«Станешь моим настоящим братом, лучшим другом. Я сам займусь твоим воспитанием. Я обучу тебя всему. И мы сбежим, когда мне исполнится восемнадцать. Нет! Шестнадцать! Я не хочу, чтобы ты так долго был в этом ужасном месте!» – думал Лин, сидя на своей кровати и держа в руках сопящего розового братика. Взгляд у старшего был влюблённый и искренний. Длинные худые пальцы так и намеревались погладить хрупкую головку младенца. Сердце в груди неровно стучало при мыслях о возможном спасении себя и мальчика, которого он полюбил с первых минут его жизни. Родители не дали ему имя. Лин выбрал ему сам, но скоропостижно забыл. Не прошло и недели с рождения безымянного брата, как мальчик в страшной агонии умер. Ника возненавидела младшего брата за то, что тот вечно кричал, испражнялся под себя, не давал спать ночью, много ел и главное – требовал от матери внимания. Девочка в тайне ото всех скормила младенцу несколько кусочков жаренной картошки. Тот умер от отравления.

В момент, когда глаза, цвета чистого неба, беспамятно закрылись, а мягкие руки зачерствели и обвисли в ладонях матери, Лин почувствовал хруст внутри себя. Хруст сердца, которое разбилось прямо между рёбер на несколько тысяч осколков. Хруст костей, которые не выдерживали груза негативных эмоций. Хруст своих челюстей, сжавшихся до боли, чтобы сдерживать слёзы, которые предательски скатывались по щекам. Отец тогда сильно шлёпнул Линхёна по шее, чтобы парень не ревел, как смазливая девчонка. Лин обиженно провёл пальцами вдоль мокрых дорожек под глазами, а потом гордо вскинул голову на отца. Отец всмотрелся в блестящие зрачки сына и отпрянул, заметив что-то нездоровое во взгляде Лина. На удивление, мальчик быстро успокоился и моментально окаменел.

Процесс закрытия своей девственной души даётся каждому человеку тяжело. Чтобы спрятаться от внешнего страшного мира, нужно почувствовать тот самый переломный момент, когда стоит разделить жизнь на «до» и «после».

Лин уловил это мгновение.

Прошло ещё два года. Лину исполнилось двенадцать. Нике – семь. Отец перешёл с алкоголя на более тяжёлое и опасное – наркотики. Мама следом сделала то же самое.

Родителям было весело. Их больше не волновали долги, нехватка денег, голод и собственные дети. Одна доза – и день прожит не зря.

Вскоре радостные вечера стали превращаться в ссоры и крики. Родители начинали ругаться: мать била отца, отец начинал ломать мебель. Смотреть на это Линхёну было смешно. Он видел в родителях глупых и недалёких созданий, которые не поделили метр воздуха. Причинами для конфликтов родителей могло послужить любое невовремя сказанное слово.

Прошёл тяжёлый год. Лину исполнилось тринадцать. Возраст, когда его детская круглая мордочка огрубела и вытянулась: щёки впали в тёмные скулы, челюсть по-мужски распрямилась, глаза изящно распахнулись и засветились по-взрослому – стал походить на своего отца. Линхёну не нравилась сильная схожесть с отцом, и отцу не нравилось, что сын «переплюнул» его самого по красоте. Избиения продолжались, теперь уже и по этому поводу. Отец постоянно пытался ударить сына в нос или полоснуть ножом на лбу или глазам. Лин хитрил и умело отворачивался, пинал отца в ответ, толкался или вырывал оружие.

Жизнь Линхёна в этом месте закончилась – его тайная мечта сбылась.

На улице в этот день был проливной холодный дождь. Линхён сидел в кривой позе на своей кровати и впустую листал школьный учебник. Ника сидела рядом и дёргала свою измученную до ниток куклу. По бокам у игрушки торчали лоскутки напиханной внутрь ткани. Лицо у Ники скосило в злорадной усмешке, когда она дёргала за ещё целые места куклы. Лин посчитал это недобрым знаком.

Родители танцевали под собственные песни в другой части гостиной. Они кружились, плавно двигались и крепко обнимались. Хватка у отца была мёртвой – на это Линхён всегда обращал внимание. Ничего не предвещало беды. Родители даже ни о чём не говорили. Но вдруг, Лин даже не успел и поднять головы, как обмякшее, пьяное и разгорячённое тело матери упало с жутким грохотом на пол. Ника уселась прямо, скинула куклу и испуганно вскрикнула.

Сердце пропустило удар. Лин приблизился к сестре и велел не влезать в конфликт, но сестра, как и всегда, брата не послушалась. Девочка сделала роковую ошибку, когда полезла отрывать отца от матери, которую тот зло избивал. Тогда под сильную руку попала и Ника. Лин слышал её крики, потом её же просьбы о помощи. Видел, как лицо девочки багровеет и истекает кровью. Заворожённо рассматривая кровавое месиво, Лин подловил себя на мысли, что ему это нравится. Ему нравится, что ведомая противная мамаша получила своё за тринадцать лет его жизни. Ему нравится, что Ника – тварь, испортившая ему жизнь, – наконец-то была наказана за все свои проступки. Зрачки осветились красным огоньком, который мигом погас, когда в дом забежали соседи. Они услышали крики Ники с улицы.

Ника умерла от болевого шока. Отец и мать со сломанными ногами и руками отправились в тюрьму за несколько сотен километров от города. А Лин попал в детский дом.

Глава 13. Мама

Милиционер за рулём молчал. Женщина рядом с ним нервно сжимала тонкую папку с документами.

Линхён рассматривал их сзади с нескрываемой неприязнью, но глаза горели не от того. За окном машины менялись пейзажи города. Центр Бардова был, в сравнении с Частным сектором, большим, высоким, людным. Лину это нравилось. Он затаил дыхание, чувствуя, как колёса машины стали гудеть под ним и медленно останавливаться. Показалось скромное здание детского дома, откуда с удивлённым выражением лица выбежала Мисс Крольчиха.

Женщина с папкой печально вздохнула и вышла из машины. Крольчиха вцепилась в неё, стала испуганно заглядывать в окна автомобиля и что-то эмоционально говорить.

Лин нахмурился. Стало не по себе, когда директриса стала вести себя как сумасшедшая. Мальчик поёжился в кресле, смял в руках свой портфель и принялся ждать разрешения выйти.

– Боишься? – неожиданно пробурчал водитель, грустно взглянув на сироту через зеркало заднего вида.

– Нет, – строго и быстро ответил Лин, невольно поджав плечи.

– Все так отвечают, – слабо улыбнулся. – Сколько лет работаю, а каждый раз поражаюсь вашей храбрости.

Линхён вопросительно согнул свои чёрные брови и склонил голову.

– Ты хороший малый, – продолжил милиционер. – Вижу в тебе стойкость и уверенность. Желаю тебе лишь не растерять её за стенами детдома. Дети там разные. И многие Частники.

– Зачем Вы запугиваете? – грозно произнёс Лин.

– Не запугиваю, а предупреждаю, – мягко ответил мужчина, почесав пухлыми пальцами щетину на подбородке.

– Ощущение, что вы боитесь Частников.

– Что? – всполошился и обернулся на мальчика.

Лин довольно улыбнулся:

– Я не верю в то, что весь Частный сектор стал столь опасным и страшным, потому что там убили нескольких людей. Это глупо. Отрезать целый кусок города от общей жизни, потому что одни дебилы зарезали других.

Милиционер вздрогнул.

– Уверен, – продолжил Линхён, – есть более веская причина, почему Частников невзлюбили. И вы, Мистер Милиционер, это знаете.

Мужчина испуганно отвернулся, снова прикоснувшись руками к лицу. Взгляд у него устремился куда-то вдаль, а рот чуть приоткрылся.

– Приятной Вам работы и спокойной ночи, – тихо закончил Лин и открыл дверь, после чего моментально попал в тёплые, приятно пахнущие объятия Мисс Крольчихи.

Женщина приподняла подбородок Лина и ласково провела тонкими пальчиками по острому контуру лица. Она по-доброму улыбнулась и мягко произнесла:

– Мне так жаль…

– Если Вы про родителей, то не стоит, – резко отозвался Лин и отстранился.

– Хорошо, – она кивнула и всё-таки дотронулась до парня ещё раз, погладив по плечу. – Пойдём?

Линхён послушно зашагал по мокрому асфальту. В голове было пусто. Тело казалось ватным и неживым. Ноги сами двигались, руки сами удерживали сумку, а голова сама поднималась и опускалась.