Фарфоровый снеговик – мамин любимец, он круглый год нёс стражу на краю полки, сорвался вниз и разлетелся на мелкие кусочки. Но предвкушая встречу, я этого даже не заметила.

Сердце моё билось. Вот-вот!.. Сейчас!..

Даже на ощупь они были не такие как все. Обложка ласкала пальцы.

Башня под ногами дрожала и качалась. Спускаться вниз было бы невыносимо долго.

Затаив дыхание, я открыла мечту, приготовилась испытать счастье, но…

Там не было ни одной картинки! Только чёрные полоски, похожие на отпечатки лапок жука в пыли. Под грохот крови в ушах я искала, искала… но картинок так и не нашла.

А потом башня, на которой я балансировала, рухнула.

Я стукнулась головой, разбила коленки, кусок снеговика пропорол кожу на моей ноге… Но разочарование оказалось сильнее боли.

О яйцах

Бабушка всегда ворчала на дедушку. Если шёл дождь, виноват был дедушка. Если стояла жара, виноват был дедушка. Если телевизор не показывал, без дедушкиной вины не обходилось.

Дедка же почти всегда молчал, жмурился и тихонько посмеивался. Бороду он брил редко. Поэтому напоминал мне хитрого гнома из книжки про башмачника. Такая же белая щетина, блестящая лысина на полголовы, её он обычно прикрывал старой шляпой табачного цвета, и тот же задор в голубых, как юное весеннее небо, глазах.

Бабушка же со всей её «земляной» прозаичностью ни на кого из сказочных персонажей не походила. Просто бабушка – маленькая, кругленькая и улыбчивая, но строгая.

– Вредина! – лукаво подмигивал дедушка, и сбегал на двор, когда дома гремела очередная гроза.

– Где мать? – тут же спрашивал он, если вдруг наступала тишина.

Перед Пасхой мы перебирали лук – убрать попортившийся за зиму, а шелуху собрать, чтобы потом красить яйца. Лук хранили в старых капроновых колготках. Поэтому дедка часто смеялся, что это бабушкины запасные ноги.

Бабуля красила яйца шелухой в большущем чугунке, что извлекался с чердака один раз в год. Яйца получались нарядные и разных оттенков – от морковного до терракотового. Другие бабушки, что заглядывали в гости, всегда завистливо вздыхали, глядя на тарелку с пирамидой разноцветных яиц. Но мне казалось – завидовать там нечему. Мне хотелось жёлтых, голубых или зелёных яиц, а уговорить бабулю не получалось.

– А ты сама покрась, – предложил однажды дедка, когда я удручённо разглядывала кучу, как мне казалось, скучных яиц. Бабушки как раз не было дома, а перед этим дедушке жестоко досталось за порванные носки.

Я вытаращила глаза.

Простота крамольной мысли потрясала.

Красить яйца без бабушки?! А почему и нет! Но чем?

– Зелёнки в воду добавь, – подсказал дедуля, – вот и получатся зелёные яички.

Некоторое время я изучала дедкино лицо, силясь понять – шутит или нет. Но он был серьёзен, и словно не понимал, почему я сама не додумалась до такого простого решения. Потом ушёл, а я осталась дома одна, но с идеей!

Взяла новую кастрюльку, она была самая красивая. И с зелёнкой мелочиться не стала. Грохнула весь флакончик. Надо ли говорить, что яйца замечательно прокрасились? Да и кастрюлька тоже.

На следующий день во время праздничного застолья собралось множество родственников. Все хвалили бабушкино мастерство, потому что бабулины яйца были не только красивы, но вкусны и очень прочны.

Нам с дедкой тоже досталось немало внимания.

На наших тарелках лежало по три выкрашенных в тёмно-зелёный цвет яйца, которые даже без скорлупы радовали взгляд сочным ядрёно-зелёным окрасом.

О «Ё»

Ё – моя самая любимая буква. Потому что это самая первая буква, которую я выучила.

Был у меня журнал, «Весёлые картинки» назывался.

Буквы там были нарисованы в виде человечков. Именно разглядывая их, я запомнила свои первые буквы.

Ё выделялась среди остальных. Она была с "глазками". Её легко было узнать в ряду других – таких строгих и неприступных.

Она заглядывала прямо в душу…

И слова на неё начинались все самые хорошие – ёжик, ёлка, ёршик. Ещё в садике у меня был друг – Ёсик.

Потом запомнилась её сестрёнка – без глазок, но с неё Емеля начинался, а Емеля был хороший и смешной. И енот, тоже начинался на «е».

Поглядишь на букву, и сразу вспоминается хитромордый воришка из зоопарка. Тот самый, что украл у меня перчатку, пока я угощала его виноградом.

Были ещё буквы с хвостиком, была даже одна буква с улыбкой, но это уже совсем другая история.

Об утре

Огромное белое чудище, скроенное из тумана, тащит брюхо по притихшей земле.

Никуда не спешит. Вальяжно выбрасывает вперёд длинные полупрозрачные лапы, тщательно выбирая, куда двинуться дальше. Один из отростков пробирается в будку, где, поскуливая, досматривает сон серый дворовой пёс. Стылое прикосновение заставляет верного сторожа вздрогнуть и подобраться, сберегая тепло.

Озябшие кошки, недовольные утренней прохладой, спешат по неотложным делам, исчезают в сизом чреве великана, сливаются с ним в единое целое.

На несколько секунд монстр застыл возле ветхого сеновала. Там в уютном гнезде из сена и старых одеял спят двое мальчишек. Их покой сторожит старый полосатый котище. Левое ухо почти отсутствует, лохматая шерсть местами свалялась, местами вылезла, но в зелёных глазах горит такая решимость, что заставляет чудовище отпрянуть.

Посрамлённое, оно неохотно волочится в сторону клетки, где живут гуси. Рассерженные птицы встречают его воинственными раскатистыми воплями – предупреждают, с ними лучше не связываться. Туманный исполин в смятении замирает…

Тут его и настигают первые лучи солнца, вонзают в неуклюжее тело сверкающие золотом иглы. Агония получается краткой.

Побеждённый гигант тихонько оседает, рассыпается. На прощание всему, до чего успел дотянуться, оставляет алмазную плёнку воды. Она нежно смывает с лица земли остатки сна.

Где-то нежатся в тёплых постелях люди, носятся обрывки фантазий, бренчат будильники, напоминая, что подбирается утро…

Время прощаться со сказками или встречать их.

О потерянной дружбе

С утра разыгралась метель, и к ночи только усилилась. Ветер дул так сильно, что чернота за окном исчезла, сменившись сплошным белым покрывалом, будто зима развешала полупрозрачные шторы из снега, чтобы сиверко их как следует продул.

Маруся коротала этот день с бабушкой, она приехала в гости из деревни, потому что родители уехали в другой город в командировку.

Перед тем как лечь спать, Маруся вытащила сокровища из корзинки с игрушками и показывала их бабушке – пригорбившись, та сидела рядом на диванчике и вязала носки. Для каждой игрушки у бабули нашлось несколько хороших слов, кроме самых последних. Увидев старого жёлтого зайца с оторванным наполовину ухом и пару потрёпанных кукол, бабушка сильно побледнела и перестала вязать.

– Откуда это у тебя? – спросила она у внучки спустя несколько минут, и показала на валяющиеся на ковре игрушки. Бабушкин голос дрожал, но Маруся этого не заметила – она собирала из конструктора поезд.

– Это мне папа дал, а ему его мама, когда он был маленький.

Она бросила конструктор, заинтересованно посмотрела на зайца, затем подняла его с пола и прижала к себе.

– Раз папа уехал, можно, он поспит со мной сегодня? Он такой милашка! – и умоляюще уставилась из-под отросшей чёлки в добрые бабушкины глаза.

– Можно, – согласилась бабушка, улыбаясь, но добавила уже строже: – Только прибери здесь, и пойдём спать.

На пятилетие Марусе купили новую двухэтажную кровать. На втором этаже поселились куклы, а на первом спала она сама. Бабушка сшила ей розовые кисейные занавески. На ночь их задвигали, и Маруся спала, как настоящая принцесса – в сказочном домике.