– Чего вам надо? – крикнул Юра из–за камня.

– Мясо, – послышалось в ответ.

Этот крик перешел в многоголосный вой, от которого стало так жутко, что подмастерье пожалел, о своем вопросе. Он вздрогнул всем телом, но еще больше он вздрогнул, когда перескочив через валун, перед ними, оказался один из зараженных, с ножом в руке.

Он успел рассмотреть лишь, воспаленную рану на пол лица, и горящие безумием глаза, а после зараженного смело выстрелом в ближайшие кусты.

Иван вставил новый патрон в опустевший ствол, и Юра, опомнившись, взвел свой пистолет. Пули над головой свистели все реже, но все ближе трещали сучья, и шлепало по грязи.

– Ну, погнали! – выдохнул мастер.

Первыми полегли те, у которых было оружие. Последний, успел выстрелить, и у уха Юры взвизгнула пуля. Рука дрогнула, он промахнулся, но заряд картечи тут же сбил зараженного с ног. Далее началась стрельба по движущимся мишеням.

Зараженные, мчались на них без страха. Их изуродованные лица искажала бессмысленная злоба. В руках были топоры, вилы, ножи, и просто обломки палок и ветвей. Они безумно вопили, не замечая, того что рядом падают, сраженные пулями и картечью сотоварищи. Они даже не замечали легких ран.

Юре было страшно на это смотреть, но он стрелял. И стрелял на поражение до тех пор, пока уже некому было бежать. Тех, что еще могли ползти, хладнокровно добивал Иван.

***

Парень стоял над одним из трупов, и отрешенно смотрел, как из–под него в грязь, вытекает алая кровь. Это была молодая девушка, с едва заметными следами заражения, лишь несколько язвочек на шее и лице. Она смотрела в небо широко раскрытыми, голубыми глазами, а волосы полностью утопали в раскисшей грязи. Лицо, еще минуту назад, искаженное яростью и злобой, разгладилось и приняло спокойно–безмятежный вид.

У Юры дрожали руки, к горлу подступил удушающий ком.

Сейчас, когда бой, да что там бой, просто бойня окончилась, до него вдруг дошло, что он только что, убил более десятка людей. Пусть зараженных какой–то заразой, но живых, простых людей. Он, не задумываясь, убивал нечисть. Но то нечисть. А здесь…

Парень выронил пистолет и закрыл глаза руками. Но перед ним было безмятежное лицо, с небом, отражающимся в голубых, неподвижно застывших глазах.

Иван отнял руки от лица, замершего подмастерья и влепил звучную пощечину. Парень пошатнулся и чуть не упал в грязь.

– Подними пистолет, – грозно рявкнул мастер.

Юра поднял, и с накатывающимися на глаза слезами растерянно смотрел на Ивана.

– А теперь вытри его и заряди! – парень машинально сделал, что было сказано, и тут же получил еще одну пощечину. – Еще раз увижу, убью придурка!

Подмастерье сунул пистолет в кобуру, и потер горящее от удара лицо. Тут же внутри разгорелась злость. Он стиснул зубы, зарычал и бросился на мастера с кулаками.

Первый удар Иван проворонил. Едва не потеряв передние зубы, он тут же увернулся, от метущегося в лицо второго кулака, и в пол силы, но ощутимо ответил ученику, ударом под дых.

Юра перегнулся, сипя, отшагнул назад. Нога оскользнулась, он сел в придорожную траву. Продышавшись, парень взглянул на мастера, уже прояснившимся, недовольным взглядом, но не сказал ни слова.

Иван слизнул выступившую на разбитой губе кровь, сплюнул ее в грязь и косо улыбнулся.

– Ничто, так не отрезвляет, как хамство, грубость, и здоровая злость. Пришел в себя истеричка?

– Да, – с недовольством ответил Юра и отвернул лицо.

Мастер присел рядом, приобнял за плечо, потом взъерошил ему мокрые волосы.

– А ты не дуйся. Не дуйся говорю. Мне тоже гадко на душе. Да, несчастные больные, люди. Но ты ведь слышал кто мы для них?

– Мясо, – ответил Юра, повернув лицо.

– Не знаю, как тебе, а мне мое мясо дорого. Оно на мне давно растет.

– Мне, мое тоже, – вздохнул парень.

– Ну вот. Так что, если видим зараженных, делаем что?

– Валим.

– Фи! Что за жаргон? – наигранно скривился Иван. – Стреляем на поражение. Это больше не люди. Считай, что это нечисть. Как ты там говорил? А, зомби.

– Принял наставник, – покорно согласился Юра.

– Вот и ладушки. А теперь, я займусь трупами, а ты, найди в мешке автомат. В багажнике как раз остались магазины к такому же. Короче заряди все магазины, заряди автомат, а магазины рассуй по всем свободным карманам. Все, выполняй!

На душе было все равно погано. Но Иван дело говорил. Юра был обязан ему многим, в том числе и жизнью, и привык доверять как самому себе. К тому же, если он хочет стать мастером, то слово наставника закон. Это хоть немного, но разгрузило его совесть. Ведь, за него, все решил наставник. А он что, он просто подмастерье. Ему сказали, он выполняет.

Пока Иван, весь вывозившись в грязи, стаскивал в кучу тела, Юра, влез в мешок и присвистнул. Куча дефицитных, штампованных патронов от нечисти с разными начинками, новехонький автомат, и дробовик, уже само по себе сокровище. Но когда он, нашел кошель, набитый золотыми и серебряными монетами, то присвистнул вторично.

Руки сразу же зачесались. Неодолимо потянуло стырить несколько монет. Юра одернул себя, и мысленно обругал. Он давно уже не вор. Теперь он честный, уважаемый человек. А обворовать Ивана, который делит с ним последний кусок хлеба, а то и просто, сам не съест, а все отдаст, парнишке, верх паскудства. Он обругал себя еще раз. Все никак не выветрится воровское прошлое.

Парень затянул кошель, и бросил обратно, загреб горсть патронов, отбросил ружейные и стал набивать магазины. И пока зарядил все магазины, чадящий черным дымом, костер уже прогорел. Ветер, разносил по лесу пепел, словно не было только что, обезображенных, человеческих тел. Чьих–то отцов, матерей, сынов и дочерей, разум которых забрала неведомая зараза.

К мотоциклу подошел Иван. Подмастерье лил из канистры воду, пока тот тщательно мыл руки, и смотрел на его хмурое сосредоточенное лицо. Все же мастеру впрямь было не по себе. Просто, он пытался это не выдавать, держал в себе, как и подобает, всякого повидавшему мужчине.

А он тут сопли развел. Юре стало стыдно. И стыдно за то, что совершил, такую дерзость, как поднять руку на наставника. За такое мастера, просто бросают учеников на произвол судьбы. Да еще после, отлученному, никто руки не подаст. Это позор. А Иван, кажется, вовсе забыл о его выходке.

– Вань, ты прости, что поднял на тебя руку, – понурив голову, сказал он. – Я пойму, если ты отречешься от меня.

– Юрка, ты дурак совсем? – усмехнулся Иван. – Я сам был молодым. Я все понимаю. И спровоцировал тебя я сам. Я других способов остановить истерику и панику, просто не знаю. Все, забыли. – Он хлопнул парня по плечу. – Давай лучше Грома покормим. Сами пока перебьемся. Ты не против?

– Конечно нет, – Юра почесал за ухом вывалившего, длинный, розовый язык пса. – Он сегодня растратился.

***

По пути к развилке дорог, встретилось еще несколько зараженных, но они просто не смогли угнаться за выскочившим на хорошую дорогу мотоциклом. Они были обрызганы грязью, облаяны псом и с бешеными лицами что–то кричали охотникам в след.

На развилке Иван свернул на земли рыбаков, которые их встретили тишиной, и обреченностью, неубранных, загнивших, пшеничных полей. Зловещей тишиной, опустевших причалов, сиротливо качающимися на резвых волнах лодками, и развевающимися по ветру, рваными сетями.

Они подъехали к рыбацкому поселку, что сгрудился, скоплением, избушек и землянок у излучины реки. Ворота распахнуты. Одна створка вовсе была оторвана и валялась на земле. По пустым улицам, ветер кружил листья и мусор. Собаки стайкой загоняли дико голосящих курей. А на избах и землянках, досками были заколочены окна и двери.

На заросших сорняками огородах, гнили никому не нужные овощи. Свиньи похрюкивая, спали в цветниках. Коза, склонив изогнутые рога, пугала тявкающую на нее шавку.

Мороз пробрал по коже от запустения. Люди покинули поселок, судя по всему не так давно, но не забрали с собой ни скот, не урожай.