно двинулся вдоль рядов, стараясь отыскать Хусейна и мучительно размышляя, где он видел чернобородого.

Вспомнив, эмир закусил губу. Чернобородый, или очень похожий на него, находился в свите Ильяса-Хожди и, несомненно, получил приказ отыскать беглецов. Нужно было немедленно покинуть город.

К счастью для Тимура, его брат не ушел далеко. Он торговался с пожилой женщиной, продававшей лепешки. Сын Тарагая схватил его за рукав:

– За нами следят, брат. Нужно немедленно уходить.

Хусейн растерянно заморгал:

– Зачем? Кто следит? Страх лишает тебя зрения.

– Осторожно обернись, – посоветовал родственник.

Хусейн послушно посмотрел через плечо. К чернобородому присоединился рыжий усатый великан. Теперь они оба не спускали глаз со своих жертв.

– Идем к воротам, – шепнул Тимур и медленно пошел между рядами, иногда останавливаясь и делая вид, что рассматривает ткани и продукты. Хусейн следовал за ним, стараясь не выказать страха. Когда они подошли к нищему, просившему подаяние, преследователи прибавили шаг.

– Бежим, – крикнул Хусейн и помчался к воротам, обогнав родственника.

Тимур бросился за ним. Стражники удивленно посмотрели на скуластых молодых людей в потрепанной одежде, но не преградили им путь.

Беглецы выбежали за ворота и вскочили на коней, которых оставили пастись возле города. Резвые кони рванули прочь. Краем глаза Тимур заметил, что преследователи растерянно смотрели им вслед, однако облегчения не почувствовал.

Родственники не сказали друг другу ни слова, пока не возвратились в лагерь. Оба спрыгнули с коней и подошли к костру, на котором женщины готовили пищу. В котле кипело какое-то варево. Два худых барана со свалявшейся шерстью поедали остатки пожухлой травы, и Тимур понял, что это сегодняшняя добыча его нукеров.

– Как думаешь, кто следил за нами? – поинтересовался он, грея у огня озябшие руки.

Хусейн пожал плечами.

– Не думаю, чтобы это были шакалы Ильяса-Ходжи, – проговорил он с сомнением. – Ты же слышал, что в городе набирают силу сербедары. Может быть, нас приняли за них.

– Тогда мы отделались малой кровью, – заметил Тимур, – но мне почему-то кажется, что все гораздо серьезнее. Я видел чернобородого в свите нашего врага. И это пугает, брат мой. Они напали на наш след, а значит, скоро появятся здесь. Ильяс-Ходжи и его отец знают, что с нами женщины и дети. Это делает нас уязвимыми.

Хусейн дотронулся до переносицы и покраснел. Он вспомнил, как Тимур предупреждал его о том, чтобы он не брал с собой целый гарем. Но родственник его не послушал. Он любил женщин не меньше, чем деньги и еду, и не собирался расставаться ни с одной из своих наложниц хотя бы на время.

– Что же нам делать? – спросил он приглушенно, почти не разжимая узкие губы.

Тимур не отрывал глаз от костра. Он мог бесконечно смотреть на огонь и на вечно спешившую куда-то воду реки. Это помогало успокоиться, собраться с мыслями и принять верное решение.

– Детей и женщин нужно отправить в Самарканд, – наконец выдавил он. – У Айгюль там живут родственники. Насколько мне известно, и у Ульджай они там тоже есть. А значит, приютят и весь твой гарем.

Хусейн шмыгнул носом и дернул себя за усы.

– Ты хорошо придумал, – похвалил он родственника. – Это убережет нас от многих проблем.

– И мы сможем дать бой, если нас вынудят это сделать, – заявил Тимур, срывая сухую травинку и бросая ее в костер. – Иди к женщинам и объяви свое решение, а я оповещу об этом Айгюль и Ульджай. Нам нельзя медлить. Шакалы могут появиться здесь с минуты на минуту.

Сказав это, сын Тарагая направился к шатру, в котором жили его жены.

Айгюль сидела на циновке, пождав под себя ноги. Распущенные густые волосы водопадом струились по спине, и она расчесывала их черепаховым гребнем, который Тимур когда-то купил у заморских торговцев. Ульджай, что-то помешивая в тарелке, мурлыкала себе под нос. Обе склонились перед ним, когда он зашел.

– Нас с Хусейном выследили нукеры Ильяса-Хожди, – начал Тимур без предисловий. – Каравану угрожает опасность.

– Да, мой повелитель, – прошептала Айгюль, влюбленно глядя на широкое обветренное лицо мужа. – Ты прав.

Тимур поднял правую руку, призывая ее замолчать:

– Подожди, я еще не сказал, что хотел. Благодаря вам наш караван уязвим. Ильяс-Ходжи постарается атаковать как можно скорее, зная, что с нами женщины и дети. И посему я повелеваю вам уехать в Самарканд. Я знаю, у вас обеих там родня. Думаю, они не откажут вам в крове. Как только мы оторвемся от шакалов ханского сына, сразу заберем вас и продолжим наш путь.

Старшая жена послушно наклонила голову:

– Я сделаю все, что ты мне скажешь, мой повелитель.

– Умница, – похвалил ее Тимур и обратился к Ульджай. – А ты почему молчишь? Твой брат поддерживает меня.

Красавица посмотрела на мужа, и ее тонкое узкое лицо побледнело.

– А я останусь с тобой, Тимур, – проговорила она решительно. – Никакая сила не заставит меня покинуть тебя, когда ты в опасности.

Эмир прерывисто задышал, ноздри его широкого носа раздулись.

– Ты зря перечишь мне, женщина, – буркнул он. – Собирай вещи. Ты едешь с Айгюль, и это не обсуждается. Я сам прослежу, чтобы ты оказалась в телеге. И не советую тебе ослушаться меня.

Ульджай сверкнула глазами и ничего не ответила. Тимур будто ощущал исходившее от нее негодование. Она знала, что ему и самому не хотелось с ней расставаться. Но из двух зол надо было выбирать наименьшее. Бой – если Ильяс-Ходжи настигнет беглецов – мог стоить жизни ему и его брату, но детей и женщин можно было спасти.

– Ты поняла меня, Ульджай? – спросил он, желая подтверждения ее покорности, и она ответила покорно, как хотел супруг:

– Да, повелитель.

Тимур опустил глаза и откинул полог, собираясь выйти из шатра.

Айгюль засеменила за ним. На улице, заслоняясь рукой от холодного ветра, сразу вцепившегося в ее шикарные волосы, она спросила:

– Хочешь, я присмотрю за ней?

Он вздохнул и привлек женщину к себе. Жена уткнулась лицом в его широкую могучую грудь, пахнувшую степной травой, и подумала, что муж давно не проявлял к ней ласки. Конечно, ведь она уже не та молоденькая четырнадцатилетняя девчонка с упругой грудью и гладким, как наливное яблочко, личиком, которая приглянулась ему когда-то. Кочевая жизнь и роды состарили, иссушили ее тело, и Тимур привел Ульджай, юную, красивую, веселую. Она видела, как горели его глаза, когда он на нее смотрел… Но, как бы ни было ей больно, Айгюль не смела его осуждать. Тимур всегда относился с уважением к первой жене, в отличие от Хусейна, потерявшего счет наложницам.