– Понятно. Должен же кто-то балбесов учить. Но ведь это тоска, согласись. Или вот я: закончу мединститут и зашлют меня на три года в деревню Гадюкино долг перед родиной выполнять. Скука смертная.

– Как Виктор? Воюет? – вспомнила Эля. – Не вовремя он институт бросил. За что воюем не пойму.

– Не знаю, – сказала Милочка, – я газет не читаю. Папа толком тоже не объясняет.

Она переменила тему:

– Эля, тебе никогда не хотелось быть знаменитой?

– Мне и сейчас хочется, тогда у меня будет нескончаемая очередь заказов на оформление всяких разных объектов.

Надо сказать, что по Элиным ученическим проектам были оформлены выставка цветов и два кафе в городе. Хорошее начало для молодого мастера.

– Я серьёзно, – не унималась Милочка. – Вот закажут тебе выставку оформить. Может, погрызёшься с кем-либо из своих за этот заказ. А толку-то. Напишут твоё имя маленькими буквочками в дальнем углу, никто и не заметит. Вот Рубенс или Пикассо, даже Ван Гог – другое дело. Хочется известности в мировом масштабе.

– Если хочется известности в мировом масштабе, можешь снова в актрисы податься, – поддела подругу Эля.

– Нет. Ерунда это, – спокойно ответила Милочка, – никому эти актрисы не нужны и никто их не помнит. Надо придумать что-нибудь помасштабнее. Революцию, например, возглавить.

Про революцию Эле понравилось. Она была прирожденным лидером, её слушали и за ней следовали. Стали вспоминать революционеров. Вспомнили Робеспьера, Марата и Ленина. Поразмыслив, решили добавить к списку революционеров Христа. Помня недавнюю славу хиппи с их сексуальной революцией, бороться решили за братство, равенство и мир во всём мире.

– Равенство и братство и вдобавок бессмертие человечеству Иисус пообещал. И как его отблагодарили, – разглагольствовала Эля. – Надо что-то масштабное, но менее взрывоопасное. Типа, избавление от всех болезней навсегда.

– И вечную молодость в придачу для полного счастья, – добавила Милочка.

Такая программа понравилась обеим, решив на досуге подумать над её осуществлением, девушки перешли к обсуждению друзей, знакомых и их проблем. Этого вполне хватило на дорогу домой.

Милочка долго не осознавала насколько красив был город, в котором она жила. Воспринимала его как временное пристанище, обузу, от которой надо поскорей избавиться. Вот Эля всегда любила его. Город на самом деле был уникальный. Центр одного из крупнейших промышленных районов, был основан около трёхсот лет назад. В нём начисто отсутствовали бесконечные пригороды с перекошенными временем постройками двухсотлетней давности. Не смотря на обилие промышленных предприятий, город выглядел опрятно и уютно. Не последнюю роль в создании уюта играли многочисленные парки, в которых во множестве росли фруктовые деревья. Фруктовые деревья также росли вдоль улиц, во дворах домов. Весенними днями город погружался в бело-розовую пену цветения. Первыми обильно цвели абрикосы, на них цветочные бутоны раскрывались раньше, чем почки с листьями. Затем, одновременно с листьями, появлялись цветы на вишнёвых деревьях. По пышности цветения вишни немногим уступали абрикосам. Через пару недель, когда весна уже была в разгаре, на покрытых молодой пронзительно яркой зеленью яблонях и грушах распускались крупные светло-розовые цветы. Когда весна уступала место жаркому лету, вспыхивали роскошные пышные соцветия-свечи среди причудливо вырезанных листьев каштанов. Каштаны росли вдоль центральных улиц города. Поспевали плоды в таком же порядке, начиная с абрикосов и заканчивая каштанами. Спелые абрикосы падали с деревьев, дворники не успевали их убирать, тротуары были усыпаны рыже-розовыми плодами к неудовольствию прохожих, боящихся поскользнуться на них и упасть.

Мальчишки по утрам собирали абрикосы с ближайших деревьев и дёшево продавали их у магазинов. Хозяйки выбирали плоды покрупнее и послаще и варили варенья и джемы. Пресытившись абрикосами, жители города почти не обращали внимания на поспевающие яблоки и груши. А такую мелочь как вишни, они и вовсе не видели. Вишни оставались на ветках деревьев, когда с них осыпались листья. Наступали холода, уцелевшие на ветках, не склёванные птицами, высушенные солнцем и морозом, снятые с заснеженных веток, покрытые влажной испариной от внезапного тепла ладоней, сморщенные чёрные вишни превращались в изысканное лакомство. Милочка и Эля срывали их с деревьев в парке во время лыжных прогулок.

Ближе к осени с первыми жёлтыми листьями с деревьев опадали каштаны. От удара о землю их колючая мясистая оболочка раскалывалась, освобождая гладкое, блестящее, золотисто-коричневое ядро. С каштанами играли дети и собаки. Редко кто мог удержаться, чтобы не положить в карман или пару глянцевых тёплых каштановых ядер.

Любой мало-мальски уважающий себя путеводитель в списке достопримечательностей сообщал, что в городе миллион роз и тысяча фонтанов. И розы, и фонтаны были повсюду: в парках, скверах, вокруг общественных зданий и жилых домов, вдоль улиц.

Посреди этого цветущего, благоухающего и искрящегося великолепия на месте спонтанно образовавшегося посреди новостройки пустыря, кто-то, пресытившись цветом и светом, посадил сосны. Нельзя сказать, чтобы это была изначально плохая идея, но со временем, когда сосны выросли, парк стал выглядеть мрачновато и страшновато. Сосны стояли ровными рядами слишком близко друг от друга. Кроны деревьев смыкались вверху, нижнюю часть посадки представляли их шершавые красноватые стволы. Из-за рассеянного ветвями света между стволами всегда висела сизая прозрачная дымка.

Сосновый парк находился в сотне метров от больницы, где работала Милочка. Проходя через него по утрам, Милочка ускоряла шаг. Можно было бы обойти стороной, но тогда она опаздывала бы ещё больше. С работы она возвращалась другой дорогой.

Работа Милочке нравилась. Она с усмешкой вспоминала, как поначалу мучилась и не хотела учиться. Первые три года обучения она была в полушаге от того, чтобы забрать документы и бросить институт. И только уговоры друзей-однокурсников убеждали ее продолжать учёбу. На четвёртом курсе, когда начались клинические дисциплины, она неожиданно для всех вырвалась в число первых на курсе. Стоило ей на мгновенье прикоснуться к обнаженной части тела – руке, колену, лбу – и диагноз пациента переставал быть загадкой. К тому же, у неё оказались хорошие руки, ей удавались всё манипуляции и операции. Осознав эту свою особенность, Милочка сначала удивленно приподняла брови, а затем рассмеялась:

– Обалдеть, как круто. Да у меня дар похлеще, чем у тебя, Нинон. Людей лечить – не на картах гадать.

Нина не соглашалась, утверждая, что предсказывая будущее, она тем самым лечит души, а душа, как известно важнее тела.

– В здоровом теле, здоровый дух, – не сдавалась Милочка.

Больница находилась в пятнадцати минутах ходьбы от дома, если идти короткой дорогой через сосновый парк. Дорога между соснами занимала минут пять. Милочка проходила этот отрезок пути на предельной скорости. Представляла, что перед ней вдруг из ниоткуда материализуется грабитель, насильник, убийца, монстр и мало ли кто ещё . И однажды он появился. Не перед ней, а сзади. Милочка вдруг почувствовала кого-то у себя за спиной. Шла она по тропинке густо покрытой опавшей хвоей, которая поглощала звуки, поэтому шагов своего преследователя не слышала вплоть до момента, когда он приблизился к ней на расстояние вытянутой руки. Она осторожно повернула голову, но никого не увидела. Тогда она остановилась и обернулась. Так и есть. Мужчина. Молодой, высокий. В руке дорожная сумка. «В сумке пилы, ножи, верёвки, прочие нужные маньяку вещи», – подумала Милочка, а вслух сказала:

– Проходите вперёд, пожалуйста. Вижу, вы спешите.

Мужчина, обогнув Милочку, пошёл вперёд. Она немного задержалась на месте и продолжила путь. То ли мужчина шёл слишком медленно, то ли она слишком быстро, но через пару секунд Милочка уже дышала ему в спину. Теперь обернулся он: