— София, — серьезно произнес он, — сим я возвожу вас в ранг подмастерья! Давайте ухо!

София довольно робко наклонилась, но Иладин покачал головой.

— Левое! — твердо сказал он. — Правое означает нечто совсем иное. До этого вам всем еще очень далеко!

София подалась другим боком, и Иладин ловко надел каменную серьгу ей на ухо. Остальные ученики разразились аплодисментами и сбежались поближе, чтобы посмотреть, что же она сделала.

София ослепительно улыбнулась. Серьга не была гладкой, как показалось Арону поначалу. Она была покрыта тысячью мелких плоских граней. Грани слаживались в замысловатый вьющийся узор, подобного которому он никогда прежде не видел.

Вот так его лучшая подруга, а в тайне возлюбленная, стала первой из их группы именователем. Арон очень ей гордился, но даже это не перебивало грустных мыслей. Мальчик так хотел обучиться, что готов был пойти на все.

Вот и настал роковой день – сдача экзаменов. Все занятия отменялись, и магистры ежедневно посвящали несколько часов принятию экзаменов. Сумма оплаты следующего семестра напрямую зависела от твоей работы. А определить, в какой день и час ты будешь сдавать, было поручено лотерее.

Многое зависело от короткого собеседования. Неправильный ответ или отсутствие ответа на несколько вопросов легко могли удвоить плату. Из-за этого жребии на более поздние дни высоко ценились: они давали студентам больше шансов подготовиться. После провидения лотереи начиналась бурная торговля экзаменационным временем. Каждый пытался выменять подходящее для него за деньги или услуги.

Арон стал в очередь. Она была большой. Перед жеребенком выстроились в линию около пятидесяти жеребят разного возраста. Были как уже совсем взрослые, которым под двадцать, так и самые маленькие, не достигшие и восьми лет. Академия принимала любых учеников в свои двери, которые могли показаться особенными. Однако тех, кто, в конце концов, не проходил испытания или не справлялся с учебой, прогоняли навсегда, не оставляя шанса на возвращение.

Время шло медленно. Каждые три минуты очередь двигалась вперед, теряя одного пони. Чтобы учащиеся не сошли с ума от скуки и голода рядом, по обе стороны от очереди, были размещены палатки, где предлагали уставшим в ожидании ученикам прохладительные напитки и разную еду. Цены, конечно, кусались, но что поделать. Если хочешь сократить время и не умереть от жажды лучше чем-то заняться.

— Арон, — сказал мальчик, когда, наконец, подошла его очередь.

Какая-то унылая кобылка отметила имя, и он вытащил картонный квадратик из черного бархатного мешочка. Надпись гласила, что жеребенку необходимо явиться в кабинет тринадцатого числа по полудню. У Арона осталось целых пять дней на подготовку.

Когда мальчик повернул обратно к гнездам, его посетила одна мысль. Сколько времени ему на самом деле нужно? И что важнее, сколько он сможет выучить, не имея доступа к архивам?

Взвесив все «за» и «против», он поднял вверх копыто, давая знать, что у него жребий на пятый день и что он хочет его продать.

Через мгновение подошла незнакомая студентка.

— Четвертый день, — сказала она, показывая свой жребий. — Я дам тебе двадцать бит взамен.

Арон покачал головой. Студентка пожала плечами и побрела прочь.

Следующим был Галвен, из медиков. Он подошел к Арону и показал свой билет на сегодняшний день. По его тревожной мордочке и кругам под глазами фестрал догадался, что он не горит желанием оказаться на экзамене так скоро.

— Сто бит возьмешь?

— Не меньше двухсот.

Галвен кивнул, сжав собственный жребий. Это была справедливая цена. Никто не хотел идти на экзамены в первый же день.

— Может быть, позже. Я еще немного осмотрюсь.

Ванар был как всегда бодр и весел.

— Угадай, кто вытянул жребий на сегодня? — он мотнул головой куда-то за плечо. – Лураш и несколько его дружков.

Этого вполне достаточно, чтобы заставить Арона поверить в справедливость вселенной. Повернув голову, фестрал услышал голос Лураша раньше, чем увидел самого единорога.

— …из того же самого мешка. Значит, они погано все перемешали. Надо заново начать это дурацкое мошенничество и…

Лураш шел с несколькими хорошо одетыми друзьями. Их глаза метались по толпе, ища поднятые копыта. Единорог был всего в трех метрах, когда, наконец, поднял морду и понял, что копыто, к которому он идет, – Арона.

Он остановился как вкопанный, скорчил презрительную мину, а затем вдруг разразился лающим смехом.

— Ах ты, бедненький мальчик. Есть уйма времени, но не на что его потратить. Разве Итилгаил еще не пустил тебя обратно?

— Молот и рог, — устало сказал Сирон за его спиной. Пегас стал рядом с Ванаром.

Лураш в ответ улыбнулся.

— Вот что скажу, я дам тебе пять бит и одну из своих старых рубашек за твой жребий. Тогда тебе найдется что надеть, пока будешь стирать жилет в речке.

Дружки за его спиной захихикали, оглядывая Арона с ног до головы.

Жеребенок продолжал изображать беспечность, не желая доставлять единорогу удовольствия. По правде говоря, мальчик очень хорошо знал, что у него всего один жилет, и после шести месяцев постоянного ношения он немного обносился. Ну, совсем обносился, если честно. Кроме того, он и вправду стирал жилет в реке, поскольку никогда не располагал средствами на прачечную.

— Я, пожалуй, откажусь, — легко ответил фестрал. — Мне кажется, у тебя подол чересчур пятнистый.

Арон ткнул в свою жилетку, демонстрируя разницу. Несколько студентов рядом засмеялись.

— Что-то я не понял, — тихо сказал Ванару Сирон.

— Он намекает, что у Лураша, — друг замялся, — «Эдамете», болезнь, которую получаешь от шлюх. Там выделения…

— Все-все, — быстро сказал Сирон. — Я понял. Противно. Лураш еще и зеленое носит.

Лураш, однако, заставил себя усмехнуться шутке вместе со всеми.

— Полагаю, я этого заслуживаю, — сказал он. — Ну ладно, бит для нищих, — единорог вытащил кошелек и позвенел им. — Сколько ты хочешь?

— Десять тысяч бит, — невозмутимо сказал фестрал.

Лураш застыл, уставившись на жеребенка, так и не успев развязать кошелек. Цена была невероятная. Несколько свидетелей перепалки подтолкнули друг друга локтями, очевидно надеясь, что он как-нибудь обдурил Лураша и заставит того заплатить в несколько раз больше, чем его жребий стоит в действительности.

— Прости, — в голосе все та же невозмутимая легкость, — тебе пересчитать?

Было общеизвестно, что на прошлых экзаменах Лураш плохо справился с арифметикой.

— Десять тысяч! Это просто смешно, — воскликнул Лураш. — Тебе повезет, если ты хоть сто получишь.

Арон беспечно пожал плечами.

— Ну, так и быть, согласен на девять тысяч.

— Лучше соглашайся на сто, — настаивал Лураш. — Я не идиот.

Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Арон смирился.

— Сомневаюсь, что смогу отдать за столько… один и четыре? — спросил жеребенок, с отвращением понимая, как жалобно звучит его голос.

Лураш по-волчьи оскалился.

— Вот что я тебе скажу, — великодушно начал он, — я дам тебе двести. Время от времени я не чуждаюсь благотворительности.

— Спасибо, сэр, — смиренно ответил Арон. — Это очень ценное качество.

Жеребенок буквально чувствовал разочарование толпы. Фестрал, как собака, прогнулся за деньги единорога.

— Не стоит, — самодовольно сказал Лураш. — Всегда приятно помочь нуждающимся.

Мальчик, в свободное время, навел в таверне кое-какие справки на семью Лураша и сейчас решил этим воспользоваться.

— Правда, что ты был в Кантерлоте? — невозмутимо спросил Арон.

— Естественно, — рассеянно ответил единорог, продолжая выгребать монеты из кошелька. — Я был при высоком дворе Кантерлота. Дважды.

— А правда, что единороги дворянства считают торговлю презренным занятием для благороднорожденных? — невинно спросил жеребенок. — Я слышал, они считают это явным признаком того, что у аристократа или низкая кровь, или настали действительно отчаянные времена.