Прозвенел колокольчик. Обрадовавшись новому посетителю, я вылетела из уборной и расстроилась. Это была Дороти.

Дороти – местная жительница. Бездомная жительница доков. Мое ранимое и сострадательное нутро однажды не оставило без внимания голодную женщину, так вот теперь Дороти ежедневно наведывается за чашечкой кофе и тарелкой супа.

– О, мисс Гарсия! – Обратила она свои телячьи, бледно-голубые глазки на меня.

– Дороти, мы же договаривались, просто Селина. – Ни о чем не спрашивая, я ушла в кухню, чтобы налить Дороти острого супа.

– Твоя доброта не знает границ. – Откланялась женщина.

– Как и ваша наглость. – Едко заметила Эбигейл.

– Эбби! – Стукнул я её локтем в бок.

– Селина, этот огненный львенок прав. Я нагло пользуюсь твоей добротой. Обещаю тебе, моя добрая девочка, однажды я отплачу тебе.

– Дороти, хватит разговоров, вы ведь знаете, что я не оставлю вас голодной. – Улыбнулась я.

Дороти было всего около сорока. Если её хорошенько отмыть, приодеть и расчесать, получилась бы вполне приличная, красивая женщина. Сейчас же передо мной стояла потасканная дама в драном, зеленом пальто, с копной спутанных, бардовых волос. Седина отросла до ушей, губы потрескались от холода, как и кожа рук. Я побоялась представить, что бы стало с Дороти, не корми я её.

Дороти присела за свой любимый столик, тот, что был в самом углу, рядом со стойкой. От неё разило помоями и сыростью, но лавандовые ветви этот запах сегодня перебивали – уже как минимум один плюс в пользу моего решения их выставить.

– А что это за корзинка? – Спросила Дороти, прижимая ладони к теплому стакану.

– Ветви лаванды. По старинному поверью, они были талисманом для одиноких женщин. – Отчеканила я и опомнилась. – Эбби, ты забыла выдать ветвь!

– Так ведь мы выдаем их за покупку кофейного напитка… – Съязвила она, но тут же вытащила одну веточку и отнесла Дороти. – Вот. Может, и правда сработает.

Дороти лишь усмехнулась, но все же приняла цветок и положила в дырявый карман.

– Воспользуюсь в качестве духов.

– Боюсь, одной веточки мало…

– Эбигейл! – Уже строго прикрикнула я.

За весь день к нам пришло всего двадцать человек, включая Берча и Дороти. Выручка оставляла желать лучшего. Эбигейл ушла в семь, ей нужно было подготовить эссе, я же, естественно, просидела за столиком у стеклянной двери до самого закрытия, то бишь до десяти часов вечера. Накинув свое громоздкое темно-серое пальто, я распустила густые волосы, выключила свет, пробежалась глазами по помещению, прихватила швабру-щетку и отправилась возвращать владельцу. Вечером жизнь в доках только начиналась, но, несмотря на то, что сегодня воскресенье, было мертвецки тихо. Оглушительно тихо. Может, Эбигейл сама запуталась в днях недели?

Я вышла из скрытого за домами дворика, повернула направо, бросила взгляд на водную гладь, и пошла к пабу Буша. Предвещая шуточки, которые будет пускать заядлый юморист Нил, я передернулась. Он мечтал стать комиком, но никак не мог пробиться на сцену. Против его юмора я ничего не имела, иногда даже заливалась смехом, но прямо сейчас мне хотелось поскорее запрыгнуть в автобус и воткнуть наушники.

Странно, но даже фонари не горели сегодня у доков. Не было и света, падающего на каменное покрытие дорожки в этот вечерний час. Стук моих сапог раздавался эхом. Когда я повернула к нужной двери, в соседнем магазине – хозяйственной лавке Берча, – прогремел выстрел.

От неожиданности я подпрыгнула, выронив щетку. А вот от нахлынувшего страха, быстро подняла её с земли и замерла. Грабители? Мистера Берча убили? Сердце оглушительно билось в груди, ноги затряслись, да что там, я была готова расплакаться как девчонка и дать деру, только вот в это же мгновение открылась дверь лавки. С испуга я прислонила к себе щетку, закрыв лицо.

Вот же картина маслом. Рукоятка щетки была тоньше моего запястья, так что она не то, что не прикрывала мое тело, она скорее кричала: «А вот и я!». У самой же щетки были редкие прутья, и я, как идиотка, прикрывала ею лицо. На пороге лавки появилась фигура. Даже за эти пару секунд я заметила, насколько вальяжны движения этого парня, или мужчины, в темноте не определишь. Он обернулся. Я точно разглядела его каштановые волосы, отливающие бронзой, но самое главное – глаза. Пугающие глаза, цвета преисподней. Они смотрели прямо на меня, да так пристально, что я уже мысленно себя похоронила. Мой камуфляж в виде щетки явно не сработал. Что делать? Броситься бежать, или читать молитву? Или стоит вспомнить все лучшие моменты жизни? Ещё пару секунд, и я от страха грохнусь в обморок.

– Райан, есть там кто? – Донесся низкий, скрипучий голос из лавки, покрытой тьмой. Только сейчас я заметила разбитое окно и опавшие осколки.

– Чисто. – Ответил владелец дьявольских глаз, зашел в помещение и закрыл за собой дверь.

Ещё с минуты две я стояла, прикрываясь щеткой, страх сковал тело, хотя разум кричал: «Беги, идиотка!». И я, наконец, побежала. Бежала, не оглядываясь, не останавливаясь, наплевав на брошенную прямо в Бирмингемский канал щетку Нила Буша.

Водитель автобуса меня узнал и поздоровался, я кивнула, протянула дрожащими руками мелочь и убежала в самый конец, где плюхнулась на излюбленное сидение с поручнем, на которые всегда клала руки и голову, слушая музыку. Руки не слушались, наушники повалились на грязный пол, и мне потребовалось ещё минут пять, чтобы их распутать своими непослушными руками. Как только я включила Bittersweet Symphony1, дрожь унялась. Ноты любимой песни струились в уши, успокаивая, обволакивая. Осталось выждать, когда мое сумасшедшее сердце поутихнет.

Теперь можно и поразмыслить над тем, что произошло. Разбитое окно лавки, выстрел… ограбление? Был ли мистер Берч в тот момент в магазине? Если да, значит, я струсила и убежала, спасая свой обширный зад. Если нет – тогда зачем устроили разгром и в кого стреляли? Мелодии в моих ушах сменяли одна другую, ритм менялся, я не успевала переключать нагнетающие ужас песни. Не успевала и за ходом мыслей. Глаза ослепили фары проезжавшего автомобиля, я прищурилась и быстро повернула голову, заметив через двери, что мы едем по моей улице. Уже?

Двери распахнулись, я вылетела из автобуса и поспешила к подъезду. Ещё никогда мне не хотелось так остро попасть домой. Наша семья обосновалась в многоквартирном доме, не самом бедном, конечно, но и уступающем частным домам и элитным многоэтажкам. Лифт остановился на пятом этаже, и, не прекращая нервно напевать играющую песню, я ворвалась в квартиру, напугав маму.

– Селина! – Ахнула она, уронив ботинки Пабло.

– Привет, мам. – Промямлила я, убирая наушники и избавляясь от тяжести пальто.

– Как дела, детка? – Спросила она, следуя за мной на кухню.

– Нормально, – кратко ответила я, осушая стакан воды. – Пабло и Мэттью дома?

– Мэттью весь день проторчал дома, этот лентяй даже не соизволил поменять постельное белье! А Пабло сегодня у Евы.

Ева была невестой Пабло. Из-за приближающейся свадьбы наши и без того хилые сбережения готовились к разорению. Я ничего не имела против Евы, тем более что у неё тоже были испанские корни, да и внешностью она блистала: волосы, цвета вороньего крыла, и глаза, подобные двум лазуритам, приковывали внимание с первых секунд. Но Пабло было известно о нашем положении, и он все равно настаивал на пышной церемонии.

– Понятно.

– На тебе лица нет, Сели…

– Устала, очень устала. – И это было правдой, я еле стояла на ногах.

– Что ж, тогда поспеши в постель. Завтра Эбби, вероятно, будет в школе, и тебе придется приехать к открытию?

– Зачем ты напомнила… – Простонала я и капитулировала в постель.

В этом доме у меня одной была собственная комната. Пабло стукнуло двадцать шесть, а он все ещё делил спальню с Мэттью. Мама же ночевала в гостиной, переходящей в кухню. По крайней мере, у нас была крыша над головой, в отличие от Дороти.