– Я этим не занимаюсь, обращайтесь в компанию перевозчика.

Я добавил напору:

– Вот я и пришёл к вам, чтобы узнать, куда мне обратиться, если мы опоздали.

И тут женщина скучающе мне заявила, что автобус, о котором я говорю, ещё не прибыл. И идёт с опозданием в полтора часа из-за пробок на маршруте.

Я ошарашено смотрел на неё. С одной стороны – облегчение. Вопрос разрешался в лучшую сторону. С другой – шок от человеческого невнимания.

– А раньше нельзя было сказать? – я пытался апеллировать к простым человеческим формам общения, но не учёл, что эти люди при исполнении, и давно развенчали смысл человечности, которая им доставляла только проблемы.

– А табло на что висит в зале? – холодным взглядом женщина впервые посмотрела на меня, повысив голос для убедительности. – Рейс задерживается по причине сложных дорожных условий.

– Ладно, понятно всё, – я развернулся и, сдержавшись от своих комментарий в адрес диспетчерши, которые ей, по-моему, вообще были безразличны, вышел на душную улицу. Сервис Крыма приветствовал гостей полуострова запоминающимся приёмом. Мне не в первой, конечно, поэтому я проглотил и быстро забыл. Главное, вроде бы не опоздали на свой следующий автобус.

На посадочных платформах суета и людской гвалт. Непрерывно подъезжающие автобусы даже моторы не глушили, обдавая людей жаркими потоками выхлопных газов. И к ним – струйки людей, просачивающихся в узком проходе решёток ограждений вокруг мест ожидания. Суетливые, изможденные.

По-свойски здесь чувствовали себя только пожилые бабки с табличками «Сдаю Комнаты». Одна из них ругалась с молодым полицейским, который уже не в первый раз абсолютно беззлобно выводил её с посадочных платформ, оправдывая свою настойчивость замыленной фразой «не положено». Бабка скандально вопила:

– Ишь, ты! Молодой, а такой наглый! Ты бабушку дохода лишаешь, куска хлеба! Не стыдно?!

Бабульку потрясывало от возмущения:

– Чтоб и тебе пусто было! Понял? Вот увидишь, моё слово действенное. Вспомнишь ещё!

Другие бабки-зазывалы, что вальяжно сидели на горячих скамеечках вместе с ожидающими пассажирами, успокаивали её, просили не нарываться, а та, неугомонная, им в ответ:

– А ты меня не учи. Я знаю сама, что надо мне делать, а что нет. Что хочу, то и делаю!

Полицейский в очередной раз выводил старушку и удалялся, а бабка снова семенила к выходящим из автобусов новым приезжим, после чего снова выдворялась с платформ терпеливым надзирателем.

Я сидел рядом с Лесей и смотрел на это представление. Бабка явно была не адекватна. Ажиотаж начинающегося курортного сезона приводил к обострению её отклонений.

В конце концов, полицейский предупредил:

– Ещё раз нарушите, отведу в участок.

Устав от этого сериала, я посмотрел на Лесю и предложил:

– Может, пойдём, погуляем?

– Куда? А если автобус придёт? – округлила глаза она.

– А мы его вон там подождём. – Я кивнул в сторону поворота с улицы, откуда весь пассажирский транспорт въезжал к вокзалу. – У того храма.

На противоположной стороне привокзальной площади празднично возвышался церковный комплекс. Я не сразу его и заметил в этой суете. А теперь глаз хотел рассмотреть его в подробностях, такой изысканной была его архитектура.

Казалось, что весь ансамбль был вырезан искусной рукой из белого, празднично сияющего в солнце, камня. Главный храм не взлетал ввысь лёгкими линиями, а уступами широкой пирамиды поднимался к своей верхушке, которую завершал гранёный зеленый купол с золотым крестом. Уступы волнами округлялись островерхими кокошниками, в которых были вписаны изображения крылатых херувимов и лики святых. Яркие разноцветные краски делали их жизнерадостными и добрыми. Невысокая звонница окружена короткой колоннадой из округло утолщенных по середине колонн в старорусском стиле. Такие же были вписаны и в узорные стрельчатые окна.

Храм выглядел резным теремом, белые каменные узоры которого были покрыты драгоценной зеленью кровли, и горящими в солнце пятью свечками крестов.

Я испытывал эстетическое наслаждение работой неизвестного мне мастера. По сравнению с этим шедевром здание автовокзала в лучшем случае выглядело приплюснутым к земле пляжным павильоном. Его стены тоже были выкрашены зеленой краской, как и кровля храма, но смотрелся этот цвет холодным бездушным пятном проходного общественного места. Ещё эти толпы неустроенных людей в транзитном настроении и высокая сетка забора, сковавшая простор площади.

Мы прошли через узкий проход в заборе на выщербленный асфальт старой пешеходной дорожки, идущей вдоль площади. Колёсики нашего чемодана застучали на её трещинах, а сам чемодан каждый раз норовил завалиться в бок, постоянно попадая в неровности. Я укрощал его весь наш короткий путь, и в итоге мы вышли на улицу, остановившись на минуту в теньке большого раскидистого дерева. Слева стояла остановка городских маршрутов, справа – выбеленные стены храмового комплекса.

Я включил камеру и стал снимать сказочный терем. По углам комплекса с этой стороны кованные зубастые волны ограды упирались в массивные башни в виде шахматной туры под покатой кровлей. Мы прошли вдоль улицы к высоким широко распахнутым воротам, которые приглашали войти. Двор комплекса вызывал восторг. Укрытый зеленью виноградников и финиковых пальм, он манил уютом и тишиной. Леся не стала заходить, оставшись с вещами снаружи, я же коротко обошёл кругом главный храм по мощёной дорожке, – таясь возможных запретов, снимал понравившиеся виды.

Резные скамейки, небольшой фонтанчик в стороне от дорожки, белые каменные слоники – нотка далекого востока в оплоте православия. Уже на выходе я увидел массивную табличку: «Архиерейское Подворье митрополита Феодосийского и Керченского». Богато живёт, однако!

Выйдя на улицу, я заметил припаркованный напротив ворот старый фургончик яркого желткового цвета. Видимо, недавно подъехал. Я подошёл ближе. Его борта давно потеряли глянец и ровность покрытия, во многих местах сквозь вздувшуюся краску пробивались мелкие пятна ржавчины.

Боковая дверь была открыта, а хозяина авто рядом не было. Я коротко взглянул вовнутрь. Не смотря на общий бардак и разбросанные прямо от двери и вглубь верёвки, кастрюли, пакеты и пластиковые бутылки, я увидел, что салон фургончика, просто и функционально был переоборудован в жилое пространство. В глубине – широкое лежачее место, шкаф с рундуками и подъёмный маленький столик. Окна занавешены плотной тканью, неровно висящей на стальной проволочке, растянутой вдоль потолка. Заметил я и новенькую светодиодную ленту, приклеенную сверху по периметру салона. До сих пор такие фургончики я разглядывал только на экране ноутбука в ютубе, и первый раз – вживую.

– Привет! Интересно? – сбоку смеялся, глядя на меня, молодой худощавый парень с редкой юношеской бородкой, загорелый до глубокого бронзового отлива суховатой кожи. Грубая, как будто холщовая, рубаха свисала с узких плеч практически до колен. По лбу – тонкой чертой узкий кожаный шнурок, что не давал жидким длинным волосам развеваться на ветерке.

– Очень интересно, – улыбнулся я в ответ. – Хочу себе автодом соорудить такой же, но пока только присматриваюсь, как у других получается.

– Да легко и непринужденно получается, если не по-богатому делать, а как у меня.

Молодой путешественник подошёл к дверному проёму и кинул внутрь ещё одну канистру, на половину наполненную водой. Потом вытер руки о тряпку, висящую на подголовнике переднего сидения.

– Что, тут и кухня есть? – спросил я.

– Ага. И плитка газовая, портативная.

– Отопитель?

– Есть. Автономный, запитанный на топливный бак.

– А с электричеством как?

– Второй аккумулятор через реле подключен к генератору.

– Всё, как я хочу сделать, – мечтательно протянул я.

– Сделаешь, если надо будет.

Молодой водитель легко посмотрел на меня и спросил:

– Сам откуда?